Амундсен называл цифры в норвежских кронах, переводил их для наглядности в американские доллары, а потом обратно в кроны, а кроны — в то количество муки, сахара, чая, кусков материи, которое на них можно купить.
Кагот смотрел на столбики значков, добросовестно стараясь уразуметь то, о чем толковал тангитан, но решительно ничего не понимал. Взглянув на него, Амундсен виновато улыбнулся.
— Извините меня. Я совсем забыл, что вы ничего не смыслите в цифрах. Но я бы хотел, чтобы вы знали, что, хотя вы и берете завтра с собой значительное количество продуктов и других подарков, у вас еще остается много заработанного, которое вы получите при окончательном расчете.
— Да, я действительно ничего не понимаюв этих значках, — смущенно признался Кагот.
— А вам бы хотелось понять, что это такое? — спросйл Амундсен, вспомнив предложение Сундбека научить Кагота грамоте.
— Но смогу ли я? — с сомнением спросил Кагот.
— А почему нет?
— Я не верю, что смог бы постичь такое, — засомневался Кагот. — Мне казалось, что способность наносить следы речи на бумагу и постигать их принадлежит только белому человеку. А в книгах, я думал, помещаются только божественные слова и заклинания.
— Нет, — ответил Амундсен, — в книгах помещаются не только заклинания и божественные слова, как вы говорите. В книгах, можно сказать, заключена вся мудрость человечества, сохраненная в веках. Поэтому любознательный человек, если он что-то хочет узнать, прежде всего обращается к книге. В больших городах, расположенных далеко отсюда, есть большие каменные яранги, в которых хранятся эти книги.
— Значит, вы прочитали множество книг? — спросил Кагот, смутно догадываясь, что великий путешественник отправлялся в дальние края потому, что в книгах не находил того, что хотел узнать.
— Да, довольно значительное число, — ответил Амундсен, с удовольствием вспоминая, что нигде, пожалуй, нет такого прекрасного и спокойного места для неторопливого и вдумчивого чтения, как зимовка в Ледовитом океане. За два года пребывания в канадской Арктике он спокойно прочитал те книги, знакомство с которыми, откладывал в других обстоятельствах из-за недостатка времени.
— Я даже страшусь мысли, что мне когда-нибудь удастся прочитать хотя бы одно слово, — с волнением в голосе произнес Кагот.
— А почему бы нам не попробовать? — сказал Амундсен. — Вот вернетесь сюда после своего дня отдыха, и возьмемся не откладывая за изучение счета и грамоты.
17
На земляной мерзлый пол яранги сыпался мелкий снег, а из дымового отверстия сочился синевато- студеный свет. Как всегда бывает в пургу, наружная температура поднялась, и в чоттагине усилились запахи теплой собачьей шерсти, подтаявшего нерпичьего жира и квашеной зелени из деревянных бочек, расставленных вдоль стен яранги.
Не надо идти на охоту, можно понежиться на мягкой оленьей постели, высунув голову в чоттагин, где Каляна уже разожгла костер, готовит завтрак, время от времени с улыбкой посматривая на своего постояльца. Айнана еще спала, дремали и собаки, и только редкая дрожь свернувшихся тел выдавала их всегдашнюю настороженность, готовность к действию.
Алексей Першин довольно быстро привык к здешнему укладу жизни, приноровился ко многим вещам, которые раньше считал невозможными для себя. Вот и теперь он легко выскользнул в чоттагин, надел на рубашку просторную кухлянку и попытался выбраться на волю. Открыв дверь, он увидел перед собой гладкую снежную стену. Каляна подала лопату — широкую китовую кость, насаженную на деревянную ручку. Снег пока пришлось убирать внутрь жилища, наметая его к стене, где стояли бочки с припасами. Откопав выход, Першин, низко пригнув голову и зажмурившись от летящего снега, выбрался наружу и ползком пробрался к задней стене яранги. Он попытался взглянуть в сторону моря, но ничего не увидел, кроме сплошной серо-белой пелены летящего снега.
Першин обошел жилище, осмотрел ремни, захлестнутые за каменные валуны, и ухитрился охватить мгновенным взглядом крышу из моржовых кож. Убедившись, что жилище пока успешно противостоит напору ураганного ветра, собрался уж войти обратно в ярангу, но вдруг почувствовал, как что-то живое ухватилось за него.
— Кто это? — с испугом спросил он.
— Это я! — услышал он сквозь вой ветра девичий голосок и семех. — Это я — Умкэнеу! Испугался?
Першин облегченно вздохнул и строго спросил:
— Ты чего бродишь в такую погоду? Заблудишься, или ветер унесет в море.
— Не унесет, я большая, — ответила Умкэнеу. — Сегодня пурга, И я пришла спросить: будем учиться?
Она по-прежнему цепко держалась за Першина, прижимаясь к нему. Сквозь камлейку и кэркэр он чувствовал ее крепкое, упругое тело. Покрытое темным румянцем лицо было совсем близко, чуть ли не касалось его шеи, и он старался отвернуться.
Умкэнеу, наоборот, казалось, нравилось так прижиматься. Отплевываясь от летящего в рот снега, она сказала:
— Как интересно пахнет вблизи тангитан!
— Пошли, пошли в ярангу! — заторопился Першин и потащил за собой девушку.
Умкэнеу вроде бы сопротивлялась, упиралась и продолжала смеяться. Заснеженные с ног до головы, они вдвоем, к изумлению Каляны, ввалились в чоттагин, чуть не погасив при этом порывом ветра разгоревшийся костер.
— Что ты бродишь в пургу? — накинулась на девушку Каляна.
— Учиться пришла! — ответила Умкэнеу.
— А разве можно в такую пургу учиться? — спросила Каляна, обращаясь к Першину. Она надеялась, что уж сегодня-то, они будут одни.
— Для маленьких детей, конечно, опасно в такую погоду выходить из яранги, — ответил Першин, — но раз Умкэнеу пришла, будем заниматься.
Прежде чем приступить к уроку, позавтракали вчерашним вареным нерпичьим мясом, попили чаю. А тут проснулась Айнана, потом настала очередь кормежки собак. Только после того как были выполнены все домашние работы, Першин вынул грифельную доску, установил ее возле передней стенки мехового полога, чтобы на нее падал свет от костра. Он снова нарисовал букву «А» на доске, поставив рядом «Б», на которой и споткнулось все обучение. Выяснилось, что в живом чукотском языке нет такого звука. Точнее, звуков, которые в русской грамматике называются звонкими согласными.
Глянув на «Б», Умкэнеу смешно скривила нос и протянула:
— Опять этот проклятый тангитанский звук. Долго мы с ним будем мучиться?
— Пока вы не освоите, дальше идти нельзя, — строгим тоном произнес Першин и с упреком сказал: — Ребята же выучили его, а вы с Каляной не можете.
Обе молодые женщины старательно пытались произнести — б… б… б… Маленькая Айнана, думая, что это игра, стала следом повторять: б… б… б…
— Вот видите! — обрадованно воскликнул Першин. — Даже Айнана произносит этот звук!
— Ничего удивительного, — заметила Каляна, — она шаманская дочь.
— Когда же выучим всё эти звуки? — с нетерпеливой тоской в голосе спросила Умкэнеу.
— Все зависит от вашего усердия, — ответил Першин. — Вот когда вы будете знать все эти звуки, тогда приступим к словам.
— А сколько ты сам учился? — поинтересовалась Каляна.
— Девять лет в гимназии, а потом еще три года, — ответил Першин.
