Он умер через три дня, в день своего сорокатрехлетия. В возрасте Аллена Робертсона…
На открытом чемпионате от „Уайт-Сендз“ выступал Сэм Брайер. Он был жалок.
Старейший член гольф-клуба — личность, каких нет в других видах спорта. Его никогда не забывают; за ним сохраняется вся его слава; никому не придет в голову приставить к его имени „старик“; его никогда не оставят в одиночестве в баре. Он всегда отличается почтенным возрастом по естественным причинам и по-прежнему здоров. Он начал играть в двадцать лет и остался верен своему клубу, часто по причине одержанных побед.
Гольф наградил его мускулами большой кошки, волей дога, крепостью дуба. Редко случалось, чтобы он не играл, но обычно довольствовался четырьмя или пятью лунками.
В пору знаменитой „седьмой лунки“ Катермолу, старейшине гольф-клуба Сент Эдм в Болтоне, исполнилось восемьдесят пять лет. Дважды в неделю он проходил четыре лунки, производя достаточно малое количество ударов, чтобы вызвать восхищение других. Однажды, будучи в отличной форме, он сыграл семь лунок, а стиль его был столь безупречен, что Дороти Траш, „Мисс Гольф“ позже призналась:
— Попроси он в этот момент моей руки, я бы ему не отказала!
И около седьмой лунки в память о Событии воздвигли небольшую пирамидку.
Теперь, чтобы история стала интересной, надо описать поле Сент Эдма. Его разбили в конце прошлого века на обширной равнине у подножия холмов между Болтоном и Олдхэмом. Земля была неплодородной, и мистер Херст, бывший тогда президентом клуба, купил ее очень дешево. Оно удовлетворяло игроков той эпохи с его двумя трассами и легкими препятствиями, но не подходило сегодняшним игрокам высокого класса, которые появлялись на нем все реже. С ними исчезли и покровители с тугими и щедрыми кошельками.
Соседние земли и одна трасса были проданы, чтобы решить бюджетные проблемы. Поскольку их засеяли люцерной, несчастье было не таким большим и не задевало игроков до тех пор, пока мистер Арчибальд Снукс не откупил у бедного крестьянина несколько акров земли, чтобы возвести на нем, в двадцати ярдах от седьмой лунки, коттедж.
Члены клуба Сент Эдм принадлежали к той гордой расе, немного высокомерной, но очаровательной, которую английская налоговая система медленно подталкивает к полному разорению.
Мистер Арчибальд Снукс, продававший по бросовой цене продукты сомнительного качества британской армии и флоту, был богат и кичился достатком. Однако, судьба, раздающая смертным свои дары, дала ему только состояние, лишив всего остального. Снукс был толст, уродлив, злобен, неуклюж во всем, кроме умения увеличивать свой счет в банке, и к тому же одноглаз. Из подобного нескладехи гольфиста не сотворить, а потому он с завистливой яростью следил из-за изгороди своего коттеджа за движением ловких и крепких гольфисгов по полю. Стоило мячику одного из них оказаться рядом с седьмой лункой, Снукс не мог сдержаться. Когда мячик оказывался „вне игры“, мерзавец присваивал его, чем сильно ущемлял самолюбие игроков.
Однажды утром на памятной пирамидке появилась оскорбительная фигурка — плюшевая обезьянка с чайной ложечкой вместо драйвера и надписью: „Знаменитому Катермолу по случаю прощания с седьмой лункой“. Придурковатый кэдди притащил ее в бар клуб-хауза и вручил старику. Катермол побледнел от оскорбления — некоторое время его игра в гольф ограничивалась всего тремя лунками.
Снукс однако на этом не остановился, а нашел кое-что получше. Президент клуба получил по почте извещение, в котором Арчибальд Снукс, эсквайр, сообщал о своих претензиях на клочок поля, где как раз размещалась седьмая лунка.
Если во Франции вас обвинят в краже башен Собора Парижской Богоматери, будет не лишним, как говорят, поднять паруса и отплыть в иные края, но если представитель английского закона оспаривает у вас право иметь две ноги, как у всех, то найдутся мудрые люди, которые посоветуют вам посетить хирурга и ампутировать одну из них.
Катермол разглядел опасность, угрожающую седьмой лунке. Конечно, можно было бы переместить лунку на пятьдесят ярдов в сторону холмов, но тогда она перестала бы быть лункой последнего подвига старейшего члена клуба Сент Эдм. И как говорит поэт, жало печали вонзилось в старое сердце бедняги. А сердце это было уже не так крепко!
Однажды апрельским утром Вулсли, секретарь, и доктор Трент, прибыв на поле, застыли в удивлении.
— Кое-кто вернулся вместе с ласточками, — сказал Вулсли.
Их сердечно приветствовал Катермол в твидовом костюме, с альпийской шапочкой набекрень и сумкой через плечо. Трент вздернул брови и проворчал:
— Вчера, он настоял, чтобы я ему дал большую, чем обычно, дозу стрихнина. Надеюсь, он не отважится на безумства.
Катермол не услышал слов доктора, но угадал его мысль.
— Не волнуйтесь, могильщик. Мне сегодня двадцать лет!
Потом обратился к Вулсли:
— Как насчет нескольких лунок?
— Охотно, сэр… Вы хорошо выглядите. Бьюсь об заклад, что сегодня вы сделаете четыре лунки.
— Четыре? — прыснул Катермол. — Вы говорите четыре?.. Я сделаю… Ну нет… увидите сами!
После четвертой лунки Вулсли провел подсчеты и заявил:
— Мистер Катермол, вы просто удивительны! Вы никогда не были в такой форме. Только что я разрешил вам снять глину с мячика, ведь земля очень мокрая. Вы отказались, и я поздравляю вас с этим. Может быть, хватит на сегодня?
— Я пойду до седьмой, — ответил Катермол.
Доктор Трент, следивший за игрой, вмешался в их разговор:
— Только не это, Катермол! Ваше сердце может не согласиться…
— Зато согласна моя рука, — ответил старец, — как впрочем мой драйвер и мой мячик…
Мячик улетел к пятой лунке.
— Двести ярдов! — воскликнул Вулсли. — Кто играет — Катермол или доктор Фауст?
Он отметил четыре удара до пятой лунки, столько же для шестой.
Трент пробормотал:
— Когда я прохожу этот отрезок в пять ударов, я считаю себя асом!
У седьмой лунки мячик замер в нескольких ярдах от грина. Катермол медленно приблизился к мячику. Он выглядел усталым, и Вулсли проворчал:
— Мне хочется отнять у него клюшку!
— Еще бы! — подхватил доктор. — У него грудная жаба…
Не сильная, но все же…
Он замолчал, а потом вместе с Вулсли издал вопль ужаса.
Над изгородью торчала голова Арчибальда. Она еще никогда не была столь отвратительной; она гримасничала и кривлялась, а потом из беззубого рта вырвались бранные слова:
— Седьмая лунка! Обезьянья лунка… Вам теперь не придется доходить до нее… старая развалина!
И вдруг старейшина клуба Сент Эдм вместо того, чтобы послать мяч в лунку, повернулся спиной к грину и нанес удар. Свинг получился редкостный; мячик засвистел, как паровая сирена, и голова Арчибальда Снукса скрылась за изгородью — тут же раздался звериный вой.
Секундой раньше у карлика был один глаз, чтобы смотреть на гольфиста. Теперь он его лишился — мячик Катермола навечно лишил Снукса радости зрения. Старейший член клуба попал в седьмую лунку.
В баре клуб-хауза было холодно и темно. Бармен за стойкой разбирал талоны, вел подсчеты и
