который буквально опалил его.
В голове у него набатным звоном отдавалось требование остановиться. Мозг пытался управлять им. Но тело требовало вознаграждения.
Эри не могла прижаться к нему еще теснее. Она хотела проникнуть в него и оставаться там в тепле и безопасности, где ее никто и никогда не сможет достать. Однажды он обожал и боготворил ее своими руками, своими губами. Теперь она испытывала непреодолимое желание сделать то же самое для него.
Бартоломью застонал. Все его тело сотрясала дрожь. Удовольствие от ее невинных прикосновений было таким непереносимым, что он боялся, что потеряет контроль над собой здесь и сейчас. Когда он больше уже не мог сдерживаться, он взял ее руки в свои, поцеловал ее ладошки, а потом перевернул ее на спину. Она лежала перед ним, раскинув руки, открывая ему полный доступ ко всем ее сокровенным тайнам, и он еще раз отдал дань ее красоте, той страсти, которую она в нем пробуждала.
Мгновение спустя оба они уже парили в раю, забывшись в экстазе чувств, на которые они друг друга вдохновляли.
– Пожалуйста, – охрипшим голосом прошептала она. – Я хочу почувствовать все до конца. Я хочу, чтобы ты был внутри меня.
Господи, он тоже хотел этого! Она было готова: горячая, влажная, нетерпеливая. Ничто в его жизни не могло подготовить его к той страсти, с какой он желал ее и любил ее. Его любовь была слишком сильной, чтобы он мог позволить себе сломать ее жизнь, обесчестить ее в первую брачную ночь. Он знал, что и так взял уже слишком много.
«Давай, сломай ее. Тогда она станет твоей. И только твоей; потому что больше никто не захочет ее».
Разум противостоял желанию плоти. Он мог получить то, что хотел, что они оба хотели, а затем позволить Причарду жениться на ней. Юноша был таким невинным, что ни за что не догадался бы о том, что случилось, но Бартоломью бы знал, что именно он сделал. Его замучила бы совесть. Хуже того, как только он сделал бы ее своей, он не позволил бы другому мужчине прикоснуться к ней.
– О, Бартоломью!
Напряжение в ее голосе заставило его вернуться к реальности и ощутить первую дрожь ее извержения. В неистовом стремлении слиться с ним воедино она раздвинула ноги и впилась ногтями ему в ягодицы, пытаясь протолкнуть его внутрь себя. Щеки ее блестели от слез, а голос дрожал от сдерживаемых всхлипов.
– Пожалуйста, Бартоломью. Покажи мне, как это делается, помоги мне.
– Нет, моя любимая нимфа. Так не годится. Доверься мне. Он нежно сомкнул зубы на набухшем соске и втянул его в рот. Эри начала извиваться, и в то время как он ласкал губами ее грудь, ее руки скользили по сильным мышцам его плеч, а ее губы снова и снова хрипло нашептывали его имя. Вихрь наслаждения подхватил и понес ее, такой же необузданный и могучий, как и в первый раз, когда он довел ее до экстаза. Бартоломью исследовал, ласкал, пробовал и гладил ее тело до тех пор, пока ее не захлестнул неуправляемый поток чудесных ощущений.
Когда он почувствовал, как она замерла, а затем отдалась сладким спазмам финального экстаза, он застонал, скрипя зубами от бешеного желания погрузиться в ее влажное тепло и обрести самому столь долгожданное освобождение. И как только ее тело обмякло у него в руках, он ощутил, как ее руки начали ласкать его возбужденную плоть. Он оцепенел на мгновение, а потом с громким свистом втянул в себя воздух.
– Ради Бога, нимфа, не надо, – он накрыл ее руку своей.
– Позволь мне, Бартоломью, Я хочу доставить тебе такое же удовольствие, какое ты подарил мне.
Он застонал; искушение было слишком велико. Хотя он и не позволил ей ласкать себя, он все-таки был слишком возбужден, ощущая, как ее маленькие, мягкие руки обнимают его естество. Хриплым голосом, тяжело дыша, он произнес:
– Еще немного, и я разряжусь прямо тебе в руки, маленькая нереида.
– Разве это плохо?
Он попытался засмеяться, но из этого ничего не вышло.
– Не для меня, а вот тебе это может показаться грязным и неприятным.
– Не может оказаться неприятным свидетельство твоей любви ко мне. Разреши мне любить тебя так, как ты любил меня.
Несмотря на все его усилия противостоять ей, она оттолкнула его руку и нежно погладила его напряженную плоть. Рай. И ад. Только ощущение ее жаркого, мягкого, влажного тела, обнимающего его, прижимающегося к нему, все глубже и глубже затягивающего его внутрь нее, могло сравниться с экстатическим восторгом, который доставляли ему ее прикосновения. Он настолько погрузился в доставляемое ему наслаждение, что не заметил, как она переменила позу. Когда ее влажный язычок медленно и ласково коснулся его напряженной плоти, он едва не потерял контроль над собой.
Он вырвался из ее объятий и перевернулся на спину, благословляя прохладный воздух, который помог ему вновь обрести самообладание, которое он едва не утратил.
– Бартоломью? – Эри положила руку на его покрытую испариной грудь. – Я сделала тебе больно?
– Нет, – он издал полузадушенный смешок. Взяв ее руку в свою, он поднес ее к губам. – Совсем наоборот, должен признаться.
– Ты имеешь в виду, что тебе понравилось?
– Конечно. Да и кому бы это не понравилось? Но я говорил тебе, каковы будут последствия.
– А я ответила тебе, что меня это не волнует.
Прежде чем он успел остановить ее, она склонилась над ним и взяла его естество в рот, облизывая и посасывая его так, как он ласкал ее груди. Его охватила восхитительная дрожь приближающегося оргазма. Если он не оторвется от нее, он пропал. Но он не мог этого сделать. У него оставался только один
