— Наддай пару! — И Пашка сам бежит к кочегару, толкает его в твердое, как ручка кресла, лицо и лопатой кидает уголь в топку, ровным слоем.
В топке пламя, в топке ад. Лицо горит. Пожар.
Пылающая на лице его газета разбудила наконец Пашку. Он вскочил и затоптал горящую бумагу. Только брови его обгорели.
Сном, оказывается, было то, что он снова командир красного миноносца.
А то, что он Тарзан, — не сон.
И экстренное прибавление не сон.
Посмотри вниз на обугленный растоптанный комок, один угол не сгорел.
Что такое?
— Рокамболь! — закричал Словохотов. — Братишка, революция в Китае. Желтые — сегодня красные. Полмира. Пой марсельезу, медвежий сын! — И Словохотов включился в городскую сеть радиогазеты.
Комната наполнилась криками манифестантов. На стеноэкране мелькали карты, воззвания, сцены. Действительно, в приморских частях Китая вспыхнуло восстание. Работа на иностранных концессиях была приостановлена. Англичане и французы высланы из страны; в Москву были отправлены делегации и телеграммы о присоединении к Мировому Союзу Советских Республик, со столицей в средней Азии.
Восставшие были плохо вооружены, но их страшная численность и близость к России делали положение грозным.
В Индии население все вышло на улицы. Арсеналы были захвачены. Мусульмане братались на улицах с язычниками, касты были объявлены уничтоженными, что было давно подготовлено глубоким социальным изменением внутри страны.
В три часа было получено извещение:
«СССР принял предложение Китая о Союзе. Восстали Индокитай и остров Ява».
Восстание охватило, казалось, весь мир. Но ультиматум России с приказом разоружиться, заплатить все убытки за неисполнение договоров со времени Ивана Грозного, передать Новую Землю Норвегии, заложить Баку, разрушить Ипатьевск, принять английский гарнизон в Москву и извиниться перед газетой, которая была оскорблена очередной статьей «Известий», — этот ультиматум лежал готовым уже полгода.
Словохотов метался. Он выбегал на улицу в центр. Там его качали и кричали: «Ведь вы тоже враг русских».
Тогда он уходил в рабочие кварталы.
Здесь было тихо. Негритянские полки безмолвно шли черным потоком между невысокими зданиями.
На тротуарах никого. И только в тюрьмах горели окна, как свет на рождественской елке, и тяжелая цепь бронированных автомобилей лилась в открытые ворота. Восточный Лондон молчал. В парках центрального района ревели митинги.
Почитатели Река уже получили телеграмму:
«Война божественна. Мученические венцы заказаны и мною благословлены».
Передавали известия, что Африка верна голосу Благоразумия и богу Реку. В ней происходят чудеса и раздача спиртных напитков.
Доллар на мировой бирже не упал. Но червонец полез вверх, и это очень непатриотично.
Между отдельными митингами под открытым небом рычали огромные, как киты, танки.
Крики «Да здравствует!» сливались с ревом этих чудовищ.
«Мир спятил с ума», — думал Пашка и шел все дальше и дальше через город.
А за ним шел спокойный среди бури человек, в костюме, казавшемся серым. Когда дуговые фонари при проходе освещали его, то костюм оказывался светло-песочным, но лицо не светлело.
Это был негр — негр, который не спит. Солнце уже вставало. Роса сохла на истерзанной танковыми колесами траве Гайд-парка. Красные, исполосованные синими полосами национальные знамена Англии уже были свернуты их флагоносцами. Митинги умолкли.
С невидимыми черными знаменами сходились безработные спать на превращенную танками в зеленый рубчатый войлок траву парка. Они были молчаливее и мрачнее обычного. Словохотов подошел к своей гостинице.
Высокий человек преградил ему дорогу.
— Гражданин Рек-Тарзан-Словохотов, вы арестованы, — сказал он по-русски.
— Это ты, приятель, с «Бунтующего Нила»! — вскричал Пашка, узнав Сарнова.
ГЛАВА 16
В которой толпа снова осаждает дом Пашки, А ИНДИЯ ПОГИБАЕТ, так как не имеет оружия
— Рокотов — большевистский шпион! — кричали пожилые джентльмены, поднимая руки с палками к небу.
— Сволочь, Рокотов — друг китайцев! — кричали клерки с усиками.
— Долой Рокотова, — визжали мальчишки.
Двери гостиницы были заперты. Толпа уже два раза ходила на приступ, но лакеи, подкупленные Словохотовым, отбивали ее струей воды из пожарных шлангов.
— Тарзан! — вдруг закричал кто-то в задних рядах.
— Тарзан! — закричала вся толпа, и воздух потемнел, как будто стая воронов поднялась с поля при выстреле: это взлетали котелки в воздух.
— Друзья, — сказал Пашка, показавшись на балконе под руку с Рокамболем, — друзья, когда Тарзан обращался к чужой помощи?
Гром аплодисментов был ответом.
— Друзья, — продолжал Пашка, — ни Тарзан, ни его старый друг Павел Словохотов, замечательный, должен я вам доложить, человек, никогда не обращались к чужой помощи. Да, Рокотов снова напал на меня и стрелял в упор, но пуля засела в моих часах, и я захватил Рокотова, и в настоящее время он заперт в бельевом отделении моего шкафа. Я и мои звери, мы судим Рокотова сами, — прошу, друзья, не вмешиваться в дела моей семьи.
— Ура! — ответила толпа. — Да здравствует Англия! — И через две минуты движущиеся лестницы, ведущие к подземным вокзалам железных дорог, и автобусы рассосали толпу.
— Что ты скажешь в свое оправдание, братишка? — сказал Словохотов, вытаскивая из бельевого шкафа своего пленника.
— Предатель, шпион, — ответил Сарнов.
Сарнов продолжал:
— Гражданин Рек, я — советский гражданин и требую, чтобы вы сообщили о моем аресте в мое посольство.
— Братишка, я не Рек, я Словохотов, а ты зачем мне платье дырявишь, хорошо, что я три пары часов ношу, вот ты и испортил одни — с музыкой.
— Ты Рек, я узнал по шраму.
— Детеныш, те, кто с войны, у них всегда личность с отметками. А меня и Рокамболь когтями метил. Но здесь тебе не оставаться. Идем, друг.
Словохотов и Сарнов вышли на плоскую кровлю отеля.
Несколько аэропланов стояло на ней.
— Ты видишь ту звезду? Это наша — Полярная, — крой правее, да сперва забирай кверху, если окликнет сторожевой, то жми газ до отказа и сыпь дальше. Скажи нашим, что здешняя буржуазия яростна до отчаянности. Скажи, чтобы не верили.
Сарнов вскочил на аэроплан. Пашка пустил мотор в ход.
