— Да, разумеется… Это… я и имел в виду.
— Я могу порекомендовать архитектора. И только. Я не могу ничего гарантировать. Моё слово не последнее.
— Только это мне и нужно, Эллсворт. Твоя рекомендация.
— Но, Питер, если я кого-то рекомендую, у меня должны быть для этого веские основания. Я не могу использовать влияние, которое у меня, возможно, имеется, чтобы протолкнуть своего друга, правда?
Китинг смотрел на его халат и думал: пуховки для пудры, почему пуховки? Вот что мне мешает, пусть он хотя бы снял этот халат.
— Твоя профессиональная репутация уже не такова, как раньше, Питер.
— Ты сказал «протолкнуть своего друга», Эллсворт… — Это был шёпот.
— Ну конечно, я твой друг. Я всегда был твоим другом. Ты ведь не сомневаешься в этом, правда?
— Нет… Я не могу, Эллсворт…
— Ну тогда гляди веселей. Я скажу тебе правду. Мы застряли с этим проклятым Кортландтом. Небольшая, но неприятная загвоздка. Я хотел, чтобы этим проектом занимались Гордон Прескотт и Гэс Уэбб, мне казалось, это в их духе. Мне и в голову не приходило, что ты так заинтересован. Но ни один из них не подошёл. Знаешь, какая самая большая проблема в строительстве? Экономия, Питер. Как спроектировать приличное современное жильё, которое можно снять за пятнадцать долларов в месяц? Ты когда-нибудь пытался составить смету? Именно это требуется от архитектора, который осуществит проект, если такой найдётся. Разумеется, выбор жильцов вносит свои коррективы и влияет на квартирную плату; семьи, чей доход составляет тысячу двести долларов в год, платят за квартиру больше, чтобы помочь семьям, которые имеют шестьсот долларов в год. Понимаешь, одни обездоленные помогают другим, ещё более обездоленным, но тем не менее расходы на строительство и содержание здания должны быть настолько низкими, насколько это вообще возможно. Парни из Вашингтона не хотят других проектов, никаких маленьких государственных проектов, где каждый дом стоит десять тысяч долларов, в то время как частная фирма могла бы построить за две. Кортландт должен стать образцовым кварталом. Примером для всего мира. Он должен стать эффективной демонстрацией мастерского планирования и экономии в строительстве. Именно этого требуют большие боссы. Гордон и Гэс не смогли этого сделать. Они попытались, но были отвергнуты. Ты удивишься, узнав, сколько людей пытались. Питер, я не мог бы всучить тебя им даже на пике твоей карьеры. Что я им скажу о тебе? С чем связывают твоё имя? Бархат, позолота, мрамор. Здание «Космо-Злотник», Национальный банк Фринка и эта недоделанная ярмарка, которая никогда не окупится. А им нужна кухня миллионера за деньги издольщика. Думаешь, ты сможешь это сделать?
— Я… У меня есть идеи, Эллсворт. Я в курсе событий… Я… изучал новые методы… Я могу…
— Если можешь, проект твой. Если нет, никакое моё расположение не поможет. И видит Бог, я хотел бы помочь тебе. Ты выглядишь как старая наседка под дождём. Вот что, Питер: приходи завтра в редакцию, я дам тебе любую, даже самую конфиденциальную информацию, возьмёшь домой и решишь, хочешь ли сломать себе шею. Попробуй, если хочешь. Сделай предварительный проект. Я ничего не обещаю. Но если это будет хоть чуть-чуть похоже на то, что требуется, я представлю его на суд влиятельных людей и сделаю всё, что в моих силах. Это всё, чего ты можешь ожидать от меня. И результат зависит не от меня, а от тебя.
Китинг сидел и смотрел на Тухи. Взгляд у него был напряжённый и безнадёжный.
— Хочешь попробовать, Питер?
— А ты дашь мне попробовать?
— Разумеется. Почему бы и нет? Я буду в восторге, если именно у тебя всё получится.
— Что касается моего вида, Эллсворт, — внезапно произнёс Китинг, — как я выгляжу… Это не потому, что я так уж переживаю свой провал… а потому, что не могу понять почему… с самой вершины… без всякой причины…
— Знаешь, Питер, размышления на эту тему пугают. Необъяснимое всегда внушает ужас. Но это не будет столь ужасающим, если ты спросишь себя, были ли у тебя основания для того, чтобы оказаться на самом верху… Ну ладно, Питер, улыбнись. Я шучу. Человек теряет всё, если он теряет чувство юмора.
На следующее утро Китинг вернулся к себе в бюро после посещения каморки Эллсворта Тухи в здании «Знамени». Он принёс портфель с материалами, касающимися Кортландта. Он разложил бумаги на большом столе и запер дверь. В полдень он попросил принести ему сандвич, на ужин заказал второй.
— Нужна моя помощь, Пит? — спросил Дьюмонт. — Мы можем обсудить, проконсультироваться и…
Китинг отрицательно покачал головой.
Он просидел за столом всю ночь. Через какое-то время он перестал просматривать документы. Он сидел и думал, но не о графиках и цифрах, которые были перед ним. Он уже изучил их. Он понял, чего именно не может сделать.
Заметив, что уже рассвело, услышав за закрытыми дверями шаги, движение, он осознал, что наступил новый рабочий день, встал, подошёл к столу, взял телефонную книгу и набрал номер.
— Говорит Питер Китинг. Я хотел бы договориться о встрече с мистером Рорком.
«Господи, — думал он, пока ждал ответа. — Сделай так, чтобы он не встретился со мной. Пусть он откажет. Господи, пусть он откажется от встречи, тогда у меня будет право ненавидеть его до конца жизни. Не позволяй ему встречаться со мной».
— Завтра в четыре вам удобно, мистер Китинг? — произнёс спокойный, приятный голос секретаря. — Мистер Рорк будет ждать вас.
VIII
Рорк понимал, что не должен показывать, как он шокирован видом Китинга, — но было уже поздно. Он увидел слабую улыбку Китинга, ужасную в покорном признании внутреннего распада.
— Ты моложе меня всего на два года, Говард? — спросил Китинг, глядя в лицо человеку, которого не видел шесть лет.
— Я не уверен, Питер, возможно. Мне тридцать семь.
— А мне тридцать девять — всего.
Китинг неверными шагами двинулся к стулу перед столом Рорка. Его ослепили отблески стеклянных стен кабинета. Он смотрел на небо и на город. Он не ощущал высоты — здания, казалось, лежали у него под ногами. Это был как будто не настоящий город, а миниатюрные модели знаменитых построек, странно близких и маленьких; ему казалось, что он может, нагнувшись, взять в руку любую из них. Он видел тёмные чёрточки — машины, они, казалось, ползли, так много времени им требовалось, чтобы проехать квартал длиной с его палец. Он видел, как стены города поглощают и отражают свет, видел ряды вертикальных плоскостей с тёмными точками окон, каждая плоскость светилась розовым, золотистым, фиолетовым, видел голубые зигзагообразные полоски, мечущиеся между плоскостями, придающие им форму и создающие перспективу. От зданий к небу струился свет и превращал прозрачную летнюю голубизну в белое покрывало над живым огнём. Господи, подумал Китинг, кто сотворил всё это? И вспомнил, что был одним из них.
Он увидел отражённую в стёклах фигуру Рорка, а затем и самого Рорка, который сидел за столом и смотрел прямо на него.
Китинг подумал о людях, затерявшихся в пустынях, о людях, погибших в океане, которые перед лицом безмолвной вечности должны были говорить только правду. И он должен тоже говорить правду, потому что перед ним простирался величайший на земле город.
— Говард, ты позволил мне прийти… Это что, соответствует тому ужасному принципу — подставь другую щеку?
Он не слышал своего голоса и не знал, что в нём звучат нотки достоинства.
Рорк некоторое время смотрел на него, не отвечая; перемена в Китинге была значительно большей, чем в его внешности.
— Не знаю, Питер. Нет, если ты имеешь в виду всепрощение. Если бы мне нанесли обиду, я бы
