– Все свое состояние. Ты знаешь, что он был очень богат. Конечно, богат по сравнению с тем, к чему я привык. По словам поверенных, у него был доход 12000 фунтов стерлингов в год. Кроме того, я полагаю, его квартира битком набита гравюрами, фарфором, эмалью и различными очень ценными вещами. Но не это главное. Самое важное, что я могу оставить здесь мою мать. Конечно, я кое-что ей уделю. Никто не хочет, чтобы она отсюда уезжала. – Виктор посмотрел в окно на чудесную картину в японском стиле – цветущие вишни на фоне весеннего неба. – Вон там Пиннер-Хилл, – сказал он. Лицо его, обычно торжественно- важное, когда он говорил о семейных делах, сияло. Темные глаза сверкали, красиво очерченные губы улыбались. – Теперь как раз время поговорить о Пиннер-Хилле.
Риппл недоумевающе спросила: – Виктор, что ты хочешь сказать относительно Пиннер-Хилла?
– Конечно, дорогая, я должен объяснить тебе по порядку. Все так сразу на тебя свалилось. – Он похлопал ее по плечу. – Пиннер-Хилл – посмотри в окно. Видишь эти красные крыши? Да, эти; это очень славное местечко! Дом немного больше охотничьего домика, но достаточно поместительный. Луг, теннисные корты и все прочее. Лоуэллы, владельцы, переезжают в Букингемское графство. Они хотят сдать дом внаем на длительный срок. Это то, что нам нужно! Мы можем поселиться там, нисколько не стеснив мою мать. Я смогу присматривать за «Вишневым садом», скупить все проданные нами земельные участки, снова начать охотиться, Риппл. О, дорогая моя, разве это не замечательно? Для владельцев Пиннер-Хилла слишком затруднительно сразу освободить дом, и мы могли бы переехать, как только…
Замешательство охватило Риппл с такой же силой, с какой обнимала ее рука Виктора, и вместе с тем появилось чувство, что все это невозможно. Похоже было на сон, который она иногда видела. Будто стоит за закрытой дверью, но как только начинает колотить в нее, дверь открывается, на этом месте Риппл всегда просыпалась.
– Виктор, что ты говоришь о переезде?
– Дорогая моя девочка, ты опять себя плохо чувствуешь! Твои бедные нервы расшатались. Я увидел это, как только ты приехала. Ты совсем бледная, плохо выглядишь. Но ничего, давно тебе пора иметь человека, который бы за тобой как следует ухаживал. Теперь так и будет. – В его голосе зазвучали глубокие счастливые нотки. – Я уже написал твоему отцу обо всем. Он будет рад, я знаю. Как только мы поженимся, а мы, конечно, можем венчаться теперь же…
– Пожениться теперь же… – При этих словах девушка, казалось, почувствовала в глубине души ужас. Какая-то непонятная тяжесть, неожиданное возмущение поднялись в ней.
Виктор, ничего не замечая и торжествующе улыбаясь, смотрел на нее:
– Да, теперь же!
– О нет… Виктор, как мы можем это сделать?
Тон у нее был смущенный, выразительное лицо осунулось.
Красивые темные глаза Виктора следили за изменившимся выражением лица Риппл. Его лицо выразило одобрение.
– Ты хочешь сказать, что это слишком скоро после смерти моего бедного дяди? – Он указал рукой на свою траурную повязку, казавшуюся сейчас лишней.
– Я знаю, дорогая, – сказал он. – Я знаю. И не хочу, чтобы казалось, что я недостаточно чту его память. Такое отношение было бы совершенно не свойственно мне. Но ты знаешь, любимая, теперь не соблюдают траур в течение многих месяцев, как в молодые годы моей матери. Я говорил с ней об этом. Она сказала, что мы можем отлично справить скромную свадьбу, не устраивать такого пышного торжества, как принято в Лондоне. Только моя мать и твоя семья. Я думаю, что моей девочке это тоже понравится больше – простая скромная свадьба? В конце концов, многие так женятся. Они избегают шума и никому ничего не говорят. Мы можем поступить так же.
Риппл, придя в себя наконец от охватившего ее страха и смущения, могла только вымолвить: – Я не могу.
– Отлично можешь, дорогая. Не говори таких слов «не могу», – возразил Виктор с нежной, довольной улыбкой глядя на нее. Ей казалось, что внезапно, вдруг маска спала с него и вместе с ней ушло все, чего она боялась и что хотела бы устранить. Его плохой характер, придирчивость, склонность к ссорам, упрямство, открытое или скрытое порицание, отсутствие понимания – все это исчезло. На нее улыбаясь смотрел тот самый Виктор, которого она впервые увидела (казалось, это было много лет назад) через отверстие в занавесе «Колизеума». Она видела Виктора, каким он был в тот чарующий вечер во Дворце танцев, когда обвил рукой ее талию и ласково сказал:
– Покажем им, как следует танцевать? – Чувства, которые она испытывала к тому Виктору, казалось, снова вернулись.
Он сказал: – Почему мы не можем пожениться теперь же? Особое разрешение? Его можно получить в два дня, даже скорее. Нет? Я знаю, о чем ты думаешь.
– Нет, не знаешь.
– О нет, знаю. О чем может думать женщина? О приданом. Мы закажем его вместе в Париже, дорогая.
– Виктор, я совершенно не думала о приданом. Я только думала о том, что не могу венчаться в середине сезона – балетного сезона.
– Это еще лучше, еще лучше! Нет никакой необходимости венчаться в середине сезона; обвенчаемся до его начала.
Риппл широко раскрыла глаза. Затем она засмеялась:
– О, Виктор, ты шутишь.
– Шучу? Такими вещами я не шучу. По-моему, это были бы шутки очень дурного тона. Нет, я именно так и думаю, Риппл; думаю, моя дорогая, мы поженимся до начала этого проклятого сезона.
– Но, дорогой мой Виктор, ты не понимаешь. Мадам начинает сезон в субботу.
– Да? Но моей девочке нет никакого смысла там оставаться.
– Есть смысл, ты не понимаешь? Я занята во всех балетах, кроме «Духа огня», где замещала Мадам. Я
