отличие от других женщин, жеманно семенящих мелкими шажками, Кэтрин ходила свободно и стремительно, гордо покачивая бедрами. Ему нравились ее руки, и следы тяжелой работы на них вызывали раскаяние. А доносившийся порой из соседних комнат ее смех отзывался в его сердце радостным переливом нежных колокольчиков.
Ему очень не хватало ее близости. И дело было не только в страстном желании видеть ее в своей постели. Фрэдди очень недоставало ее озорных выходок, остроумных и язвительных замечаний. Он многое бы отдал, чтобы восстановить хотя бы такие отношения, какие были у них в Мертонвуде. Тогда он по крайней мере знал, что следует делать. Сейчас же — впервые в жизни — находился в полной растерянности.
Граф захлопнул папку с документами, устало прикрыл глаза и постарался прогнать столь милый и столь измучивший его образ. Убирайся же, черт побери, прочь, в твои комнаты, запертые на надежные замки! Уходи из моих мыслей сейчас же! Хватить издеваться!
За несколько дней, проведенных в Монкрифе, Кэтрин поняла, что ее новая роль не так легка, как кажется со стороны. Она провела два самых бесполезных дня в своей жизни, слоняясь по многочисленным залам Монкрифа. Никогда она не ощущала себя такой одинокой и никому не нужной. Украшающая дом графиня-бездельница. Ей совсем не нравилось такое положение. Когда она спустилась в прихожую, две горничные последовали за ней. Они прошли за ней в розовую гостиную, огромную библиотеку и готовы были исполнить любое ее желание, и даже предупредить его заранее. Экономка, с которой Кэтрин завела беседу, сразу же сообщила, что меню в Монкрифе составляется на целый месяц вперед, и конечно, в соответствии со вкусами графа. Повар был так шокирован появлением ее светлости в его владениях, что не мог произнести ни слова. Садовники тоже чувствовали себя рядом с хозяйкой явно не в своей тарелке.
Монкрифский парк занимал более сотни акров. Но несмотря на свои огромные размеры и разнообразие, был прекрасно ухожен. К северу от дома находилась чудесная липовая роща; розовый сад с бронзовым фонтаном в стиле барокко был окружен каналом; зеленую беседку украшали азалии, растущие вокруг нее. Так было задумано еще первым графом Монкрифом. Все вокруг, от беседок до тенистых аллей длиной не менее трех миль, окружавших парк, было невероятно величественным. Кэтрин хорошо знала это, не раз гуляя здесь.
В саду не было слышно гомона птиц, а на старинной мебели в многочисленных комнатах нельзя было обнаружить ни пылинки. Ни один упавший лист, к которому наперегонки бросались двое садовников, не портил непорочную красоту луга перед замком.
Мертонвуд по сравнению с Монкрифом был обычным сельским поместьем, а количество и вышколенность прислуги не выдерживали сравнения. Здесь все шло так, как раз и навсегда установил граф. Желания его исполнялись мгновенно, не требовалось даже отдавать распоряжения. Горничные быстро и умело каждое утро наводили чистоту и порядок, но только после того, как граф покинет столовую, чтобы не обеспокоить его. Ленч ему подавали в кабинет непременно в полдень, и ни минутой раньше или позже. Когда он занимался делами, слуги старались ходить на цыпочках, чтобы не помешать ему. Даже дождь начинался не раньше, чем Фрэдди возвращался с обязательной утренней прогулки верхом. Кэтрин еще не доводилось видеть, чтобы так много людей работали с утра до вечера ради того, чтобы обеспечить комфорт одному человеку. Скорее всего ее муж совершенно естественно ждет от нее, чтобы и она выполняла все его желания.
Но что же действительно делают целыми днями графини? Боже, неужели она обречена мучиться здесь от скуки до конца жизни, бесцельно блуждая по комнатам и гуляя в парке! Граф по крайней мере целыми днями занят работой, а что делать ей?
Кэтрин постаралась не думать о муже. Она очень скучала по детям и часто вспоминала их. Как им живется, что они делают? Она так хотела, чтобы сейчас они были рядом с ней: дети будут лучшим лекарством от скуки.
Кэтрин было такое ощущение, что одна половина ее самой была здесь, а вторая блуждала неизвестно где. Время ползло со скоростью черепахи. Бесконечные прогулки по саду не занимали ее, а от игры на фортепьяно, за которым она просиживала часами, болели пальцы. Рисовать она не умела, вышивание внушало еще большую скуку, а читать она не могла: слишком беспокойно было у нее на душе.
На третий день Кэтрин встала намного позднее, чтобы сократить длинный и скучный день. Никто в доме не нашел странным, что графиня провела большую часть дня в постели. Она чувствовала себя совершенно несчастной. Слишком много свободного времени оставалось для беспокойства и горестных раздумий в этом роскошном имении. Она все чаще думала о Фрэдди и не могла избавиться от этих мыслей. Она отгородилась от него дверью, но не смогла запереть на ключ свое сердце.
От нечего делать Кэтрин долго осматривала портретную галерею, почти такую же, как в Мертонвуде. Правда, портреты здесь были более искусные, и изображены на них были не только графы, но и их жены. Кэтрин пристально разглядывала небольшое изображение Моники, размышляя, насколько точно отразил художник черты и характер этой женщины. Возможно, из-за того, что она знала историю с Моникой, ей показалось, что в маленьких глазках первой жены графа светилась ненасытная жадность. Но как ни странно, Кэтрин ощутила какое-то родство с этой давно умершей женщиной. Привлек ее внимание и портрет четвертого графа Монкрифа, которого не было в Мертонвуде. Это был крупный мужчина, но не такой величественный, как ее муж. У него были такие же густые и черные волосы, как у Фрэдди, но невыразительные глаза напоминали Джереми. Четвертый граф был изображен уже в зрелом возрасте. Лицо украшала небольшая бородка, тонкие губы презрительно поджаты, глаза недовольно прищурены.
Интересно, ее муж будет таким же через двадцать лет? Она не могла поверить, что время сможет так изменить его. Нет, Фрэдди останется таким же гибким и мускулистым, как тигр, на которого он хочет походить. Вряд ли его красивое лицо превратится в такую циничную маску. Если этого не произошло за минувшие двенадцать лет, то сомнительно, что следующие двадцать изменят его так круто. Он наверняка останется прежним: неотразимо красивым, мужественным и таким же упрямым. Кэтрин отогнала непрошеные мысли и пошла в парк. Несколько находившихся там слуг прекратили работу и смотрели, как она идет по расчищенной дорожке. Кэтрин махнула им рукой и пошла дальше.
Вновь пришли мысли о графе. Она отчаянно хотела разобраться в этом человеке и понять, что же ждет ее в будущем. Какой же он все-таки человек, ее муж, одному взгляду которого повинуются десятки людей, при воспоминании о котором нежно вздыхают служанки и загораются гордостью лица мужчин оттого, что они работают у такого великого господина. А она сама? Только ли от скуки она постоянно думает о нем? Стоит ей услышать малейший шум в соседней комнате, как в памяти мгновенно возникают глубоко запрятанные воспоминания. Она словно видит, как он вошел, как стал раздеваться. Перед ее глазами до сих пор стоит его загорелое сильное тело. Она помнит, каким спокойным становилось его лицо, когда он засыпал, а губы утрачивали свою твердость. Но он оставил ее одну на постоялом дворе, заботясь лишь о собственном удовольствии. От этой мысли все ее теплые воспоминания о нем мгновенно испарились.
Впервые в жизни у нее было достаточно денег. Граф выделил ей такую сумму, что она вряд ли смогла бы заработать столько за всю жизнь. Ей не надо теперь ограничивать себя, экономить и беспокоиться о благосостоянии в будущем. Она живет в доме, не уступающем дворцу королевы. Стоит ей только шевельнуть пальцем, как целая армия слуг бросается выполнять ее распоряжение. У нее есть великолепное бриллиантовое кольцо, как символ супружеской жизни. Она не могла даже мечтать обо всем этом, и если бы кто-нибудь предсказал ей такое будущее, она бы не поверила. И только воспоминания делали ее несчастной.
Исполнилась неделя со дня ее приезда в Монкриф. Скука стала совершенно невыносимой, и ни малейшего просвета впереди. Вновь вспомнилась мудрая Констанция. «Как начнешь дело, так оно и продолжится», — говорила она. Но Кэтрин не собиралась продолжать такую жизнь.
Она быстро спустилась в холл и, не обращая внимания на внимательные взгляды слуг, направилась к кабинету графа. Через несколько минут она распахнула дверь комнаты, в которой работал граф, управляя своей обширной империей.
Фрэдди сидел за огромным столом. Одной рукой он машинально теребил волосы, другой сжимал быстро бегающее по бумаге перо. На нем была простая рубашка, с расстегнутым, как обычно во время работы, воротом, заправленные в высокие сапоги бриджи. На звук открывшейся двери он не оглянулся и продолжал писать. Кэтрин подошла к столу и встала напротив него, но граф даже не посмотрел на нее. Кэтрин молча
