- Ага, - поцокал Вантуз. - Виолетта из туалета. Сойдет.
Дверь за ним захлопнулась, и я в прострации рухнула на кровать, уже не думая о том, кто и что делал на ней раньше.
Смотри-ка, добрый какой сутенер. Может, и правда, послать Корнилова подальше вместе с его поганым миллионом и повкалывать на Вантуза?
И придет же такая пакость в голову, прости Господи!
На следующее утро я проснулась поздно. Солнце заливало комнату. Золотистые пылинки, попадая в луч света, вспыхивали искрами. Где-то за окном назойливо, как поп-звезда, выпевала песню из трех нот неведомая птичка. Часы Герострата лежали рядом на стуле. Сощурившись, я кое-как разглядела: половина двенадцатого.
Сам Корнилов тихо сопел, спрятав голову под одеяло. Голая пятка, розовая, как у младенца, трогательно выглядывала наружу.
Все получилось очень просто и по-домашнему. Андрей вернулся поздно, принес бутылку вина. На полуголодный желудок меня повело уже с первого бокала (а точнее, пластикового стаканчика). Сначала защипало переносицу, потом напала чудовищная болтливость. Я не давала Корнилову вставить ни слова, рассуждала о каких-то глобальных проблемах, ударилась в воспоминания детства, а под конец мне стало так жаль себя, что я расплакалась и ревела до тех пор, пока он не сгреб меня борцовским захватом.
Все это как-то неприятно напоминало историю с Мишкой, когда он пришел ко мне в Верхний тупик за согласием на развод. Правда, того отвращения я к себе не испытывала, но и счастливой, как Скарлетт О’Хара после безумной ночи с Реттом Батлером, тоже себя не чувствовала. Какое-то тоскливое пасмурное чувство...
Полежав еще минут пять, я осторожно, чтобы не разбудить Андрея, выползла из-под одеяла и накинула на плечи вместо халата его рубашку. Еще одна банальность. Во всех идиотских фильмах героиня, проведя ночь или просто какое-то время с мужчиной, непременно влезает в его рубашку и сверкает из-под нее голой задницей. Может, это просто печать собственности: теперь ты мой? Я бы предпочла благоухающей потом и табачным дымом рубашке хотя бы полотенце, но те розовые махровые клочки, которые предлагались в этом небогоугодном заведении, годились разве что на подтирку для одного места.
Впрочем, я сообразила это слишком поздно - когда уже залезла в душ. Вытираться было нечем, вылезать - слишком холодно, поэтому я так и оставалась под горячими струями, пока в “ванную” не просунулась заросшая золотистой двухдневной щетиной физиономия Герострата.
- Спинку потереть? - спросил он как-то слишком бодро.
Утренний сиквел в душе?! Только не это! Сразу вспомнилась одна жуткая история. Мой однокурсник Костя, неуправляемый потаскун, кстати, женатый на очень милой девочке, всегда говорил: “Главное - не изменять в душ
Однако Герострат, оказывается, и не думал покушаться на мою невинность, он очень мило и заботливо принес мне простыню с кровати.
- На, вытирайся! Потом повесим на балкон, к вечеру высохнет.
Кое-как замотавшись в нее на манер то ли привидения, то ли римского патриция, я почистила зубы и выплыла в комнату. Корнилов раскладывал прямо на кровати, едва прикрыв ее покрывалом, остатки вчерашнего пиршества.
- Оденься, замерзнешь, - пробурчал он, запихивая в рот последний кусок копченый колбасы, на который я только-только нацелилась.
Скрипнув зубами, я стащила с себя мокрую простыню. Герострат прищурился и критически осмотрел меня с ног до головы, примерно так же, как вчера Вантуз.
- А ты поправилась, - сказал он так, словно я набрала за три года не два килограмма, а все двадцать два.
- Ты тоже, - не осталась в долгу я. - Животик вон, прямо трудовая мозоль. Да и щеки со спины видно. Не трясутся, когда ходишь?
Это было уже преувеличением, но он задел меня за живое. Мой вес - то, что я больше всего не люблю обсуждать. Считайте, моя ахиллесова пята. Но никак не Геростратова.
- Все, что выше пояса - это грудь. У мужчины, разумеется, - уточнил он, запивая соком уже третий круассан.
Представляю, на что он будет похож лет через десять. Наверно, на своего папеньку, который хронически беременен слоненком.
Вечером Корнилов снова ненадолго уехал, отправив меня - куда? Разумеется, в продуктовый магазин. На этот раз я не пошла в супермаркет, отоварилась в обычном гастрономе.
Дверь в номер оказалась открытой, кругленькая, как колобок, бабушка в голубом фартучке пылесосила палас, что-то негромко напевая. Увидев меня, она удивленно вскинула брови и горестно вздохнула:
- Господи, такая миленькая девчонка - и туда же, в прошмундовки.
Тут она осеклась, сообразив, что так можно нарваться на неприятности, но потом подумала и поняла, что от меня вряд ли можно их ожидать.
- И как же ты так? - продолжала она причитать, стирая пыль с зеркала. - Бельишко-то поменять? За отдельную плату?
- Не надо, уже высохло все. Это я воду пролила. И потом вы ошибаетесь, - начала я вдохновенно врать. - У меня жених в другом городе, приехал на три дня, а дома родители и сестра с мужем, все в двух комнатах. Ну вот, знакомая мне сказала, что здесь недорого берут...
- Это понятно, - кивнула бабулька. - Мы тоже с дочкой, зятем и внуком в двух комнатках в хрущобке. Только нехорошее это место, детка. Ой, нехорошее...
Продолжая охать и причитать, она выкатила пылесос в коридор и закрыла дверь. Вот уж не все ли мне равно, что она подумает, так нет, начинаю изображать из себя принцессу.
Плюнув с досады, я разгрузила сумки. Ввалившийся в этот момент Герострат, швырнул на кровать два паспорта и билеты.
- Самолет завтра, в одиннадцать утра.
- А почему именно в Стамбул? - удивилась я, раскрыв один.
- Элементарно, Ватсон! Потому что туда не надо визы. Лучше паспорт свой посмотри. Ты теперь Анна Васильевна Летягина, запомни. Вот только возраст... Ну да ладно, может, ты просто плохо себя чувствуешь, или с перепою еще люди старше выглядят.
Я подумала, что он хочет выдать меня за шестнадцатилетнюю, но из паспорта явствовало, что мне двадцать четыре года. Я так и задохнулась. Это уже похлеще утреннего! Маленькая собачка до старости щенок, и мне давали максимум двадцать два - двадцать три. Герострат обладал просто уникальной способностью обливать помоями все, с чем только соприкасался, и я тут же засомневалась: может, люди мне элементарно льстили?
* * *
Почти всю ночь я не могла уснуть, вертелась с боку на бок, пока Андрей не пообещал отправить меня спать на балкон. Кто бы мне сказал всего неделю назад, что я с липовым паспортом отправлюсь за границу с весьма туманной перспективой возвращения! Да еще с Геростратом! Вот бы я посмеялась.
В голову лезли мысли о маме, о Динке, о квартире... Впрочем, у мамы есть Кирюша, Динка мне всего лишь подруга, а квартира... Я старалась не думать, во что она превратилась после “обыска”. Спасибо хоть дверь захлопнули.
В конце концов мне удалось задремать, но буквально в ту же секунду Корнилов уже стаскивал с меня одеяло.
- Вставай, чучело! Через двадцать минут такси придет.
- А позавтракать? - возмутилась я. - Когда еще в самолете кормить будут!
- Перебьешься. Спать надо меньше. Быстро одевайся!
