работают его съемочные камеры под водой, и пришел к выводу, что в нашей работе они принесли бы большую пользу. Стал стучаться во все двери. Тогда я был лейтенантом примерно вашего возраста, — сказал он, обращаясь к Пэдурару. — У меня было много энтузиазма и еще не было радикулита. Сейчас все наоборот — есть радикулит, а энтузиазм почти иссяк…
— Не прибедняйтесь, — перебил его Якоб. — Недавно опять была ваша статья в академическом журнале, причем с резюме на французском языке.
— Резюме, допустим, написал не я, ну да ладно. Что касается моей истории… Был в штабе специалист, который воевал вместе с начальником водолазной группы. После войны у водолазов было особенно много работы. То и дело обнаруживали мины, оторвавшиеся от минных заграждений. Обследовался каждый метр моря, тщательно прокладывались навигационные пути. В те времена и в тех условиях водолаз был заметной фигурой. В последующие годы приходилось выполнять и, другие задачи. Помню, когда я, еще курсант, был на практике в пятьдесят шестом году. Драга очищала от ила и грязи канал, примыкавший к порту. Как-то раз вместе с илом она всосала и снаряд, который взорвался, продырявив ее дно в семи местах. В пробоины хлынула вода. Драга стала тонуть, что грозило прекращением движения судов по каналу. Тотчас вызвали водолазов. Их возглавлял начальник водолазной группы, военный мастер, у которого фронтовой друг был главным специалистом в штабе. Так вот этот мастер сам спустился под корабль — другого выхода не было — и забил пробки в пробоины. В любую секунду вта посудина могла затонуть и придавить водолаза.
— Слышал я об этом случае, — сказал Якоб. — Водолаза тогда наградили.
— И уверяю вас, заслуженно, — заявил Костя. — Трудно даже представить, как бы вышли из этого сложного положения, если бы не он.
— Вы тоже были тогда в его группе?
— Да, стоял у воздушной помпы. Наш плашкоут был привязан к драге, и в случае чего перевернулись бы и мы. Но это не шло ни в какое сравнение с тем риском, которому подвергался военный мастер. Как видите, бывают моменты, когда человек показывает все, на что он способен.
— Вы тоже неоднократно показывали, на что способны.
— Профессия, а может, и беда, кто знает? В этом есть своя прелесть. Я всегда знал, на что иду, как тот мастер. Он был очень смелый человек. Обезвреживал акустические мины с пятнами ржавчины, готовые взорваться от первого прикосновения, очищал всасывающие сетки драг, которые освобождали от мин канал от Сулины [14], проверял плотины гидроэлектростанций. Он не знал, что такое усталость. Извините, я отвлекся от темы. Одно время корабли стали терять винты в открытом море. Капитаны судов давали точные координаты, где произошла авария. Но как можно рассчитать траекторию, по которой винт опустился на дно? Винт грузового судна — это целая тонна высококачественной бронзы плюс обработка… По всем статьям убыток немалый. А как отыскать винт под водой на площадях, исчисляемых гектарами? На это нужны люди и время. А у того мастера было особое чутье. Он, видимо, раскрыл закономерность движения сорванных винтов и умел точно вычислить траекторию их падения. Искали и другие водолазы. Шаг за шагом они обследовали указанное место аварии, обозначали границы буями… Но когда под воду опускался он, все верили, что поиск будет успешным. Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль о подводной камере. Этого мастера моя идея задела за живое. Он ведь был героем газетных сообщений, получал премии и благодарности от адмирала… А новая идея в какой-то степени умаляла его заслуги и почет, к которому он привык. Не знаю, понимаете ли вы меня.
— Бывает, что личные интересы мешают увидеть преимущество нового… — согласился Якоб.
— Да, что-то в этом роде. Откуда мне было знать, что у него в голове. Он стал критиковать мой проект на всех перекрестках. Я пошел к адмиралу. Адмирал спросил мнение специалиста штаба, который в свою очередь обратился за консультацией к фронтовому другу, то есть к этому военному мастеру, начальнику водолазной группы. Тот изложил недостатки проекта. Ошибки безусловно были: проект содержал лишь принципиальные решения, без точного расчета. Мой труд представили как фантазию дилетанта. Короче говоря, были отвергнуты и проект, и сама идея.
— Но все же опытный образец камеры был выполнен, — вступил в разговор главный механик капитан-лейтенант Албу.
— Да, образец был выполнен. Меня тогда охватило какое-то неистовство. Я был уверен, что все должно получиться. Первым делом я продал мебель. У одного капитана дальнего плавания, кинолюбителя, купил кинокамеру. Потом начал ходить попрошайничать по разным мастерским. Все жалованье тратил на детали. Простите, вру, не все. Часть денег уходила на специальные технические книги и журналы. Нужна была теоретическая подготовка — в этом я убедился после первых неудач. Кое-чему из области электроники, оптики, сопротивления материалов я подучился. Видите ли, камера под водой подвергается давлению, ударам… Когда казалось, что работа близка к завершению, появлялось что-то такое, что мешало это сделать. Я разбирал все заново, выполнял новые расчеты, переделывал. Ночи, воскресенья, отпуска уходили на это. От меня чуть жена не ушла. Я одичал, забыл, что такое кино, друзья. Все это продолжалось три года.
— Хорошо, но вознаграждение за труд…
— Вознаграждение иногда получаешь слишком поздно. Когда тебе приходится сражаться с ветряными мельницами, радость улетучивается от осознания бесполезности собственных усилий. Изнуряет не столько исследовательская работа, сколько усилия, затраченные на то, чтобы заставить людей тебя выслушать. По сравнению с этим все остальное кажется простым.
— Вы, наверное, счастливый человек.
— Очевидно, так оно и есть. Но чаще мне просто смешно. Например, мне очень хотелось рассмеяться, когда я услышал хвалебные оды из уст одного ответственного лица, которое еще вчера считало меня сумасшедшим. Правда, некоторые думали обо мне еще хуже. Для чего я все это говорю? Чтобы на собственном примере показать — когда борешься за идею, подумай и о риске…
— А без риска нельзя?
— Думаю, что нет. Проблема была совсем новая. За рубежом подобные аппараты тоже на дорогах не валялись. Многие вообще не верили, что это возможно. Вообразите — у корабля появится подводный глаз!
— А сейчас вы над чем работаете?
— Сказать? Злободневная проблема. Закрытая циркуляция воздуха в автономном скафандре. На эту мысль меня натолкнули полеты в космос. Есть способ вторичной очистки воздуха. Используя обычные баллоны с небольшим приспособлением, можно увеличить продолжительность работы скафандра в автономном состоянии.
— Теперь ясно, — сказал Якоб. — Надеюсь, вместо проданной старой мебели вы приобрели новую.
— Чтобы опять продать ее и начать изготовление аппарата кустарным способом? — рассмеялся офицер. — Нет, сейчас дела обстоят по-другому. Я зарегистрировал эту идею в научно-исследовательском институте. Разработка ее включена в план. Химики изучают наиболее эффективные пути очистки и обогащения воздуха кислородом. Механическая лаборатория занимается системой насосов. Я не могу начинать все сначала — изучать газовую механику, неорганическую химию и так далее. Теперь настал черед лейтенантов. Чтобы в наши дни что-то изобрести, должны трудиться десятки людей, а не одиночки.
— Но идея все-таки ваша. Надеюсь, вы ее успеете осуществить…
— Пока что я должен успеть проверить винты вашего корабля, — спохватился вдруг начальник водолазной команды. — Мои парни уже, наверное, изжарились в неопреновых костюмах. Схожу дам им указания. Без меня они не спустятся под воду.
— Вы рассуждаете, как тот мастер, о котором рассказывали, — пошутил Якоб.
— В какой-то степени да. Он был специалист высокой квалификации, и ему была небезразлична жизнь людей, находившихся в его подчинении. Если он спорил с адмиралом, то нередко говорил: «Если хотите, я сам пойду. Я знаю, что такое опасность и риск, и могу правильно оценить свои силы. Но не заставляйте меня посылать человека, если я не уверен в том, что он может и знает. Это значило бы, что я умышленно толкаю его на риск, будучи не уверен в исходе…»
Он откозырял, надел фуражку, которая никак не хотела сидеть на его голове по-уставному, и
