сказать, что все равно отнимите его у меня. Мы ведь оба еще не сошли с ума, ведь нет же, товарищ комиссар?
Товарищ комиссар ответил:
— В гражданскую войну погибло сто тысяч рабочих. Почему у нас в СССР не может умереть один аристократ?
Кира медленно брела домой, разглядывая вечерний город. Она смотрела на сверкающий тротуар, отшлифованный тысячами старых ботинок, на трамваи, в которых ехали люди, на каменные коробки, в которые они забирались на ночь; на плакаты, изображающие их мечты и их еду; она думала, видит ли кто- нибудь из тех тысяч глаз, что окружают ее, то же, что видит она; и почему ей дано видеть все это…
Из-за того, что на кухне на пятом этаже склоненная над плитой женщина мешала в кастрюльке вонючую капусту, а сама женщина стонала, жаловалась на боли в спине и чесала голову ложкой,
из-за того, что в пивнушке на углу какой-то человек, прислонившись к стойке, сдувал с кружки пива пену, которая падала на пол и ему на брюки, отрыгивал и пел песню,
из-за того, что где-то на белой постели, покрытой желтыми пятнами, сопя мокрым носиком, спал ребенок,
из-за того, что в подвале мужчина, сорвав с женщины одежду, впился ей в губы и они со стонами катались по мешкам с мукой и картошкой,
из-за того, что где-то среди холодных каменных стен кто-то, согнувшись перед позолоченным крестом, поднимал к небу дрожащие от возбуждения руки и бился лбом о холодный каменный пол,
из-за того, что среди грохота машин, сверкания стали и капель горящего жира мужчины, перенапрягаясь и тяжело дыша, вздувая сверкающие от пота мощные груди, варили мыло,
из-за того, что в общественной бане из тазов поднимался пар и красные, распаренные тела крякали, натираясь мылом; ворча и вздыхая, терли друг другу спины, от которых шел пар и стекала грязная с хлопьями мыльной пены вода, — Лео Коваленский был приговорен к смерти.
XVII
Это была последняя возможность, и она должна была испробовать ее.
По тихой пустынной улочке Кира пришла к неприметному дому. Старая хозяйка открыла дверь и подозрительно посмотрела на Киру — к товарищу Таганову никогда не приходили женщины. Но она молча проводила Киру по коридору и, показав Кире дверь его комнаты, куда-то ушла, шаркая ногами по полу.
Кира постучала и услышала его голос.
— Войдите, — сказал Андрей.
Она вошла.
Он сидел за столом и при виде ее хотел было подняться, но так и остался сидеть. Какое-то время он смотрел на нее, не двигаясь. Затем медленно поднялся, так медленно, что Кира подумала, сколько же она так стоит, а он все не спускал с нее глаз.
Наконец он сказал:
— Добрый вечер, Кира.
— Добрый вечер, Андрей.
— Снимай пальто.
Внезапно она испугалась, потеряла уверенность в себе, смутилась. Ожесточение и враждебность, которые пригнали ее сюда, куда-то улетучились. Она послушно сняла пальто и бросила шляпу на кровать. Комната была просторной и пустой, со свежепобеленными стенами. Здесь стояли узкая железная кровать, стол, стул, комод. Не было ни картин, ни плакатов, только книги, океан книг и газет, захлестнувший стол, комод и разлившийся по полу.
— Холодно сегодня, — сказал он.
— Да, холодно.
— Садись.
Она присела у стола, а он — на кровати, вцепившись руками в колени. Ей было не по себе от его пристального взгляда.
— Ну, как ты живешь, Кира? Ты выглядишь усталой.
— Я действительно немного устала.
— Как дела у тебя на работе?
— Никак. Меня уволили по сокращению штатов.
— Извини, я найду тебе другую работу.
— Спасибо, но я не уверена, нужна ли она мне. А как твоя работа?
— В ГПУ? Много работы. Обыски, аресты. Ты ведь все еще не боишься меня, правда?
— Нет.
— Я не люблю делать обыски.
— А аресты?
— Ничего не имею против — когда это нужно.
Они помолчали, и затем она сказала:
— Андрей, если я мешаю, то я могу уйти.
— Нет, не уходи, пожалуйста, — он попытался улыбнуться. — Мешаешь мне? Зачем ты так говоришь?.. Я просто немного смущен… моя комната немного в беспорядке, я не ждал гостей.
— У тебя хорошая комната. Большая, светлая.
— Знаешь, я редко бываю дома, а когда прихожу, то у меня хватает сил лишь добраться до кровати.
Вновь воцарилась пауза.
— Как твоя семья? — спросил он.
— Спасибо, все в порядке.
— Я часто вижу Виктора Дунаева, твоего двоюродного брата, в институте. Как ты к нему относишься?
— Плохо.
— Я тоже.
— Виктор теперь в партии, — сказала Кира после очередной паузы.
— Я голосовал против его приема, но остальным очень хотелось его принять.
— Я рада, что ты так поступил. Я ненавижу таких коммунистов, как он.
— Ну, а какие коммунисты тебе нравятся?
— Такие, как ты, Андрей.
— Кира… — начал было он, но запнулся. Качая головой, он посмотрел на нее и отвел взгляд. — Так, ничего…
Она твердо спросила: «Что я такого сделала, Андрей?» Он взглянул на нее, нахмурился и, покачав головой, отвернулся в сторону: «Ничего».
Вдруг он спросил:
— Кира, зачем ты пришла?
— Я так долго тебя не видела.
— Послезавтра будет два месяца.
— Если не считать, что ты видел меня три недели назад в институте.
— Да, я видел тебя.
Она ждала объяснений, но он ничего не сказал, и она решила начать первой. Ее слова прозвучали мольбой.
— Я пришла потому, что подумала — может, ты хотел меня видеть.
— Я не хотел этого.
Она поднялась.
