подозрениями и слежкой. Это в равной мере относится и к сфере личных отношений, и к профессиональным обязанностям. Если человек скажет мне, что занят вечером по работе, то я не стану нанимать частных детективов для проверки, где он бывает.
— Очень рад, что вы столь широко смотрите на мир. Но пора начинать работать. Не удостоите ли вы меня перед этим торжественным моментом чашкой крепкого чая?
— Это не так просто, как вам может показаться. Кухонька здесь очень маленькая, и наличие в ней столь мощного субъекта, как вы, способно вызвать у другого человека приступ клаустрофобии. Может быть, у вас есть какие-то другие предложения?
— Есть, но они похожи. Время от времени надо будет делать перерывы, можете назвать их чайными или кофейными. Правда, у меня есть еще и одно сугубо личное условие, связанное с присущей мне слабостью.
Последняя фраза была произнесена таким чувственным шепотом, что Гизелу охватила расслабляющая истома, а коленки подогнулись. Вилли, заметив, что девушка покачнулась, быстро шагнул вперед и, полуобняв, поддержал ее. Она прислонилась к нему, их тела соприкоснулись. Груди Гизелы набухли, знакомое ей уже желание почти затмило сознание.
— Так в какой своей слабости вы хотели мне признаться?
Голос Гизелы звучал так, будто она некоторое время назад выпила жутко холодного пива и охрипла. Она почти догадалась, о чем Вилли собирается поведать, потому что, прижавшись к нему, явственно ощутила его возбуждение. Девушку напугала собственная ответная реакция. Вокруг двух почти соединившихся тел, мужского и женского, возникло некое эротическое поле. И плотность его была так велика, что можно было бы взять нож и резать эту энергию на отдельные доли.
Глаза Вилли блестели, как морская гладь под ярким солнцем...
Погружаясь в эту новую для нее стихию, Гизела испытывала нечто похожее на эйфорию. Она протянула руку и погладила его слегка шершавую щеку. Он брился уже несколько часов назад. Бедный, как рано ему приходится вставать, чтобы все успеть, с нежностью подумала девушка и вдруг поймала себя на мысли о том, что он сейчас принадлежит только ей. Сейчас, а что будет после?... Я не смогу жить без него.
Вилли посмотрел сверху вниз на пылающее девичье лицо. Ее чувства выдавал взгляд затуманившихся голубых глаз. Нет, в них не было призыва: «Возьми меня!» В них угадывалось что-то более утонченное и... испуганное. Она выглядела такой очаровательно беспомощной, еще не отряхнувшей с себя пелену недавнего сна.
Когда Вилли представил ее полуобнаженной и сонной в мягкой свежей постели, его словно молнией пронзило, и боль сконцентрировалась где-то в области паха. Несмотря на свое состояние, Гизела заметила, как нервно двигается его кадык, словно он пытается проглотить что-то твердое.
— Ты не можешь дать мне бисквит, хорошо бы шоколадный. Мой застарелый диабет превратит меня в бесполезную тряпку, если срочно не подпитать его сладким. — Приняв эти слова за чистую монету, девушка рванулась было к холодильнику, но он удержал ее за плечо и рассмеялся. — Неужели я похож на диабетика? Не торопись, малышка. Я пошутил. Может быть, глупо пошутил.
Гизела метнула на Вилли осуждающий взгляд. Но было не ясно, за что она его осуждает. Может быть, за недостаточную решительность и медлительность?
Девушка отдавала себе отчет в том, какие мысли могли сейчас терзать этого красивого мужчину. Совершенно очевидно, что я ему небезразлична, во всяком случае, — эротически. Но, может быть, он чувствует вину перед умершей супругой за то, что предает ее память, возжелав другую женщину? Отвечая на свои раздумья, Гизела довольно спокойно произнесла:
— Можете считать меня чокнутой, но какая-то часть моего внутреннего Я довольна услышанным от вас признанием. Если я его правильно истолковала, то хочу подчеркнуть, что возникающая вроде бы ниоткуда сексуальная тяга двух людей друг к другу — явление совершенно нормальное. Хотя и трудно объяснимое. — Вилли посмотрел ей прямо в глаза. Ее откровенность на сей раз его удивила, но не огорчила. А девушка продолжила свою мысль. — Когда складывается подобная ситуация и это становится причиной внутреннего напряжения, а то и стресса, не надо замыкаться и молчать. Полезней поговорить об этом со второй стороной.
Господи! Крошка моя! Да разве я могу говорить с тобой о проблемах, с тобой же связанных! — пронеслось у него в голове. Вилли постарался придать своему лицу нейтральное выражение, чтобы Гизела не смогла догадаться о той буре чувств, которая его сейчас сотрясала.
С первого мгновения знакомства с этой блондинкой Вилли понял, что он, как сейчас выражается молодежь, «запал» на нее. Он мог обманывать себя, объясняя желание быть рядом с ней, видеть ее какими-то практическими целями. На самом деле все было проще. Ее сексуальность действовала на него на иррациональном, физиологическом уровне.
Он подумал, что в свое время и Бригит держала его в эротическом напряжении. Стоило ему тогда подумать о ней, как каждая клеточка его тела начинала дрожать и он готов был все бросить и бежать к своей красавице. И все же была ощутимая разница в этих двух ситуациях, внешне подобных. Тогда он твердо знал, что желанная женщина будет его женой, что у них будет ребенок, а может быть, и не один. Он планировал дальнейшую жизнь, зная, что это будет их жизнь.
Сейчас все тонуло в тумане неопределенности. Эта девушка приводила его в исступление своей близостью. Но станет ли она его женой, было, мягко говоря, неясно. Слишком многое разделяет их. Да и Петер — серьезное препятствие.
Так думал Вилли, когда оставался в одиночестве. Сейчас же, когда он и Гизела вдвоем в пустом доме и она к тому же полуобнажена, а он видит на расстоянии протянутой руки ее прекрасное, зовущее тело, Вилли был вообще не способен на серьезные размышления. Ему пришлось призвать весь запас своей цивилизованности, здравого смысла и порядочности, чтобы не воспользоваться возникшей ситуацией грубо и во зло ей. Во зло ей, потому что это ангельское создание не имело ни малейшего понятия о том, почему он, Вилли Фриш, появился на жизненном пути Гизелы Дорман.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что оба эти человеческие существа чувствовали высокий эротический накал окружавшей их атмосферы. Это объединяло их. А что разъединяет, знала только одна сторона — мужчина...
Девушка, видя его сильное, напряженное от желания тело, загорелась и сама, но всячески старалась затормозить свой порыв. Бодрым тоном Гизела попыталась заявить Вилли, что, скорее всего, она не тот объект, на котором ему стоит концентрировать свое внимание. Она даже деликатно постаралась намекнуть, что мужчина, вынужденно воздерживавшийся в течение долгого срока, может отреагировать на первую попавшуюся женщину...
— Ваша жена... умерла три года назад? — деликатно уточнила Гизела.
— Да, с тех пор прошло почти три года.
— А сколько же лет Петеру?
— Практически столько же. Бригит погибла спустя неполных два месяца после его рождения...
Он резко остановился в своей экскурсии в недавнее трагическое прошлое. Но девушке не было дано понять, почему так потемнели его глаза от с трудом сдерживаемой ярости. Разве могла она предположить, какую ужасную роль сыграл ее отец в судьбе этого человека, который, она уже осознала это, теперь не был ей посторонним.
Следующее ее движение было неожиданным и для Вилли, и для нее самой. Гизела резким толчком усадила своего гостя на стул, а сама присела рядом на столе. Она положила руку ему на плечо, и было в этом искреннем жесте столько эротики, что у Вилли похолодело сердце. Он с трудом смог оторвать взгляд от ее прикрытых тонкой тканью бедер и ягодиц, оказавшихся почти на уровне его рук. Казалось, оставалось только протянуть ладони, и можно будет ощутить все это великолепие. Он опять усилием воли преодолел себя. Взять ее сейчас было бы верхом цинизма и лицемерия!
— Значит, вы один воспитываете Петера почти с первых дней его жизни?
— Да, это так. Не скрою, у меня были сомнения и опасения. Появилось даже намерение отдать его в семью моего бездетного, во всяком случае пока, брата, чтобы малыш рос, зная, что у него, как и у других,
