– Не ругайся.
– Не
– Говард Хьюз. Это брентфордский рифмованный сленг четвертого поколения. Это значит…
– Не волнует. Могу поспорить: именно это он и сделал.
Норман отхлебнул чуть-чуть самогона. – А зачем? – спросил он. – С чего бы это ему так делать?
– Не знаю. Наверно, чтобы скрыться от преследования.
– Ага, точно. Человек, который обожает быть в центре внимания. Человек, который оттягивается в обществе богачей и знаменитостей. Человек, который собирался устроить главное событие двадцатого века. Человек…
– Ладно, – сказал я, – свою точку зрения ты объяснил. Но я все равно не могу этому поверить.
– Он Леонардо, – сказал Норман.
И он действительно был Леонардо.
Я жаждал увидеть тело. Не из болезненного любопытства – я просто должен был знать: мог ли он действительно быть мертв. Это казалось невозможным. Не
Норман сказал, что знает по меньшей мере шесть способов получше. Но я проигнорировал Нормана.
Мы оба были на похоронах. Мы получили приглашения. Мы могли отдать последние почести телу Т.С. Давстона в замке Давстон и даже помочь отнести гроб к месту успокоения на маленьком островке посреди единственного озера, оставшегося в поместье. Видимо, он оставил в завещании распоряжения, где его следует похоронить.
Черный длинный сверкающий лимузин приехал, чтобы отвезти нас туда. За рулем сидел Жюлик. – Масса Давстон на небесах, – только и сказал он.
То, что мы увидели, подъезжая к замку Давстон, немало меня позабавило. Там были тысячи людей. Тысячи и тысячи. Многие держали в руках зажженные свечи, и большая часть тихо плакала. Укрепленная ограда замка была завалена цветами. И фотографиями Т.С. Давстона. И кошмарными стихами на клочках бумаги. И шарфами футбольных клубов (он был владельцем нескольких). И эмблемами со знаком Геи, сделанными из скотча и бутылочек от жидкости «Фэри» – название на бутылочках было старательно заклеено (в передаче «Умелые ручки» его память почтили минутой молчания).
И еще там было полно репортеров. Репортеров со всех концов света. С камерами на крышах автобусов – и все нацелены на замок Т.С. Давстона.
Они повернулись в нашу сторону, когда мы подъехали. Толпа расступилась, и ворота широко открылись. Жюлик направил лимузин к замку по длинной извилистой аллее.
Внутри замок выглядел в точности так, как я его запомнил. Больше интерьер никто не отделывал. Открытый гроб покоился на обеденном столе в большом зале и, когда я стоял перед ним, на меня нахлынули воспоминания о том замечательном времени, которое я здесь провел. О том, как я здесь напивался в дым, накуривался в хлам, и наслаждался невоздержанностью. О таких непотребствах, что, возможно, мне стоило включить их в эту книгу, чтобы оживить те главы, которые получились не слишком интересными.
– Посмотрим на него? – сказал Норман.
Я глубоко вздохнул. Очень глубоко.
– Лучше уж сейчас, – сказал Норман. – Он, наверно, начал пованивать.
Он не начал пованивать.
Если не считать аромата дорогого лосьона после бритья – его собственной марки, «Мужской Табак». Он лежал в открытом гробу, разодетый, словно на праздник собрался. Что вряд ли. На его лице было то умиротворенное, отстраненное выражение, которому столь часто отдают предпочтение усопшие. Одна рука лежала у него на груди. Между пальцами кто-то поместил небольшую сигару.
Я чувствовал, как на меня нахлынули переживания – как огромные волны, набегающие на каменистый берег. Как ураганный ветер, врывающийся в устье пещеры. Как гром, раскатывающийся над открытым полем. Как спелая репа, что пляшет в коровьем гнезде на сумочной фабрике.
– Неплохо он выглядит для мертвенького, – сказал Норман.
– А? Да, неплохо. Особенно для человека, которого разнесло на мелкие кусочки.
– Видишь ли, это все набивка. Удалось найти только голову и правую руку. Смотри, я отогну воротник – увидишь, где пришили оторванную шею…
– Даже не думай! – Я схватил Нормана за руку. – Он же умер! Я думал, это будет манекен, или что- нибудь такое.
– С руки сняли отпечатки пальцев, – сказал Норман. – И даже если он был готов потерять руку, чтобы симулировать собственную смерть, пожертвовать головой, мне кажется – это немного слишком.
Я вздохнул.
– Тогда так тому и быть. Т.С. Давстон умер. Конец эпохи. Конец долгой, пусть и неблагополучной, дружбе. – Я залез в карман пиджака и вытащил пачку сигарет. И засунул ее Т.С. Давстону в нагрудный карман.
– Красивый жест, – сказал Норман. – Чтобы его духу было что покурить на той стороне.
Я торжественно кивнул.
– Хотя жаль, что они не его сорта, – добавил с ухмылкой Норман. – То-то бы он обозлился.