Осознав, что они с Вилли лежат абсолютно голыми в амбаре, куда в любой момент может зайти посторонний человек, Гизела поняла всю опасность ситуации. Они занимались любовью в этом неподходящем помещении в обеденное время, а не ночью или хотя бы ранним утром. Девушка стала лихорадочно одеваться, а Вилли уже стоял рядом так, как будто ничего и не произошло.
— Слушай, а может быть, ты тоже пойдешь со мной к Лоре? Она будет рада тебя видеть. А уж о Петере и говорить нечего, мальчишка будет просто в восторге. Ты произвела на него неизгладимое впечатление.
— Только на него одного? — беззастенчиво напрашивалась на комплимент Гизела.
— Ну ладно, признаюсь, — нарочито мрачным тоном сказал Вилли, — и на меня тоже. Кстати, мне хотелось бы, если ты не возражаешь, сегодня поужинать где-нибудь вдвоем. Надо поговорить.
— Это будет свидание?
— Да, именно свидание.
Свидание? Вилли, у тебя с головкой все в порядке? Видимо, нет, был вынужден он признаться себе. Мне необходимо рассказать ей правду. Правду? Ты сошел с ума, запротестовал внутренний голос. Сказать влюбившейся в тебя девушке, которая так бесстрашно отдалась в ответ на твой чувственный порыв, что тобою двигало чувство мести ее отцу? Конечно, уютный свет ресторанных свечей, глоток хорошего вина могут облегчить задачу. А может быть, и нет.
— Зачем нам куда-то идти — продолжила Гизела. — Я все приготовлю, и мы проведем вечер более... интимно. — Девушкой двигали два соображения: ей хотелось заполучить Вилли к себе на весь вечер, и она не была уверена в состоянии его финансов. Вечер в дорогом ресторане мог пробить солидную дыру в их с Петером семейном бюджете. Продолжая соблазнять, Гизела сказала: — Моя подруга — запасливая хозяйка. Она набила холодильник отличными полуфабрикатами.
Вилли сразу согласился с предложением девушки. Может, действительно лучше провести эту беседу вдалеке от любопытных посторонних глаз и ушей, подумал он.
Выйдя из полумрака амбара, Вилли прищурился, яркое полуденное солнце на миг ослепило его. В это время он услышал, как собака Йогана облаивает кого-то явно постороннего, присмотрелся и узнал чужака. Это был один из журналистов, специализирующихся на скандальных историях. Причем тот самый, который преследовал Гизелу там, на шоссе. Читателям, особенно любителям бульварной прессы, его имя было хорошо знакомо.
Видел ли он что-нибудь? — мелькнула мысль у Вилли. Нет, вряд ли, успокоил он себя. Собака не дала бы подойти ему бесшумно.
— Чем могу служить? — язвительно-вежливо поинтересовался он.
— Надеюсь, вы не забыли меня? — в аналогичной манере поинтересовался журналист.
— Вряд ли кто-то, увидев вас хоть один раз, забудет столь выразительное лицо. Так что вам здесь надо?
— Я с деловым предложением. Как ни странно, в одной точке у нас совпали интересы. Она попала в ваши силки, как маленькая глупая птичка... — Сердце Вилли сначала сжалось, а потом наполнилось гневом. Сукин сын! Значит, он догадался, по какой причине я оказался тогда на шоссе... А вдруг он все же был свидетелем сцены на сеновале и даже успел сделать снимки? — Надеюсь, мы с вами сумеем договориться. Ведь если я опубликую резкий материал, для вас это будет двойной сатисфакцией.
— С чего вы взяли?
— Господин Фриш, я однажды видел ваше фото в газете, я знаю историю трагической гибели вашей жены. Поэтому, увидев вас на шоссе, я сразу же обо всем догадался. И не могу не признать, что вы задумали на редкость сладкую месть...
— У вас изощренное и даже извращенное воображение. Впрочем, это ваши проблемы. Только учтите, если имя девушки появится хоть в одном вашем материале, считайте, что ваша карьера будет с позором закончена.
— Вы мне грозите? А как же свобода печати? Германия пока что демократическая страна.
— Она была бы куда лучше, если бы в ней не проживало так много слизняков и негодяев, подобных вам.
— Не надо переходить на личности, а то я и вас пришпилю, как бабочку, в своей статье.
— Повторяю, ни одна ваша статья не увидит света. Вы ведь пишете для «Гутен Морген»?
Журналист не смог скрыть своего удивления:
— Откуда вы знаете?
— Дело в том, что ваш хозяин в свое время попал в весьма затруднительное положение, и мне удалось его выручить советом и деньгами. Он помнит об этом и вряд ли позволит вам облить меня грязью.
— Жаль, что вы заняли такую странную позицию, — заметил журналист. — Думал, мы станем союзниками. Впрочем, я могу подготовить материал и без вашей помощи.
— Боюсь, что вы не поняли меня. Не тратьте время. Этот материал никогда не увидит света. Вы любите свою работу?
— Какая разница, люблю я ее или нет. Я с этого живу, и другого способа зарабатывать деньги у меня нет.
— Я об этом вам и говорю. У вас есть реальный шанс потерять работу. К тому же не вам писать на темы морали. Неужели вы забыли, в какую историю вляпались в Штутгарте?
— Но я же не мог себе даже представить, что такая крупная и красивая барышня окажется несовершеннолетней! — Журналист понял, что подставился под удар.
— Ну вот видите, с одной стороны, несовершеннолетняя девочка, с другой — попытка самоубийства вашей жены. Где уж вам быть третейским судьей в вопросах морали.
Журналист вздрогнул от дошедшей до него истины и воскликнул:
— Как же я не понял сразу — вы в нее влюбились!
Лицо Вилли затвердело.
— Это абсолютно не ваше дело. Идите с Богом и забудьте, что однажды встретили девушку по имени Гизела Дорман. Так будет лучше для вас. К тому же, если вы не исчезнете со сцены, то получите еще один удар. Она подаст на вас в суд за попытку сексуального нападения... там на шоссе. Я буду свидетелем. И поверят нам, а не вам.
— Ну это вы, приятель, загнули!
— Я тебе, сукин сын, не приятель! Пошел вон!
Журналист счел за лучшее ретироваться. Уходя, он злобно шипел, но в душе понимал, что проиграл это важное в своей профессиональной жизни сражение.
...История, которая произошла в Штутгарте, в свое время изменила всю его жизнь. Лотар Мюнц был довольно известным театральным критиком. Вращался в приличном обществе, бывал в театрах, на приемах и презентациях. Приближаясь к тридцати, удачно, как ему казалось, женился. Его жена была дочерью достаточно богатого промышленника.
Так он и жил, довольный собой, своим образом жизни и, до поры до времени, своей молодой женой. С каждой новой публикацией его мнение становилось все весомей. Актеры и режиссеры считали за честь обменяться с ним рукопожатиями и парой слов.
Одно только обстоятельство не давало возможности Лотару считать, что его жизнь сложилась на сто процентов удачно. Во-первых, у них с женой не было детей и, во-вторых, постепенно разладились дела в постели. Из ложной стыдливости они не обращались к врачам-специалистам, а это следовало сделать обязательно.
Постепенно маститый журналист стал превращаться в желчного неврастеника. Его супруга тоже была мало похожа на женщину, довольную жизнью. Они перестали где-либо бывать вдвоем, но старались свои проблемы от посторонних скрывать.
И вот тут-то Лотар понял, что известность — палка о двух концах. Его знали не только по имени, но и
