полоской.
— Слюдяные пески, — сообразил летчик.
Безоблачное небо синело над ним, солнце светило ярко.
— Прекрасная погода для фотографической съемки, — сказал летчик. — Тебя, вероятно, не часто снимают, траурная земля. — И он спокойно направил объектив большого, плотно прикрепленного к раме аэроплана фотографического аппарата вниз.
Вдруг аэроплан вздрогнул и как будто провалился вниз метров на сто.
Мотор остановился, но как-то странно: без перебоев.
Приходилось делать планирующий спуск.
Летчик взял минимальный уклон в два градуса и начал снижаться.
Посадку нужно было производить на более низменный восточный берег острова.
Летчик смотрел жадными глазами на все приближающуюся землю, стараясь запомнить все.
Вот серые от гуано скалы птичьих базаров и узкоколейная дорога, по которой бегут вагончики, увозя драгоценное удобрение.
Вот черные ямы; вероятно, здесь, снявши верхний слой грунта, добывают каменный уголь прямо экскаваторами, а может быть, это просто обнажение черного камня, из которого состоит весь остров.
— А вот, кажется, вышки нефтяных приисков.
И нельзя снять: аппарат вобрал бы все, но спускаться с фотографией, снятой с чужой страны, — слишком рискованно.
Но соображать было уже поздно.
Земля приближалась, и скоро колеса аэроплана мягко коснулись черного, тусклого песка угрюмой речной долины.
Летчик слез на землю и с удовольствием размял ноги.
— Посмотрим, что нового на этой земле.
Земля была покрыта снегом. Похожие на плоские пятна зеленого дыма, стелились по земле ползучие ивы с крепкими стволами, едва достигающими толщины пальца.
Кругом, казалось, не было никого.
Одни камни, цветы, зеленый дым деревьев под ногами и синий дым неба над головой.
Но мистеру Дюле не дали насладиться природой, к которой он чувствовал склонность еще со студенческих лет, проведенных в Оксфорде.
Характерный шум пропеллера известил его о приближении аэроплана.
Аэроплан снизился, сделав смелый и красивый спуск по спирали, и стал рядом с аппаратом англичанина.
Почти не дав машине приземлиться, из нее легко, несмотря на тяжелый меховой костюм, выскочило два человека небольшого роста.
Один из них прямо подошел к аппарату англичанина, а другой — к самому мистеру Дюле, который с любопытством смотрел на туземца, так хорошо управляющего самолетом.
Прибывший был одет в длинную, почти до пят, рубашку, сшитую из оленьего меха, на ногах его были надеты мягкие сапоги, тоже из двойной оленьей шкуры, только подошвы были подшиты мехом медведя.
Самоед посмотрел на англичанина совершенно спокойно, как будто бы спуск «Кертиса» и встреча у берега Черной реки была назначена заранее, прикоснулся к его рукаву и сказал «айда».
— А мой аэроплан? — возразил мистер Дюле.
Вместо ответа второй самоед вскочил в «Кертис» и повернул пусковое магнето.
Мотор взревел на холостом ходу, самоед включил скорость, пропеллер взмел вихрь черного песку, и аэроплан улетел со скоростью 400 километров на запад.
Тогда Дюле решил повиноваться этим странным меховым людям, которые управляют его аппаратом лучше, чем он сам, и покорно сел в чужой самолет, который через несколько минут стремительного полета опустился на тщательно выровненную площадку перед низким домом с большими окнами.
Самоед дал знаком понять своему пассажиру, что тот должен вылезти первым.
У двери дома висел молоток. «Как в Лондоне», — подумал англичанин, почему-то успокоившись, и уверенно постучал.
— Войдите, — по-английски произнес голос.
Дверь отворилась сама, и невольный гость увидел комнату, в которой сидел за столом с весами рослый человек с голубыми глазами, смуглым лицом и черными, мелко вьющимися волосами, рядом с ним другой, русый, спиной к двери, оба в одинаковых синих халатах.
— С кем имею честь говорить? — начал мистер Дюле. — Ваш слуга-самоед заставил меня войти, и я не смог послать вам своей карточки. Я — авиатор Канадского почтового общества Генрих Дюле.
На звук голоса повернулась вторая голова.
Дюле вздрогнул, это была женщина исключительной красоты, такая, про каких он только читал в старых русских романах.
Черноволосый человек ответил, не вставая и не протягивая гостю руки:
— Охотно верю слову английского летчика: вы действительно Дюле, лондонец по произношению, офицер запаса, судя по выправке, чемпион легкого веса по боксу, если мне не изменяет память, но прежде всего подозрительный летчик-почтальон — без почты, почтальон не на своей дороге, но с фотографическим аппаратом. Что вы скажете в свое оправдание?
Черноволосый говорил по-английски совершенно правильно и без малейшего акцента.
— Я прежде всего спрошу, с кем имею честь говорить? — ответил Дюле.
— Со старшим инженером трудовой коммуны Новой Земли, а называть меня можете хотя бы товарищ Нетлох.
— Товарищ Нетлох, я могу ответить вам только одно: считаю свой арест неправильным и говорить с вами желаю через английского консула, — ответил Дюле спокойно.
ГЛАВА 9
О дальнейших приключениях наших бесстрашных земляков, а также О ПРОГУЛКЕ СУСАННЫ МОНД НА АВТОМОБИЛЕ
— Звони, Сикамбра, — кричал Словохотов на Рокамболя, вдохновенно управляя рулем.
Рокамболь, стоя на задних лапах, яростно бил передними в медный корабельный гонг. Иногда медведь уставал, садился и начинал выть, потом вставал и ударял в гонг с новой яростью.
Медный звенящий круг уже был избит тяжелыми медвежьими когтями — туман не рассеивался.
Пароход шел задним ходом, разрезая волны высоко поднятой кормой.
Пашка правил наобум, но вдохновенно.
Оставшись на корабле один, после отъезда и гибели всего экипажа, он заметил, как выгибаются под напором воды, залившей носовую часть, непроницаемые перегородки, и решил дать задний ход пароходу, чтобы уменьшить давление.
Словохотовское счастье помогло матросу миновать минное поле, и он теперь пер в тумане наугад, руководимый одними надеждами.
Но вот ветер вдруг сразу спал, потом подул другой, утренний.
Туман оторвался от моря и приподнялся до высоты капитанского мостика.
Рокамболь перестал звонить, подошел к борту, положил на него лапы и стал нюхать воздух.
Пашка подошел к нему… вдали темнела земля.
В то же время никем не управляемый пароход ударился о мель. Пашка вместе с медведем, не устояв, шлепнулись на палубу.
— Сели, — сказал Словохотов.
Пароход действительно сел прочно, берег виднелся вдали, но между ним и нашими путешественниками белела полоса бурана, образуемого приливом.
По всей вероятности, Пашка будет ждать помощи со стороны, поэтому мы можем оставить его и пойти
