– Значит, все правда. И я действительно оказался в прошлом. Физически.
Тим снова рассмеялся, но на этот раз смех звучал более натянуто.
– Таблетки такого не делают, – сказал он. – Никакие таблетки на такое не способны. Правда…
– Что? – ноги Уилла стали ватными, и он оперся на руку приятеля, чтобы не упасть.
– Если ты принимал «ретро», что ты помнишь?
– Все. Каждую мелочь. Весь наш разговор, до последнего слова. Клянусь тебе, это чистая правда.
– Опять двадцать пять. Мы ни о чем не говорили.
– А цифровые часы на картине?
– Мне худо, – простонал Тим. – Теперь еще и часы с картиной…
– «Мастерский удар эльфа-дровосека».
– Чем дальше, тем круче. Первый раз слышу.
– Но ты видел меня на экране систем безопасности. Как я ее прятал.
Тим покачал головой:
– Пожалуй, нам и впрямь следует пропустить по стаканчику. И ты мне обо всем расскажешь. Только не подумай, что я поверю хотя бы одному твоему слову. Но ты понимаешь: когда в кино с кем-то случается что-то таинственное, и ему никто не верит… Знаешь, я всегда думал: а как это было бы в реальной жизни? Ну вот, допустим, твой лучший друг оказывается пришельцем из космоса или кем-нибудь таким. Каково бы мне было, если бы такое произошло по-взаправдашнему? Честно говоря, я так и не понял, что у тебя в голове. Вполне может оказаться, что ты и в самом деле свихнулся. Но есть одно «но» – такое большое- большое «но»: а что, если нет? Я такого терпеть не могу: когда тебе что-то говорят, ты не веришь, а потом выясняется, что это была правда… Ну так что, продолжим разговор? Выпьем, ты мне про все расскажешь, а потом мы вместе подумаем, могло такое случиться или нет, и что нам с этим делать.
– Ты уже закончил? – спросил Уилл.
– Не уверен, – признался Тим. – Но ты ухватил, хотя бы в общих чертах, к чему я веду?
– Ну в общих чертах. Примерно так: «можешь мне поверить, если тебе понравится, как это звучит». Что-то в этом духе. Верно?
– Ну, где-то как-то так. Так мы идем или не идем?
– Идем, – согласился Уилл. – И я расскажу тебе такое, что ты в жизни не поверишь, но тебе очень захочется поверить. Если ты ухватил, хотя бы в общих чертах, к чему я веду.
– Не уверен, – ответил Тим. – Ладно, когда придем, тогда расскажешь.
И они пошли.
Паб, в который они пришли, был хорошо известен и назывался «Летящий Лебедь».[29] Тиму еще никогда не доводилось здесь бывать. Чтобы добраться до этого заведения, пришлось долго и мучительно топать от самого Чизвика. Ничего другого им не оставалось. Бесконечный трамвай двигался только в одном направлении – по часовой стрелке. Если бы они все-таки решили добраться до пивной на трамвае, им пришлось бы пересечь весь Центральный Лондон, снова вернуться в Брентфорд и выйти за одну остановку до той, на которой Тим вытащил Уилла на платформу.
Что можно сказать о «Летящем Лебеде»?
Кое-что можно.
Этот паб существовал еще во времена королевы Виктории. Он стоял на Илинг-роуд, ныне мощеной пешеходной улице, которая вела к той самой жилой башне, где жили Тим и Уилл.
И никуда исчезать не собирался. Он пережил и двадцатый век, когда с легкой руки владельцев его интерьер подвергся почти полной перестройке. И неизбежную, казалось бы, угрозу уничтожения в двадцать первом, когда в ходе «реконструкции» почти весь Брентфорд сравняли с землей и возвели на месте прежних домов грандиозные жилые башни. И все благодаря старинной хартии, скрепленной государственной печатью королевы Виктории. Эта хартия подтверждала, что паб находится во владениях Короны[30] и гарантировала «Летящему Лебедю» защиту от сноса на тысячу лет. Кроме него уцелело лишь одно здание в Брентфорде – дом, построенный в конце эпохи короля Георга, в великолепном Баттс-Эстейт. В двадцатом веке дом принадлежал некоему профессору Слокомбу, который обитал в нем один со своим старым слугой Гэммоном.
А что можно сказать об интерьере «Лебедя»?
Кое-что можно. Но очень немного.
Ныне это был самый старый паб в мире, очень спокойный, как и полагается добропорядочным старикам. И популярностью был обязан прежде всего своему почтенному возрасту и всему, что с этим связано. Он сохранил все черты, которые делают паб пабом, отличают его от бара и придают ему особое достоинство. А именно: высокая барная стойка красного дерева, восемь сортов эля, которые наливаются вручную, ровная шеренга английских барных столиков,[31] мишень для прицельного метания дротиков и музыкальный автомат, который давным-давно вышел из строя.
Окна из травленого стекла давно потемнели от миллиона струек и колец табачного дыма. Изрядно потертый персидский ковер помнил шаги тысяч героев. На стенах сохранились выцветшие бумажные обои, на которых кое-где угадывались остатки рисунка.
На полках, которые тянулись вдоль стены за стойкой и под ней, выстроились всевозможные стеклянные емкости для эля, сувениры из Латинской Америки, бутыли из-под старых вин. Повсюду красовались древние открытки с плоскими крышами Брентфорда и прочими видами далекого прошлого.
А между полками и стойкой стоял бармен. Он работал на условиях частичной занятости, и его звали Невилл.
