госпиталь, пока «мальчик не ослаб окончательно». Чего только не сделают любящие мамы! И его жена добилась своего: Кэтэлина положили в госпиталь. Но там он не смог привыкнуть к диетическому питанию и быстро выписался.
Однажды Якоб поделился с женой, что отпустил матроса в краткосрочный отпуск. Она сразу запричитала:
— Как хорошо было бы, если бы и Кэтэлину попался такой сердобольный командир, как ты…
— Да вовсе я не сердобольный, — разозлился Якоб. — Не из жалости я его отпустил: у него сестра замуж выходит.
Раз в две недели, по воскресеньям, он ездил к сыну в Плоешти, где тот служил. Вез с собой целый чемодан бисквитов, шоколада, ананасового сока, книги, носки. В последний приезд дежурным по части был лейтенант, командир его сына. Увидев перед собой капитана второго ранга, лейтенант вытянулся, но, вспомнив, что перед ним отец одного из подчиненных, поприветствовал Якоба с явным налетом фамильярности. «Тебе потребуется не менее двенадцати лет, чтоб дорасти до моего звания», — подумал тогда Якоб. И все же, здороваясь с лейтенантом за руку, улыбнулся, ведь лейтенант был командиром взвода у его сына и от него кое-что зависело.
— Как дела?
— Какие дела? Служба, — пошутил лейтенант. — Вы приехали навестить сына? Парень хороший, пока никаких недоразумений…
— Приятно слышать, — сказал Якоб, стараясь пропустить мимо ушей это «пока».
— Подождите немного, я пошлю за ним дневального. Пожалуйста, посидите…
Якоб отказался от приглашения посидеть на деревянной скамье в маленькой комнатушке КПП. Он предпочел ждать на свежем воздухе, в нескольких шагах от входа, стараясь держаться подальше от проходивших солдат, которые, завидев капитана второго ранга, становились навытяжку, отдавая ему честь. Ждать пришлось около четверти часа. Раздутый чемодан он прислонил к стенке проходной. Потом он увидел, как по длинной аллее между казармами к контрольно-пропускному пункту бежит Кэтэлин в мешковатой гимнастерке, топая тяжелыми ботинками. Кэтэлин отдал честь, но не отцу, а лейтенанту, который был занят другими посетителями и не обратил на него внимания. Якоб обнял сына. От его одежды исходил легкий запах нафталина, пота и одеколона «Табак». Кэтэлин же смотрел не на отца, а на объемистый чемодан. Наконец он с нетерпением спросил:
— Привез все, что было в списке? И гантели?
— Я думал, этот чемодан меня доконает, — пожаловался Якоб. — Мама здорова, сожалеет, что не смогла сегодня приехать.
— Приедет в следующее воскресенье, если мне не удастся вырваться на трое суток… Хорошо, что сегодня дежурит наш. Сбегаю освобожу чемодан, а ты пока поговори с ним, — кивнул Кэтэлин в сторону лейтенанта, который в это время проверял содержимое сумки у старичка. — И вытащи меня отсюда на два- три часа в город.
Слова прозвучали не как просьба, а как настойчивое требование. «Во всем виновата мать, — подумал с досадой Якоб, — так воспитала… И я должен был как-то влиять на него…»
Он подошел к лейтенанту в тот момент, когда тот с удивлением рассматривал содержимое сумки старика.
— Одну минуту, извините, — бросил лейтенант через плечо Якобу, продолжая разговор со стариком: — Разве так можно, дедуля? Для чего мы здесь находимся, как вы думаете? Какое воспитание вы даете внуку? Оставьте ваши бутылки здесь. Поговорите с внуком в комнате для посетителей, а когда будете уходить — заберете их с собой.
Старичок ушел пристыженный. Лейтенант повернулся к Якобу:
— Теперь слушаю вас.
— У меня просьба. Если можно, отпустите сына на пару часов прогуляться со мной по городу.
— Сейчас все хотят в увольнение, — вздохнул лейтенант. — Хорошо, выпишу увольнительную. Только прошу без спиртных напитков…
— А что, похоже, что я собираюсь напоить собственного сына? — спросил, с трудом сдерживаясь, Якоб.
— Разное случается, — миролюбиво ответил лейтенант. — Я имел в виду не вас лично. Видели, что принес этот дедуля внуку? Вот, полюбуйтесь.
Он взял с подоконника бутылку пепси-колы и поднял ее к свету. Жидкость оказалась чуть светлее обычного.
— Пожалуйста, каберне в бутылках из-под пепси-колы! На какие только хитрости не идут!
Лейтенант тут же на подоконнике выписал увольнительную и протянул ее капитану второго ранга, держа двумя пальцами, как троллейбусный билет:
— Только подождите, пока ваш сын переоденется. Целый день солдаты идут через эти ворота. В военном училище порядки намного строже…
Якоб опять уловил намеки на свою просьбу, но, увидев спешившего к нему Кэтэлина в начищенных ботинках и тщательно выглаженных брюках, забыл обо всем.
— Успел нагладиться? — с иронией спросил лейтенант.
Возможно, в ту минуту лейтенант пожалел, что разрешил увольнение, но это уже не имело значения. Кэтэлин так и сиял от радости.
По дороге он рассказывал, как плохо обстоят дела в соседнем взводе.
— А вот в нашем взводе совсем другое дело!
Только тогда Якоб облегченно вздохнул. «Наш» взвод — это означало, что кризис прошел, что парень привыкает к армейской жизни. Можно успокоить мать…
— Поговори с лейтенантом. Скажи, что ты однокашник нашего полковника, пусть перетрухнет, тогда с него хоть немного слетит гонор.
— Кэтэлин, перестань учить меня, — перебил его отец. — Ну чего ты хочешь? Он — твой командир, и ты обязан ему подчиняться.
— Даже если он отдает бессмысленные приказы? Позавчера я простудился. Врач выписал мне освобождение, и я не пошел на занятия. А лейтенант, уходя, сказал: «Чтобы не сидеть без дела, наведи порядок в канцелярии». Но если я освобожден, то зачем заставлять меня наводить порядок…
— Ну и как, навел?
— Разве мог я не выполнить приказ?
— Тогда все в порядке.
— Нет, не все в порядке. Если освобожден, то освобожден.
— Что, эта работа как-то повлияла на твое здоровье?
— Ты с ними заодно, — обиделся Кэтэлин. — Разве ты не понимаешь, что это дело принципа?
— А ты на самом деле был болен? Признайся честно.
— Другие целыми днями торчат у дверей санчасти.
— Ты хочешь составить им конкуренцию?
Сын замолчал. Молчал и Якоб. Они шли в ногу. Изредка Кэтэлин, как спортсмен, глубоко вдыхал и произносил:
— Как хочется свободы… Как я мечтаю об этой минуте!
— Перестань паясничать, — наконец сухо перебил его Якоб.
Когда, возвращаясь, они подходили к контрольно-пропускному пункту, Кэтэлин взмолился:
— Не можешь что-нибудь придумать на субботу? Ну, например, семейное торжество, свадьбу, юбилей, чтобы меня отпустили домой на трое суток.
— Послушай, это же…
— Все едут по телеграммам, телефонным звонкам, у кого-то дядя в штабе. Ну, ей-богу, что тебе стоит, папа?
И Якоб сдался. Дрогнуло отцовское сердце. Но чего ему стоила та минута, когда лейтенант окинул его, выступившего в роли просителя, холодным взглядом!
— Я хотел вас кое о чем попросить…
Лейтенант начал жаловаться, что все просят увольнение, но не думают, что казарма с субботы до
