знал, обстрадались: какую себе Пересветов телку оторвал.
Так мы говорили о том, о сем, искоса поглядывая друг на друга. Словно договорились: понятно, к чему идет, но нельзя же вот так сразу. А почему, собственно, нельзя? Впрочем, этот первый момент всегда был для меня… особенным. Как будто броситься в полынью или спрыгнуть с парашютом. Или с “тарзанки”. Однажды один знакомый подбил меня на эту авантюру. Я стояла на вышке, смотрела на темную гладь пруда и никак не решалась сделать шаг. А потом – словно разорвала пластиковую обертку и влетела в новый мир. Тот же самый – но совсем другой. В нем солнце светило ярче, в нем звуки были отчетливей, в нем даже ветер был новым, свежим и совсем по-другому холодил разгоряченную кожу.
А еще мне было любопытно, получится ли все так же, как и раньше? Буду ли я смотреть на эротическую сцену со стороны, со шкафа или с люстры, вскользь отмечая негатив вроде потных подмышек или пятен на простыне? И останется ли потом легкое недоуменное послевкусие: и это все?
Нет, не может быть. Я чувствовала это. Все будет по-другому.
- О чем ты думаешь? – спросил Антон.
Я потянулась, перевернулась на спину и положила голову ему на плечо.
- Я думаю, что, если бы Андрей не потерял телефон…
- Я бы тебя все равно нашел. Никуда бы ты от меня не делась. Ты мне еще на фотографиях понравилась. А уж когда увидел, как ты на заборе висишь, ножками сучишь и пытаешься Петю разжалобить… Нет, думаю, моя будет, не сойти мне с этого места.
- Да ну тебя! – я шлепнула его по животу.
- Лупи, лупи, может, руку сломаешь.
Да, пресс у него очень даже ничего. Наверно, ходит в какой-нибудь фитнес-клуб. Даже этим он выгодно отличался от разжиревшего Герострата.
О Господи, неужели нельзя обойтись без сравнений?! Пусть даже
- А что касается “если бы”… Есть один старый, длинный грузинский тост. Кстати, вина не хочешь?
- Немного можно. Только не шампанского.
Антон встал, накинул махровый халат. Интересно, почему мне всегда казалось, что голый мужчина – зрелище малоэстетичное? Впрочем, наверно, смотря какой мужчина.
Я села, подоткнув подушку под спину, закрыла глаза и попыталась вспомнить тот миг, когда Вселенная вдруг взорвалась ослепительными искрами, а по телу разлилась звенящая слабость, мягкая и теплая, как сибирский кот…
- У меня есть белое рейнское, - Антон заглянул в комнату с бутылкой в руках. – Красное попроще, всего лишь “Монастырка”, но хорошая. Земляникой пахнет.
Я выбрала “Монастырскую избу”. Антон принес вазу с виноградом и лысыми персиками – нектаринами, большую шоколадку. Разлил вино в хрустальные бокалы. Один подал мне и снова забрался под одеяло.
- Жаль, что нельзя остаться здесь навсегда, - сказал он. – Ну так вот, тост. Однажды один горец нашел заблудившуюся лошадь и привел ее домой. “Надо же, - сказал сосед, - как хорошо, что ты наш лошадь”. “Я не знаю, хорошо это или плохо”, – ответил горец. Через некоторое время сын горца упал с лошади и стал калекой. “Надо же, - сказал сосед, значит, все-таки то, что ты нашел лошадь, было плохо”. “Я не знаю, хорошо это или плохо”, – снова ответил горец. Прошло время, началась война, все юноши из селения ушли воевать, и многие из них погибли, а сын горца остался дома. “Надо же, - сказал сосед, значит, все-таки то, что ты нашел лошадь, было хорошо”. “Я не знаю, хорошо это или плохо”, – в третий раз ответил горец. Прошло еще какое-то время, сын горца повздорил с соседом и убил его. И тогда все промолчали. Так выпьем за то, чтобы мы принимали все, что дает нам Господь, с благодарностью и без размышлений, хорошо это или плохо.
Он коснулся своим бокалом моего, и в воздухе повис тонкий нежный звон. Вино действительно пахло земляникой. Как хорошо! Или нет, благодарю тебя, Господи!
Я сидела, потягивала вино, и мне совершенно не хотелось думать о том, что будет дальше.
Внезапно откуда-то раздался Армстронг.
- Забыл выключить, - поморщился Антон. – Ну его к черту.
Но телефон и не думал умолкать. Антон встал, вытащил его из пиджака, посмотрел на дисплей.
- Что случилось? – голос его звучал встревоженно, и почему-то я вдруг забеспокоилась.
- Так… - он искоса посмотрел на меня. – Куда отвезли?.. Да подожди ты, не вопи. Дай подумать. Перезвоню.
Положив трубку на тумбочку, Антон сел на кровать и закусил костяшку большого пальца.
- Что-то случилось? – спросила я и подумала, что не представляю, как его называть. Если ласково. Антоша, Тоша – просто кошмар. Бывают такие имена, хоть плачь. Вот и мое тоже. Разве что Аллочка. Аля – так только Герострат меня называл.
Опять?!
- Корнилова твоего машина сбила, - хмуро сказал Антон.
- Как? – ахнула я.
- Вот так. Между прочим, недалеко от твоего дома. Да не волнуйся, жив, что ему сделается, - нотки ревности звучали вполне отчетливо. - Небольшое сотрясение мозга. На “скорой” в больницу отвезли. Правда, там его менты у палаты стерегут.
С досады я треснула кулаком по подушке. Идиот! Что он делал у моего дома? Хотел каким-то образом попасть в квартиру и поискать чертов диск? Может быть, он пришел к Динке, не зная, что она замешана в эту историю, попросил ключи? И что дальше?
- Скажи, - все так же хмуро спросил Антон, глядя исподлобья, как я обгрызаю кожу вокруг давно съеденного ногтя, - ты… все еще его любишь?
Я молчала. Вопрос меня ни капли не удивил. Но вот что на него ответить, я не знала. Наверно, пять минут назад, не задумываясь, сказала бы “нет”. А сейчас… Что бы я ни ответила, это было бы неправдой. Вернее, не совсем правдой.
- Значит, да, - вздохнул Антон.
- Нет! То есть… Ты не понимаешь! – я пыталась как-то выкрутиться, но выглядело это так жалко, что не стоило и начинать.
- Ну почему же. Столько лет…
- Послушай, не надо устраивать сцены у фонтана! – я потихоньку начала свирепеть. – Мне что, надо сделать вид, что я вообще его не знаю?
- И что ты предлагаешь? Может, поедешь в больницу навестить его?
- Ничего не предлагаю. И в больницу не поеду. И вообще, отстань!
Я натянула на голову одеяло и отвернулась к стене. Это было глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Как говорила бабушка, и снова здравствуйте!
Повисшее молчание давило, словно асфальтовый каток. Антон сидел спиной ко мне и постукивал пальцами по краю тумбочки, выбивая замысловатый ритм. Я повернулась и выглянула из-под одеяла. В этот момент он прекратил барабанить и хлопнул ладонью по тумбочке, словно принял какое-то решение. Быстро посмотрел на меня и взял телефон.
- Петя, поднимись минут через пять, - сказал он в трубку и повернулся ко мне: - Одевайся!
* * *
- Кстати, как Алексей?
- Пришел в сознание, но все равно очень неважно. Никаких прогнозов.
Я попыталась вспомнить, как он выглядит, но как ни старалась, так и не смогла. Разве что кадык на длинной шее. И все равно мне было его жалко.
- А кто стрелял, не нашли?
- Думаешь, кто-то ищет? – Петя сел на тонконогий табурет, который затрещал под его тяжестью, и налил себе кофе. – Кроме Серого – никто. Только делают вид.
- И что?
Петя нерешительно посмотрел на Антона. Мы сидели на кухне: Петя у стола, я на диванчике-уголке, Антон вроде бы рядом со мной, но вид у него был, словно мы только что познакомились. Я давилась обидой: интересно, мне что, нужно было петь и плясать, узнав, что Корнилов попал под машину? Он сам так сделал
