пилила его за то, что он не обеспечил ей лучшей жизни. И наказывала его, запирая двери своей спальни. Так возник погруженный в мрачные думы циник, который совсем немногого ожидал от жизни и столько же давал взамен.
До тех пор, пока в его жизнь не вошла Эри, и он снова не обрел способность чувствовать.
Сейчас, глядя в ее милое, нежное лицо, он не пытался обмануть себя и уверить, что она любит его. Все было не так просто. Эрия Скотт всего лишь была внимательна к людям. Черт возьми, да она проявляла большую заботу о животных, чем некоторые представители рода человеческого заботились о себе подобных! Но это не уменьшало благодарности, которую он чувствовал к ней за заботу, которая светилась в ее глазах в тот момент. Наоборот, он впитывал эту заботу всей душой, как сухая губка впитывает влагу, и чувствовал, как какая-то крошечная часть его души возвращается к жизни, часть, которая иссохлась за долгие годы ухода за больными родителями, часть, которую почти погубила Хестер.
Желание обнять Эри, растворить ее в его изголодавшемся теле, предъявить на нее права, и сделать ее своей было настолько сильным, что он едва усидел на месте. Он не мог говорить, не осмеливался. Не осмеливался и пошевелиться. Разве что отпустить вожжи и крикнуть: «Н-но!»
Повозка пришла в движение, и мир снова стал обычным до тех пор, пока заднее колесо не занесло на скользкой грязи и их не понесло юзом в сторону насыпи на берегу реки. Эри снова прижала руки ко рту и спрятала лицо у него на плече. – Тише, тише, – вполголоса уговаривал лошадей Бартоломью.
Колесо прокрутилось несколько раз и наконец застряло в старой колее. Эри выдохнула, выпрямилась и уронила руки на колени. Пристально глядя на нее, снова ощутив возможность полностью управлять своими чувствами, Бартоломью ободряюще улыбнулся ей.
– С нами все в порядке, – он положил свою большую руку в перчатке на ее маленькую ручку и слегка пожал ее. – Я проезжал этот путь уже не меньше десяти раз, причем в такую же погоду, и, как видите, я все еще жив и даже рассказываю вам об этом.
Она выглянула из-под капюшона своего плаща и храбро ответила на его улыбку. Он взвешивал в уме, стоит ли рассказать ей о возможностях выбора пути, которые у них остались, и предоставить ей решать самой. Идеальным вариантом, по крайней мере для него, было бы разбить лагерь у реки. Они были бы одни. Дрянная погода исключала этот вариант; у них не было тента, у них не было никакого укрытия, за исключением повозки и куска брезента, который также не подходил для этой цели. Единственная оставшаяся возможность, помимо остановки у Джона Апхема, заключалась в том, чтобы достичь Траск Хауса в пяти милях впереди. Вне всякого сомнения, семейство Креншоу проявит любопытство к тому факту, что он путешествует в обществе молодой женщины, но они будут слишком заняты другими постояльцами, чтобы чрезмерно совать нос в их дела, так что Бартоломью останется с Эри наедине большую часть времени. Во всяком случае, до отхода ко сну. Это было больше, чем то, что бы ему дало пребывание у Джона Апхема.
Вопрос заключался в следующем – насколько плоха дорога впереди? Темнота не позволяла что-либо рассмотреть. Он не мог позволить, чтобы его стремление остаться с Эри наедине подвергло ее жизнь опасности. Бартоломью уголком глаза поглядел на нее, и его губы плотно сжались – он боролся со своей совестью. Самое правильное было бы остановиться у Джона, как он и говорил. Самое правильное было бы перестать считать Эрию Скотт своей.
Святые угодники, неужели он и впрямь так о ней думает?
Отрицать это было бы бессмысленно; его потребность в ней становилась такой же насущной, как в еде или воздухе. Он пытался бороться с этим чувством, но с того самого момента, когда он впервые увидел девушку, его душа впитывала ее нежность и мягкость, и он потерял способность думать о чем-либо еще. Она превратилась для него в пагубную привычку, худшую, чем зависимость раненого солдата от морфия.
Его нерешительность пронесла их мимо Апхемов. Дорога становилась все хуже и хуже. Инстинкт самосохранения подчинил себе его мысли, хотя время от времени он и проклинал себя за то, что не доставил Эри в безопасное место, когда у него была такая возможность.
Через две мили после поворота к дому Апхемов повозка совершила очередной поворот и вышла на пологий прямой спуск, в конце которого, как подсказывала ему память, были скалистое ущелье и мост через него. Темнота стала еще гуще, и сквозь льющийся дождь Бартоломью не видел совершенно ничего.
Внезапно коренные резко остановились. В панике они тихо ржали, пятясь назад и тесня пристяжных. Ругаясь сквозь зубы, Бартоломью крепко ухватился за вожжи и, напрягая зрение, пытался рассмотреть, что их так напугало, одновременно произнося слова, которые должны были успокоить животных и подчинить их его воле. Он не мог разглядеть ни моста, ни дороги впереди. Вздувшаяся от избытка воды река ревела так громко, что ему пришлось кричать Эри в ухо, чтобы она его услышала.
– Не могу разглядеть, в чем дело. Надо слезть и посмотреть.
Эри справилась с охватившим ее ужасом, глядя, как он ставит повозку на тормоз, обматывает вожжи вокруг ручки и слезает вниз. Проходя мимо лошадей, он успокоил каждую, похлопав по крупу. Наблюдая за ним, Эри молилась, чтобы если бы он поскользнулся, то успел бы ухватиться за постромки и не упасть вниз, в дико ревущие и пенящиеся волны.
С трудом переставляя ноги из-за налипающей на сапоги грязи, Бартоломью пробрался к передним лошадям. Ветер приподнял капюшон его плаща и пронзительно свистел у него в ушах. Он смахнул капли дождя с лица и, прищурившись, всмотрелся в непроглядную темень, но ничего не увидел. Он отыскал в кармане спичку и чиркнул ею по полоске металла в нижней части повозки – он надеялся, что она оставалась сухой. Спичка вспыхнула, неясно осветив окружающее.
Он вгляделся в дождь и выругался.
Там, где должен был быть деревянный мост – в нескольких дюймах от того места, где он стоял, – дорога заканчивалась стремительным потоком воды и деревянных обломков, который яростно сбегал по скалистой теснине вниз, к реке.
Мост исчез.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бартоломью «сморгнул» капли дождя и прокричал:
– Мост смыло. Я собираюсь подать повозку назад, на случай, если часть дороги тоже размоет. Крепко держите вожжи, а я отведу лошадей.
Дрожащими пальцами Эри размотала вожжи с рукоятки тормоза и кивнула в знак того, что поняла.
