Я посмотрела в окно. Еще вчера было сравнительно жарко, а сегодня снова задул норд-ост, из-под балконной двери тянуло холодом. Пожалуй, придется надеть джинсы, футболку и ветровку. И кроссовки. А шорты и босоножки положить на самый верх сумки, чтобы в Стамбуле можно было сразу, прямо в аэропорту переодеться.
В аварийном режиме я почистила зубы и пыталась причесаться, когда в дверь постучали.
- Такси ждет! - мяукнул Веня.
Странно, он что, здесь живет? Или работает вахтовым методом?
Я все-таки успела схватить пакетик сока и чипсы. Таксисту, молодому парню с сизыми рябинами от юношеских прыщей, это не понравилось.
- Будьте так добры не есть в машине, - вежливо, но категорично приказал он.
Еще чего!
- Если я не буду есть, меня укачает и начнет тошнить. И может внезапно, совершенно внезапно вырвать, - вредным голосом заявила я. - Вы этого хотите? Когда тошнит на пустой желудок - это очень неприятно. Знаете, желчь так ужасно пахнет, просто всех кругом сразу тоже начинает тошнить.
Вместо того, чтобы нервно сглотнуть и позеленеть, парень улыбнулся.
- Ладно, ешьте, только не сорите. Обычно бывает как раз наоборот - наедятся и блюют. Особенно дети. Просто кошмар, когда детей рвет, запах еще хуже, чем просто желчью. После этого уже начинает тошнить взрослых.
Я улыбнулась ему в ответ. Вот это да! В школьные годы я была просто чемпионом по “тошнилкам” и могла испортить аппетит любому, даже самому небрезгливому. Но и паренек тоже не лыком шит. Наверно, в качестве главного аргумента использовал свою физиономию.
Зато плохо стало Корнилову. Пройдя лицом все цвета побежалости, он рявкнул:
- Прекрати жрать!
Засунув в рот остатки чипсов, я пробурчала:
- Да, милый, уже прекратила.
В международном “Пулково” я не была еще ни разу. Скажем так, аэропорт меня разочаровал. Маленький и тесный. И не очень чистый. Поискав взглядом буфет и не найдя, я заныла:
- Андрюша, очень кушать хочется. Ну очень.
- Потерпишь, - мило улыбнулся Герострат. - Лучше учи наизусть свои имя и фамилию, не дай Бог спросят.
Совет был кстати. От волнения мне не только дьявольски хотелось есть, но к тому же приключился приступ кретинизма. Спасибо хоть не медвежья болезнь. Я никак, ну просто никак не могла запомнить свою новую фамилию. Стопор какой-то. Помнила только: что-то летучее. Потом на минуту озарение: ах да, Летягина! Анна Васильевна Летягина. Тут снова происходило замыкание, и мне опять приходилось заглядывать в паспорт.
Рейс задерживался. Сначала на полчаса, потом на час. Меня начало трясти. Не помогло даже посещение счастливо обнаруженного кафетерия. Кофе был кислым и некрепким, а пирожное явно несвежим, хотя и по цене бриллиантов.
Герострат тоже нервничал, но виду не подавал. Если бы я держала себя в руках, он, скорее всего, позволил бы себе распуститься и постонать, но рядом со стучащей зубами Аллой чувствовать себя героем было гораздо приятнее.
Наконец объявили регистрацию. Зал всколыхнулся. Мгновенно из ниоткуда материализовалась огромная очередь. Мы оказались в хвосте.
Время словно остановилось. Мне казалось, что мы не продвигаемся ни на сантиметр. Таможенная декларация в моих руках уже напоминала тряпочку. Я впервые отправлялась за границу и совершенно не представляла себе процедуру паспортного контроля, таможенного досмотра, что там еще? А вдруг меня спросят что-то такое, чего я не знаю? Что-нибудь про Анну Васильевну Летягину? Или, вот ужас-то, увидят, что паспорт поддельный? На мой взгляд, он очень даже ничего, но я в жизни не видела настоящий загранпаспорт. Нет, видела, конечно, Мишкин - он пару раз катался по машинным делам в Германию, - но никогда особо не разглядывала.
До заветной стойки оставалось всего три человека, когда сбоку мелькнула какая-то тень, и меня вдруг больно схватили за руку выше локтя.
- Тихо, ни звука, - прошипел отчаянно противный голос, и огромный мужик в строгом черном костюме выволок меня из очереди.
Я попыталась было возмутиться, но из горла вырвался только сдавленный писк. Мужик вырвал у меня паспорт, билет и декларацию, стащил с плеча сумку, при этом второй рукой он ухитрялся резво волочить меня к выходу. Заметив нечто, напоминающее милиционера, я хотела заорать и позвать на помощь, но бугай весьма ощутимо саданул меня кулаком под ребра.
- Закрой пасть! - посоветовал он.
Точно такой же экземпляр, даже в идентичном костюме, тащил Корнилова, заломив ему руку за спину. Это я умудрилась разглядеть, скосив глаза чуть ли ни себе за спину. Еще один, поменьше калибром, одетый в черные джинсы и песочного цвета вельветовую рубашку, нес нашу синюю сумку.
Вокруг нарастал гул, как от морского прибоя.
- Спокойно, граждане, - сказал мелкий. - Федеральная служба безопасности.
- Твою мать! - застонал Герострат.
Нас загрузили в серебристого цвета “Ниссан Патрол”, на заднее сидение. Ничего себе машинки у ФСБ! Битюги сели по бокам, заблокировав двери. Странно, что на нас не надели наручники. Понадеялись на свою силушку. Ну и правильно, куда мы денемся, а в наручниках ой как скверно. Уж я-то знаю.
Давным-давно, в годы студенческой глупости, мы с Мишкой решили поиграть в садомазохизм. Он притащил откуда-то наручники, нацепил одно кольцо мне на руку, а второе защелкнул на спинке кровати. Спинка, кстати, была металлическая, старомодная и сделанная на совесть. Сеанс мне совсем не понравился, рука затекла, да и кольцо Мишка застегнул туго. Я потребовала снять это безобразие, но тут выяснилось, что ключа-то и нет. Мишка про него попросту забыл. Высказав весь свой нецензурный набор, я начала завывать на манер пожарной машины, а рука - стремительно синеть. Подручные средства вроде булавок, пилочек для ногтей и маникюрных ножниц результата не принесли. Службы спасения тогда еще не было. Михаил позвонил в “скорую”, но там сказали, что для подобных идиотов могут прислать только психиатрическую перевозку, и посоветовали позвать слесаря. Кое-как одев меня, супруг побежал за дядей Колей. К счастью, тот оказался сравнительно трезв, но открыть замок не смог. Зато смог очень ловко распилить спинку кровати. Поймав на последние деньги частника, мы с Мишкой поехали на Горького, 60 - в милицию. Там дежурный долго хохотал, я умирала со стыда, но наручники все-таки сняли. А рука, по счастью, левая, болела еще неделю.
Мелкий сел за руль. На безымянном пальце левой руки блеснул перстень с черным камнем. Я проглотила сухой царапучий комок. Это же непреложный закон детектива. Появляется некий сотрудник якобы правоохранительных органов, но его выдает какая-нибудь мелкая деталь. Ну перстень, например. Или слишком дорогой мобильник. Хотя менты сейчас все поголовно носят печатки, отращивают когти и ботают по фене.
Нет, на редкость противный тип. На макушке, там, где мышиного цвета волосы закручиваются в колечко, торчит неряшливый петух, тонкие губы кривятся, как пиявки, бесцветные глазки почти без ресниц и обведены красной каймой. Из ушей растет серый пух, как у древнего старика.
А эти двое из ларца, одинаковы с лица! Типичные братки. Маленькие змеиные головки с огромными жевательными аппаратами и без тени мысли на лицах. Зато двигательные конструкции так и распирают костюмчики. Как минимум 58-60, шестой рост. Магазин “Богатырь”.
Мы с Корниловым оказались так плотно прижаты друг к другу, что едва дышали. Близнецы отчаянно потели. От резкого запаха, смешанного с вонючим парфюмом “Фаренгейт”, меня замутило, на этот раз всерьез.
- Можно окно приоткрыть? - жалобно пропищала я.
- Щас! - отозвался тот, который слева, и даже не пошевелился.
Тут у меня зазвенело в ушах, перед глазами запрыгали черные точки, и я отключилась. А когда очнулась, за окошком обнаружился индустриальный пейзаж. Какие-то трубы, ограды, канавы, где-то
