— Даже очень. Кроме того, это единственный способ узнать истинные размеры твоего богатства.
На ее лице появилось дразнящее выражение, а во взгляде совершенно не было алчности.
— По крайней мере ты теперь знаешь, куда вкладываются деньги.
— Кстати, — вдруг задумчиво произнесла Кэтрин, — а что мне делать с моими?
Фрэдди раздраженно отвернулся. Поистине поразительная способность все испортить несколькими словами! В чем, в чем, а в искусстве дразнить его Кэт не знает равных.
— Разве я сказала что-то обидное? — Кэтрин искренне удивила столь резкая смена настроения мужа. — У меня ведь никогда не было такой уймы денег, и я в самом деле не знаю, что с ними делать.
— Не потратить ли тебе их на булавки? — спросил Фредди.
После вопроса Кэтрин его раздражение сразу же унялось. Граф мысленно укорил себя в том, что постоянно ждет подвоха с ее стороны и просто не допускает мысли, что она может вести себя с ним просто и доброжелательно.
— Боюсь, что во всем мире не найдется столько булавок, — поддразнила его Кэтрин. — В карты я не играю, а мои дети ни в чем сейчас не нуждаются.
— А подарки? Ты можешь тратить свои деньги, как тебе заблагорассудится, хоть на сладости.
— О Боже! Я стану, толстой как свинья, — улыбнулась Кэтрин.
— Да, проблема… — произнес он задумчиво, и лицо его окончательно смягчилось. — Может, тебе вложить эти деньги в какое-нибудь дело?
— В твое? А почему бы и нет? Кому же я могу доверить свое богатство, как не тому, кто мне его дал? — Кэтрин звонко рассмеялась, и у Фрэдди перехватило дыхание.
Что она делает с ним! Он проклинал свою плоть, свои мысли, свою память, рисовавшую сладостные картины прошлого.
— Но я хочу получить вознаграждение за совет, — тихо произнес Фрэдди и подошел к ней.
— О!.. И какой же гонорар вы хотели бы получить?
Фрэдди стоял за ее спиной, и она чувствовала его близость по той теплой волне, которая окутала ее. Руки его осторожно и нежно легли ей на плечи. Она ощутила их приятную тяжесть, но не вздрогнула и не напряглась. Изголодавшееся по ласке тело отказывалось внимать предостережениям памяти. В кабинете вдруг стало так тихо, что они слышали дыхание друг друга.
Граф наклонился и прикоснулся губами к ее затылку. Кончики пальцев поиграли завитками ее волос.
— А поцелуй? — нежно и игриво прошептала Кэтрин.
— Этого вполне достаточно для меня, чтобы рассмотреть ваши финансовые возможности.
Граф обошел стул, поднял Кэтрин и обнял ее. Она обвила его шею руками и расслабленно прильнула к его груди. Полные, страстные губы призывно приоткрылись навстречу его губам. Они вновь были только вдвоем, отгороженные от всего света волшебным покрывалом страсти. Губы их наконец встретились, и она тут же ощутила теплое, приятно щекочущее прикосновение его языка, от которого закружилась голова. То ли из ее, то ли из его груди вырвался томный зовущий стон.
Воспоминание о потерянном рае или дорога в ад? Граф обругал себя трижды идиотом и сделал шаг назад.
— Помни о своем целомудрии, Кэтрин, — проговорил он. Его слова были жестоки и беспощадны. — Господь не допустит, чтобы я приносил новые жертвы на алтарь твоей невинности.
— Иди ты к черту! — прошептала она и резко отдернула от него руки.
Это Фрэдди-то заботится о ее невинности! Это граф Монкриф предлагает ей хранить свое целомудрие, только что выпустив ее из своих объятий!
— Ты давно уже там, — пробурчал граф и, не скрывая раздражения, вышел из кабинета.
Глава 21
«Она не утратила вкус к необычным поступкам», — подумал Фрэдди, когда на следующее утро Кэтрин проскользнула в его кабинет. Он только что сел за работу, вернувшись со своей обычной утренней прогулки верхом. Похоже, что завершение первого рабочего дня ее не слишком обескуражило. Или, что скорее всего, она придумала новую пытку. Но запретить ей приходить сюда он не мог, Позднее он с мрачным юмором подумал, что это напоминает ношение власяницы — острое облегчение испытываешь, когда снимаешь ее. Так или нет, Кэтрин была и его болью, и его наслаждением. Он не мог сказать ей «нет».
Кэтрин не собиралась вновь погружаться в смертельную скуку, в которой она находилась до сих пор. Она решила сделать вид, что ничего вчера не случилось и она отлично выспалась этой ночью. Кэтрин собрала всю свою храбрость и решительно постучала в дверь. Она увлеклась этой работой, и ей было интересно разбираться в его финансовых делах. Каждый день приносил какие-нибудь открытия в необъятной империи графа Монкрифа. На второй день Кэтрин узнала о плантациях сахарного тростника, на третий — о прядильных фабриках и овцеводческих фермах. Вместе с уважением к этому человеку, создавшему все это, росло и ее понимание его силы и власти, которыми он владеет.
Конечно, он не обладал той безграничной властью, которая принадлежит монархам или диктаторам. Его влияние было ограничено и распространялось лишь на созданные им самим владения. Тем не менее, ему подчинялись тысячи людей, и любое его решение могло повлиять на их жизнь, на то, хорошо им будет или плохо. И он никогда не забывал об этом. Чувство ответственности многое объясняло в его поведении и стало неотъемлемой частью его самого. Кэтрин подумала, что это было самым важным открытием, которое она сделала в своем муже.
Каждое утро Кэтрин с необыкновенным подъемом приступала к работе, но уже к обеду чувствовала раздражение, то ли оттого, что Фрэдди открыл ей слишком много, то ли оттого, что слишком мало. Но чем больше она узнавала о его финансовой империи, тем больше понимала и его самого. Он больше не удивлялся ее вопросам и с готовностью отвечал на них, и не считал, что ей это неинтересно. Даже когда речь заходила о каких-то неприятных сторонах дела и проблемах, Фрэдди не старался их приукрасить или свалить вину на других, а пытался объяснить, как можно, на его взгляд, исправить положение.
Часы, проведенные в кабинете, были самыми приятными для Кэтрин. Работа и беседы о делах с графом очищали ее сердце от горечи, раздражения и тревоги о будущем. Все было хорошо, кроме его чувств.
Кэтрин согласилась с ним ужинать. Но в столовой ее встречал совсем другой человек, не тот, с которым она так интересно проводила время в кабинете. Он всегда был безукоризненно одет и встречал ее безупречно вежливой улыбкой и строгим выражением глаз. У этого Фрэдди не было милой привычки, забывшись, гладить ее по голове, как у того, с которым она общалась днем. На лице его не появлялась та легкая, чуть удивленная улыбка, которой он подбадривал ее стремление выяснить тот или иной сложный вопрос. Этот отстраненный, необщительный мужчина лишь внешне напоминал того, который с энтузиазмом обсуждал с ней возможности, открывающиеся с появлением новых пароходов, и планы расширения торговых операций с южными штатами Америки. Фрэдди, с которым они в один дождливый день устроили нечто вроде пикника на ковре в его кабинете, был совсем не тем Фрэдди, который сидел напротив нее за столом, холодно поглядывая сквозь грани наполненного вином бокала.
Но и к этому Фрэдди ее неотвратимо влекло. Все было бы прекрасно, если бы не ее чувства.
— Ты сегодня ранняя пташка.
Кэтрин услышала за спиной голос графа и резко повернулась, едва не потеряв равновесие. Несколько цветков выпало из корзины, и она принялась торопливо собирать их, ломая хрупкие стебли.
«Ты само воплощение весны», — добавил про себя Фрэдди. Склонившись с Монти, он выхватил несколько цветков из рассыпавшегося букета и, поднеся их к лицу Кэтрин, чуть пощекотал ее нос нежными бутонами, на что она улыбнулась жалкой улыбкой, и на ее лице появилось печальное выражение.
— Собираешься прогуляться верхом? — спросила она и смутилась от своего вопроса. Нелепо спрашивать об этом, когда рядом нетерпеливо бьет копытом Монти.
— Хочешь составить мне компанию? — неожиданно мягким голосом предложил Фрэдди.
Кэтрин растерянно посмотрела на корзину, на подол своего утреннего платья из хлопковой ткани, оглядела сверкающие в солнечных лучах башни Монкрифа.
— Да, — просто сказала она с улыбкой и опустила цветы на землю. — Я буду готова через минуту.
Кэтрин решила надеть новую амазонку, которую заказали вместе с другими нарядами, и стала обходить Монти.
— Нет, — произнес Фрэдди, нагибаясь и обнимая ее рукой.
