— Вас, без сомнения, повеселят истории о таинственной женщине, приезжавшей справляться о вас в ваши игорные клубы. — Она перечислила названия заведений, и каждый раз он напрягался все сильнее. Она и правда не могла смотреть ему в лицо, и в эти глаза Мэндевиллов, поэтому глядела в пол.
Но он больше не задавал вопросов и не двигался, даже не повернул голову, так что она не могла больше видеть его лицо.
— Это уж слишком даже для вас, Тесса.
Он резко повернулся и вышел, не оглянувшись.
Глава 21
«Она милая девочка, ты будешь гордиться ею. Умная, здоровая. Лучше жены не найдешь». Слова дяди пронеслись в его мозгу. Так же, как и другие замечания. Полин, которая неплохо разбиралась в людях, сказала, что Тесса очаровательное дитя.
«Я задаю слишком много вопросов, и у меня прискорбная привычка говорить все, что придет в голову, до того, как я подумаю. Это очень мешает». Она так и не переросла эти привычки.
Высший свет не живет по правилу, что, если ты не можешь сказать ничего хорошего о человеке, промолчи. Сплетни затихали до того момента, когда человек доказывал, что о нем стоит говорить или осуждать. Тесса сделала все, что могла, чтобы обеспечить себе место в сборнике историй светских гарпий. Кричала на него в театре, устроила из себя посмешище, таскаясь за ним по Лондону, как ищейка. Он не удивился бы, если бы она стала темой для жарких обсуждений по всему городу. То, что он не слышал сплетен, в большей степени объяснялось его нежеланием в них вникать, а не благородством и сдержанностью его знакомых. Ни у кого просто не хватало смелости рассказать ему.
И все же она осмелилась смотреть на него так, как будто обнаружила в нем какой-то прискорбный недостаток. Как будто он был недостоин даже ее презрения.
Джеред медленно поднялся по лестнице. Она была как пламя, а он был тем самым пресловутым мотыльком. Он помедлил и вошел через соединяющую их покои дверь без стука. Ему же не нужно спрашивать у нее позволения войти.
Тесса обернулась, когда он вошел. Горничной при ней не было.
На ней была прозрачная шелковая рубашка; она не скрывала ничего. Ее груди выпирали вперед, натягивая ткань, словно проверяя ее на прочность. Соски были большими, темно-коралловыми, с торчащими кончиками, дразнящими своей выпуклостью сквозь тонкую ткань. Ему захотелось целовать их сквозь материал, обжечь ее своим влажным ртом. Вместо этого он подошел ближе, протянул руку и положил ладонь на ее левую грудь. Она задрожала, но не отстранилась.
— Тесса? — Его голос был само соблазнение — теплый, бархатный. Она подняла руки и положила ему на плечи. Прикосновения ее пальцев к его коже там, где шея переходит в грудь, было достаточно. И все же он не поцеловал ее, а просто стоял и вдыхал ее аромат. Лаванда и лимон. Она стояла перед ним в облаке распущенных волос, дыша так тяжело, что он знал, что она возбуждена одним только фактом его присутствия. И все же он не двигался, довольствуясь наслаждением моментом.
— Да? — наконец произнесла она. Слово, которое было высечено в граните тупым резцом, подумал Джеред, за все то бесконечное время, потребовавшееся, чтобы его произнести. А ведь это было всего несколько секунд, подумал он со слабой улыбкой. Его пальцы дрожали, сердце гулко билось.
Было бы лучше, если бы она захлопнула дверь, ответила ему отрицательно, даже потребовала, чтобы он ушел. Она вела себя не так, как должна вести себя добропорядочная жена. Вместо этого она искушала и соблазняла.
Она была свечой в почти кромешной тьме, сияющая и нежно улыбающаяся, ее губы розовые, пухлые, чуть влажные. Ее нужно было уважать, а не вожделеть, почитать, а не хотеть. Она была матерью его будущих детей, но чтобы это случилось, ему нужно войти в нее со всей силой и желанием, на какие он способен, даря ей наслаждение и высвобождение и доводя себя до безумия.
Благословенная обязанность. Он никогда не уклонялся от нее.
Ее босые ноги были сомкнуты, пальцы поджимались, как будто от холода. Как это нелепо — первый раз в своей многоопытной жизни он чувствовал желание и нежность, слитые воедино. Это была пьянящая смесь, чувство, которого он никогда не испытывал раньше: желание коснуться ее, заставить ее ощутить то же самое безрассудство, которое ощущал он. Он вдыхал ее манящий запах, прекрасно зная, что хочет не просто обладать ею, что это желание превратило границы простого вожделения во что-то неотвратимое и пугающее. Он хотел, понял Джеред в проблеске ясности, испугавшей его, любви этой женщины.
Когда его губы коснулись ее шеи, она задрожала всем телом. А потом сама поцеловала его — жадно, страстно. Это был поцелуй любовников, хорошо знающих все чувствительные места друг друга. Это был отклик тел, помнящих восторг первого соития.
Ее рука скользнула по его груди. Его ладони прижались к ее спине, нежно подталкивая ее вперед. Она не могла не чувствовать, что он безумно хочет ее. Казалось, что между ними вспыхнул огонь, настоящий пожар, разгоревшийся от той искры, вызванной нежностью.
Джеред отстранился, заглянул в ее лицо, веря в этот момент в силу женской магии, в колдовство изнывающей от желания плоти.
Он наклонился и задул одинокую свечу.
Здесь, в этой комнате, было темно, но ее наполняли и аромат цветов, и легкое дыхание Тессы.
Его губы едва касались ее губ, жест не страсти, но исследования — или, может быть, укрощения. Его руки опустились с округлостей ее плеч на скрипичный изгиб ее талии — восхитительная и соблазнительная женская плоть в облаке теплого аромата.
Тесса положила ладонь на его затылок, пальцы изогнулись, обхватив его голову. Такое бесхитростное пожелание целовать ее крепче. Что-то, питаемое трепетом, превратилось в тихое мурлыканье, нежное воркование, неслышное и едва ощутимое. Они покачивались вместе, как будто на ветерке, прижимаясь друг к другу в безмолвной страсти. Это было вожделение, усиленное жаждой, приправленное тающей нежностью.
Ее руки обвили его шею, она прижалась к нему со страстью, которая удивила его. Прикосновение ее тела к нему было как искра на сухом дереве, как вода на иссушенной земле, сладостный дождь чувств, питающий его до самой глубины. Он прижал ее к себе еще сильнее, опустил руку вниз, как будто не мог ничего делать, не касаясь ее, не чувствуя свою ладонь на ее плоти.
Из ее горла вырвался слабый стон, что-то похожее на всхлип, звук такой соблазнительный и женственный, что возбудил его еще сильнее.
Он поднял чуть дрожащую руку и погрузил в гриву ее каштановых волос, лаская тяжелые пряди и оттягивая ее голову назад, чтобы открыть шею для его поцелуев.
Проклятая рубашка, так мешавшая ему, создавала ироническую непорочность, которую он имел все намерения разрушить. Он нетерпеливо снял ее и швырнул на пол это последнее препятствие к ее влекущему телу.
Джеред потянул Тессу на кровать, сбросил покрывала и одеяла. Если она дрожала, то не от холода. Он должен, однако, сохранить какой-то контроль над собой. Ему казалось, что он попал в водоворот, разум и тело отказывались повиноваться.
Где это написано, что мужчины соблазнители? Он чувствовал себя на седьмом небе. Вот оно, настоящее мужское счастье. Тесса улыбнулась ему, дрожащая невинная улыбка с оттенком дерзости. Или, может быть, это ему только показалось?
Его ладонь провела по ее ребрам к груди, накрыла ее, ощущая гладкую сферу в ее совершенстве, кончик был такой тугой и жаждущий. Ее сосок приглашающе торчал.
Джеред ответил ему нежным поцелуем. Затем последовал хриплый вдох Тессы, короткий, прерывистый звук страсти.
