Били немцы основательно, так же, как строят свои скирды. Водолив со слезами завопил:
— Пощадите!
Немцы, как известно, от сытой жизни приобрели некоторую сентиментальность. Здесь же она помогла им перевести дух. Они вытерли опрятными платками кулаки от нечистой крови конокрадов.
— Одну лошадь мы у вас возьмем, а другая очень заметная. Еще по ней и нас возьмут за конокрадов. Мы вас к хвосту привяжем и пустим, пускай она придет к своему хозяину с подарком.
Их связали рядом за ноги и притянули к хвосту. Большой белый конь лягнул и поскакал по тропе.
— Хорошо бежит, — сказали колонисты, глядя ему вслед.
— Да, бежит недурно, — еще раз оглядываясь с автомобилей, заключили они.
Мы забыли прибавить, что на всех встретившихся и сражавшихся были противогазовые одежды, несколько затруднявшие движения. Они затрудняли драку немцам, они задержали несколько смерть двум путешественникам, привязанным к хвосту белой лошади. Оправившись от встряски по щебню тропинки, водолив приподнял голову и проговорил:
— Син-Бинь-У, потеснитесь.
Китаец упал на свой противогаз и катился, словно на салазках.
— Вы тоже имей!.. Свой лежи!..
И водолив не замедлил последовать его совету.
— Только бы не вздумала она по камушкам поскакать, — сказал он, задумчиво глядя в хвост лошади. — Вы не думаете, Син-Бинь-У, о хорошей узде на это животное?
— Э, — меланхолически протянул китаец, стукаясь носом в пыль, — все равно помирать… узда без узда.
— А все-таки я предпочел бы управлять своей смертью. Ой!
— Не пугай, Сао, лошадь… понесет…
— У меня шип в нос попал.
— Терпила!
Только что водолив хотел вывести заключение, что Христос был не еврей, а судя по терпению его — китаец, длинный женский визг послышался впереди их.
Лошадь шарахнулась в сторону. Это подле своей тележки кричала молочница, испугавшись странных всадников. Повернувшись, белый конь мотнул их, как котенок мотает привязанную к его хвосту бумажку, и ударил о колесо тележки. В этом-то и заключалось счастье путешественников.
Водолив схватился сначала за колесо, а затем перевалился внутрь тележки, без зависти втянув туда и китайца.
Молочница с воплями сопровождала скачку своей тележки, а водолив бормотал:
— Кабы да хвост подлиннее и запах бы от него послабже, да можно было во время скачки распить бидончик молочка…
Конь шел медленнее, он, по-видимому, проголодался и скоро свернул в сторону. Он, лениво лягаясь, жевал сухую траву, а путешественники никак не могли придумать, как бы им освободить свои руки, туго стянутые выше кистей.
Вдруг конь захрапел. Острая морда волка показалась из-за холма. Конь понес, и тысячи самых мелких, как песок, и крупных, как баржа, ругательств густым слоем наполнили пустыню. За первым волком появились еще.
«Видно, газы не так-то уж легко убивали хищников», — так бы мог подумать водолив, если бы мозг его имел время думать.
Мозг его, слабо прикрытый тонкой покрышкой, тщетно бился о бидоны, пытаясь вопреки воле своего хозяина выскочить. Вдруг пальцы водолива нащупали в жилетном кармане что-то четырехугольное. Это был нож бритвы «жиллет», употребляемый им для очинки ногтей и карандашей. Он с трудом вытащил его и перерезал свои путы, освобожденный хвост лошади водопадом взметнулся кверху. Тележка остановилась, а волки кинулись на лошадь.
— Теперь осмотрим пространство, — проговорил водолив, подымая на ноги китайца.
— Делево ползла, — указал китаец на волков. — Нас кушай, когда конь скушай.
И они залезли на дерево.
ГЛАВА 35
О НЕОЖИДАННОЙ ВСТРЕЧЕ
Водолив и китаец ползли по вершинам деревьев. Волки, быстро проголодавшиеся, с воем мчались внизу. Через просветы листьев можно было разглядеть только их желтые блестящие клыки, похожие на окурки папирос.
Со стороны Ипатьевска слышались глухие взрывы.
— Должно быть, погиб Ипатьевск, — нехотя проговорил водолив, подгибая под себя сук, дабы перепрыгнуть на другой.
Китаец ответил с такой же тоской:
— Та-а…
И дальнейший путь они продолжали молча.
Вдруг сучья на соседнем дереве затрещали, и дерево словно обрушилось.
— Выше подымайся, — закричал водолив, взглянув вниз. — Газы. Снаряд.
И они быстро вскарабкались вверх.
Вой волков обрывался на полноте.
Листья деревьев внизу свертывались и опадали на землю. Трава разлагалась на глазах.
Тишина, как в дупле, охватила весь горный лес.
Может быть, вторая случайная газовая бомба могла окончить их жизнь так же спокойно, как она окончила волчью. И они продолжали путь по-прежнему.
Изредка они видели в небе голубые самолеты, но затем и этот мир отошел в сторону, и только одна листва шелестела у них среди пальцев, да смола окрасила в черно-коричневый цвет их ладони. Они быстро научились управлять своими телами. Ветви словно плелись под ними. Спали они, свивая гнезда среди дубов, а питались желудями. Но вот стали попадаться просеки. Затем пошел кедровый лес. Запах мощных великанов кружил им головы. Им казалось, что трудно победить такие махины.
А внизу заманчиво блестели желтые песочные тропинки, по которым изредка пробегала лисица или шарашился неумело медведь. Однажды водолив подстрелил из револьвера козулю, и они слезли вниз.
— А далеко мы умахали, должно быть, Син-Бинь-У?
— Та-а…
— Здесь, поди, ни войны, ни людей…
— Та-а…
— Здесь мы с тобой Робинзонами заживем. Наберем сейчас на всю зиму кедровых орехов, груздей насолим и начнем варить самогон.
— Та-а…
— Если разбить тут палаточку на манер лесных подвижников и отдохнуть годика два…
Вдали мягко шелестел песок. «Это, наверное, волна лесного озера лениво билась в берег», — так подумал водолив.
Но из-за поворота на просеку выскочил автомобиль, и человек с маузером в руке крикнул им:
— Велосипедиста со шрамом на подбородке не видали?
Китаец подпрыгнул к нему.
— Как ты сказал?.. А…
Водолив ошеломленно глядел на пустое сиденье машины: там лежала связка летучих мышей, издали похожая на связки винных ягод.
— Едят? — спросил он с опаской. — Уже едят.
Человек с маузером нехотя ответил:
