– Чем он так разозлил вас? – с любопытством спросил Говард, когда машина тронулась.
– Ничем, – коротко ответила Сесил, избегая его испытующего взгляда.
Не надо быть такой чувствительной: Нед только пошутил. Она знала, что не следует сравнивать непринужденное общение с ее дочерью Говарда и властный подход Неда, но контраст был слишком велик.
– Мне больше нравится имя Джимми. Говард… – Кэм красноречиво сморщила носик.
– Если хочешь, называй меня Го.
– Го… А что, неплохо, – признала она. – Когда мама сказала, что работает у тебя, я подумала: вот здорово!
– Для тебя он мистер Уэйн, – отрезала Сесил.
Кажется, Кэм уже нашла с ним общий язык. Этого только не хватает! Куда девалось ее ослиное упрямство?
– Мама просто взбесилась, когда узнала, что ты разыграл нас, – пропела Кэм, встав с заднего сиденья. – Похоже, она еще не простила тебя.
– Серьезно?
– Кэм, попробуй уснуть. У тебя усталый вид, – предложила Сесил, не слишком надеясь на успех. Она по опыту знала, что ее ребенку заткнуть рот почти невозможно.
– Она за тебя волновалась, а я – ни капельки.
– Почему?
– Увидела у тебя на руке дорогие часы и поняла, что ты либо удачливый вор, либо богатый чудак. – Кэм довольно улыбнулась и опустилась на свое место.
– Значит, вы волновались обо мне? – В его глубоком, выразительном голосе прозвучала самодовольная нотка.
Почему его голос действует на меня, как пара бокалов красного вина? – подумала она. Все, хватит! Чем меньше она будет думать о Говарде Уэйне, тем лучше!
– Не больше, чем я волнуюсь о других изгоях общества, – сказала она с равнодушием, которого отнюдь не испытывала.
Сесил никогда не призналась бы, что ее волновало вовсе не общественное положение этого мужчины, а он сам. В том, что она неотступно думала о человеке, которого никогда больше не встретит, не было ничего опасного. Но теперь она дорого дала бы за то, чтобы их разделила лишняя пара метров.
Несколько минут они ехали молча. Сидевшая сзади Кэм уснула. Заметив это, Сесил быстро вынула из сумки выданную в больнице карточку и стала изучать ее.
– «Сонливость или трудности с пробуждением»… – Она прочитала эти слова вслух и тревожно покосилась на спящую дочь. – Вы не думаете, что?..
– Сесил, она задремала, только и всего. У девочки был трудный день.
Правильно говорят: ум хорошо, а два лучше… Сесил невольно улыбнулась, сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Она очень старалась не быть наседкой, но временами…
– Наверное, вы считаете меня истеричкой, помешанной на своем ребенке?
– Сесил, я считаю вас образцовой матерью, забывшей о том, что вы женщина.
Слова Уэйна напугали и смутили ее.
– Хотите сказать, что я недостаточно женственна?
– Вы самая женственная из всех представительниц прекрасного пола, которых мне приходилось встречать.
Когда темные глаза обвели взглядом ее лицо и спустились ниже, внутри у нее все замерло. О Боже, дай мне силы… Любой посторонний человек сказал бы, что ее либидо давно возобладало над разумом.
– Вы отчаянно пытаетесь возместить ребенку отсутствие второго родителя. Когда вы в последний раз делали что-нибудь для себя?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду какой-нибудь неожиданный поступок, совершенный для собственного удовольствия.
– Я не действую под влиянием импульса.
– Но когда-то действовали. – Уэйн посмотрел в зеркало на отражение спящей Кэм, и лицо Сесил тут же приняло ледяное выражение.
– Это не ваше дело.
– Согласен, – не моргнув глазом признал он и сменил тактику. – Как вы думаете, что скажет Кэм лет через восемь, поняв, что вы посвятили ей всю свою жизнь, забыв о себе?
– Неправда! С чего вы взяли? – гневно возразила Сесил. Он ничего не знает о ней, ничегошеньки! Она неохотно вспомнила, что в прошлом году тетя Мэриетт – конечно, более тактично – намекала на нечто похожее.
– Весьма вероятно, что, когда Кэм захочет быть независимой и жить по-своему, это вызовет у нее чувство вины. Вы окажете, дочери плохую услугу, если из-за нее всю жизнь проживете монахиней.
– Это вовсе не так!
