поэтому хочу на прощание дать вам совет. – Улыбка исчезла с лица пастора, и он тихо проговорил: – Прошу тебя, сын мой, поступи правильно. На этот раз поступи правильно.
Соскочив с бочки, Аллен вышел из сарая. Проводив его взглядом, Конор тяжело вздохнул. Неужели ему теперь не выбраться из этой ловушки? Неужели это – на всю оставшуюся жизнь?
«Поступи правильно, сын мой», – звучали у него в ушах слова пастора. Он крепко зажал уши ладонями, чтобы не слышать слов, которые лязгали, как железные затворы в Маунтджое. Но, очевидно, слова эти звучали не в ушах, а в мозгу. «На этот раз поступи правильно… поступи правильно… поступи правильно… на этот раз», – звучало все так же отчетливо.
Но он не может поступить правильно. Да-да черт побери, он не намерен поступать правильно!
Оливия смотрела вслед экипажу пастора, увозившему и сестер Чабб. За ним ехал фургон Кейти, где сидели ее девочки. Они то и дело оглядывались. Бекки – страдающая и молчаливая, Кэрри – непрерывно выкрикивающая протесты, а Миранда – всхлипывающая, утирающая слезы.
Оливия слышала плач младшей дочери, и ее сердце разрывалось от боли. Закусив дрожащую губу, Оливия крепко ухватилась за столбик веранды, чтобы не побежать за фургоном.
Она убеждала себя, что это – только на время. Она согласилась на компромисс, предложенный преподобным Алленом: девочки останутся на ферме Джонсонов, пока все не решится. Согласилась только потому, что Марта грозилась позвать сюда шерифа, который немедленно отвез бы девочек в приют.
Оливия не знала, как долго она простояла на веранде, не в силах сдвинуться с места, не в силах повернуться и войти в свой опустевший дом. Двигаться – значит думать, принимать решения, находить способ жить дальше, а у нее не было на это сил. Всхлипывая, она по-прежнему стояла на веранде, глядя на дорогу, хотя фургон с ее девочками уже давно исчез в ночи.
Внезапно за спиной у нее послышался шум, и заскрипел дощатый пол веранды. Отпустив столбик веранды, она обернулась и с отчаянием в голосе прошептала:
– Они забрали моих девочек. Забрали моих девочек… Конор шумно выдохнул – и вдруг выпалил:
– Но я не могу жениться на тебе!
Оливия молчала. Казалось, она его не слышала.
– Я не могу этого сделать, – продолжал Конор. – Не могу быть мужем, отцом… Господи, не могу я, не могу! – Он протянул к ней руки, сжимая и разжимая кулаки.
– Вот кто я! Вот что у меня хорошо получается!
Он ударил кулаком по своей ладони с такой силой, что Оливия вздрогнула.
– Я уже говорил тебе, что я не создан для семейной жизни. Не могу я привязаться к клочку земли или к женщине. Я побывал в одной тюрьме и не хочу попасть в другую. Я хочу свободы, черт побери! Свободы, понимаешь?
Оливия ничего не ответила. Даже не посмотрела на него. По щеке ее скатилась слеза, но она не стала ее утирать.
Не выдержав ее молчания, Конор шагнул к ней и схватил за плечи, словно хотел встряхнуть.
– Хочу свободы, понимаешь?!
– Да, понимаю, – ответила Оливия со вздохом. – Я очень хорошо все понимаю.
Она подняла голову, и он увидел ее темные глаза, полные боли и слез. В следующее мгновение Конор почувствовал, что стена, которой он отгородился от нее, разлетелась, разбилась на мелкие осколки, как разбивается фарфоровая чашка, упавшая на пол.
– Оливия, о Господи, не смотри на меня так! Будь ты проклята…
Он отпрянул от нее, словно обжегся. Но ее страдания, как оковы, приковывали его к ней, и они становились все крепче. Ее слезы обезоружили его, поставили на колени, и он понял, что не сможет оставить ее.
Резко развернувшись, Конор прошел мимо Оливии, спустился по ступенькам и зашагал по гравийной дорожке. Откуда-то из темноты донесся его голос:
– Ты выиграла, Оливия. Завтра мы отправимся в город и поженимся!
Она молчала. Молчала, потому что услышала в этих словах горечь. Нет, на самом деле ничего она не выиграла.
В день ее венчания шел дождь. Оливия вошла в церковь вслед за Котором и остановилась в маленьком алькове за дверью. Конор же отправился разыскивать преподобного Аллена. Он совсем не разговаривал с ней в это утро. И его молчание лучше любых слов говорило о том, какие он испытывал чувства. Оливия почти не сомневалась: за этим днем последуют долгие дни такого же молчания. Наверное, он не будет ее обвинять, она сама будет себя обвинять.
Оливия повернулась к зеркалу. Многие невесты Каллерсвилла улыбались своему отражению в этом зеркале. Будучи молоденькой девушкой, полной романтических грез, она когда-то тоже мечтала об этом. Но сейчас она с трудом сдерживала слезы.
Оливия зажмурилась, чтобы не заплакать. Если она сейчас расплачется, то уже не сможет остановиться – вот чего она боялась.
Услышав шаги, Оливия повернулась и увидела в арке Конора и преподобного Аллена. Но только один из них улыбнулся ей.
– Боюсь, мне придется поискать свидетелей, – сказал пастор. – Итак…
В этот момент дверь церкви открылась, и перед ними появились дочери Оливии, а также Кейти и Орен в своих лучших воскресных нарядах, уже насквозь мокрых от проливного дождя. Причем Кейти держала в руках огромный букет гардений.
– Мама! – хором закричали девочки, заметив Оливию. Они поспешили к ней, и она, опустившись на колени, попыталась обнять сразу всех троих.
– Нам так тебя не хватало, мама, – прошептала Миранда, обнимая Оливию за шею.
– Мне вас тоже не хватало, дорогая. – Она поцеловала Миранду в щеку и тихонько всхлипнула.
– Вы с мистером Конором на самом деле собираетесь пожениться? – спросила Кэрри. – На самом деле?
Оливия посмотрела на хмурого мужчину, стоявшего рядом с пастором.
– Да, на самом деле, – ответила она.
Поднявшись на ноги, Оливия вопросительно посмотрела на старшую дочь. Девушка вздохнула и пробормотала:
– Мне очень жаль, мама, что так вышло. Я пыталась объяснить, что произошло, но Марта Чабб вела себя ужасно. Она переиначивала мои слова и…
Оливия прижала палец к губам дочери.
– Все хорошо, моя милая. Все будет хорошо.
Преподобный откашлялся, привлекая к себе внимание.
– Теперь, когда у нас есть свидетели, мы можем начинать.
Кейти Джонсон выступила вперед.
– Преподобный, мне кажется, невесте нужно привести себя в порядок. – Кейти посмотрела на свою мокрую юбку. – И мне тоже. Почему бы всем не выйти ненадолго?
– Да-да, конечно, – закивал пастор. – Мы начнем, как только вы будете готовы. Идемте, девочки.
Преподобный увел с собой дочерей Оливии. Орен же подошел к Конору и представился.
– Мы соседи Оливии, – добавил он, протягивая руку. Мужчины обменялись рукопожатиями.
– А я – Конор Браниган.
Орен кивнул:
– Я знаю. Я видел тот бой. На это стоило посмотреть. Ловко вы отправили старину Элроя в нокаут. Никогда ничего подобного не видел. Потерял доллар, но зрелище того стоило.
– Орен! – раздался голос Кейти. – Мы ведь в церкви! Немедленно прекратите разговор об азартных играх. – Она указала на арку позади них. – Идите же быстрее!
Орен сокрушенно покачал головой.
– Ах, женщины… Вечно волнуются по пустякам…
– Да, верно, – кивнул Конор. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Что ж, пойдемте?
Оливия заметила, что Конор ушел следом за Ореном. «Хорошо бы, чтобы они подружились, – подумала она. – Тогда ему было бы легче здесь прижиться. Если он останется…» Но она не настолько глупа, чтобы думать, будто брачный обет сможет удержать его на месте.
Она прекрасно понимала: Конор согласился на этот брак только потому, что иначе она потеряла бы девочек. И поэтому она постарается стать ему хорошей женой. К тому же она любит его.
Кейти положила ладонь ей на плечо.
– Знаешь, мне твой Конор нравится. Вот, возьми. – Она сунула подруге букет гардений.
Оливия взглянула на гардении.
– Он вовсе не мой, – возразила она. – По крайней мере, он не хочет быть моим. – Сморгнув слезы, она спросила: – Как ты узнала, что мы будем здесь?
Кейти улыбнулась.
– Просто Орен оказался сегодня утром на южном пастбище и увидел, что вы поехали в город. Правда удачно?
– Очень удачно, – кивнула Оливия.
– Мы и подумали, что вам понадобятся свидетели, – с радостной улыбкой продолжала Кейти. – Орен будет с твоим Конором, а я буду подругой невесты.
– Ах, Кейти, спасибо тебе.
Кейти снова улыбнулась.
– Ты же не думала, Оливия, что мы можем бросить тебя, правда?
– Конечно, я так не думала. Спасибо за все.
– Дорогая, не за что меня благодарить. Ты помогла моему малышу появиться на свет. Без тебя, думаю, я не справилась бы. Мы с Ореном никогда не сможем отплатить тебе за это. – Кейти сняла с шеи золотой крестик и надела на шею Оливии. – Вот, носи. – Она окинула взглядом серое платье подруги и нахмурилась. – А почему ты не надела свадебное платье твоей матери?
На глаза Оливии снова навернулись слезы. Когда она была молоденькой девушкой, мечтающей о свадьбе, то всегда представляла себя в свадебном платье своей матери. Но вчера вечером, вынув его из сундука и развернув бумагу, в которой оно хранилось, она поняла, что надеть его не сможет. Белый атлас только подчеркнул бы фальшь происходящего.
– Я не смогла, – пробормотала Оливия, глядя на букет. – Просто не смогла.
Кейти схватила подругу за плечи и встряхнула.
– А теперь послушай меня, Оливия Луиза Мейтленд! Тебе нечего стыдиться, понятно?!
Оливия хотела возразить, но Кейти продолжала:
– Я знаю, что говорили женщины. Я ведь присутствовала на том собрании. Но
