было заподозрить Петюню. Я снова начала звереть:
- Твое-то какое дело?
- Да нет, никакого, - тяжело вздохнул он, разглядывая свои торчащие из сандалий грязные ногти. – Просто… Помнишь это:
Прощальный шепот листьев алых
В печальной сказке ноября
И те слова, что я сказала:
“Прости, но я люблю тебя…”?
Я впилась ногтями в ладони, чтобы не завизжать. Больше всего мне хотелось треснуть ему чем- нибудь по “идиотке” и усугубить уже имеющуюся черепно-мозговую травму. Но как-то сдержалась и только процедила сквозь зубы:
- Не помню. Ничего не помню.
- Жаль. А я думал…
Я резко встала и пошла к озеру. Лотта, лежащая под кустом жасмина, рванулась было за мной, но увидела, что Корнилов плетется сзади, и отстала.
Духота давила, воздух стал словно густым и липким. И даже просыпавшийся время от времени ветерок ничем не мог помочь. Неподвижная, как темное зеркало, вода с застывшими паучками-водомерками так и тянула к себе. Искупаться бы! Но купальник через два участка, под кустом. Может, в хозяйстве найдется хоть какая-нибудь лодчонка?
Стихи, которые вспомнил Герострат, как испорченная пластинка, крутились в голове – раз за разом. Какая же я была дура!
Подожди-ка!
Я повернулась к Корнилову, который сидел на бережке поодаль, не решаясь подойти ближе.
- Иди сюда!
Он послушался. Вот так! Стоять, лежать, бояться! Только теперь мне все это не нужно.
- Помнишь, ты говорил, что у тебя сперли открытки и письма?
- Да. Это, наверно, было на Новый год. Родители уехали, и у меня была… тусовка. Да, точно, 30-го коробка была на месте, а 2-го я наводил порядок…
- Как звали ту девицу? – я еще толком не знала, что хочу сделать, но что-то такое уже смутно вырисовывалось.
- Лиля.
- А… Или нет, вот что. Пошли в дом. Сейчас ты напишешь список – всех, кто у тебя был на Новый год. Имена, фамилии. Если знаешь, то отчества и год рождения.
- Фамилии, явки… Зачем?
- Надо!
- Ладно. Если вспомню, конечно. Только скажи, долго еще здесь торчать?
- Можешь убираться хоть сейчас.
- Тогда зачем меня сюда привезли? – возмутился Герострат и картинно тряхнул головой, изображая праведное негодование.
- Не твое дело! – заорала я, окончательно теряя самообладание.
- Аль, ты только не нервничай, а? – попросил он каким-то испуганным голосом. – Пошли, я все напишу.
В списке оказалось штук пятнадцать фамилий. Ни одной знакомой.
Включив компьютер, я нашла Женькино “мыло”, выбрала “Ответить” и задумалась.
А чего, собственно, я хочу?
“To Baibak from Martyshka. Женюра, сама не знаю, что мне от тебя надо. Но ты же умная… мужчина, придумай что-нибудь. Внимай. Комиссарова убила бывшая мадам Ладынина – та самая Стеклова, которой в списках не значится. Но доказательств у меня – увы! – несть. Мало того, “Андрея К.” (ты знаешь, кто это) специально подставили. Сейчас он в розыске. А кто-то из этого списочка помогал Ладыниной”.
Далее я набрала “списочек” и отправила письмо. Ответ пришел на удивление быстро:
“А на кой ляд это надо
Подумав, я ответила:
“К. – мой…”
Подумала еще и добавила унылый “смайлик” со ртом-скобкой вниз. Посидела, подождала ответа и выключила машину.
- Обед готов! – традиционно завопила Катерина.
Гроза так и не разродилась. С озера пахло водой – мятно и маятно. Приторную ноту добавлял разогретый полуотцветший жасмин. Я не знала, чем заняться.
Петя прилип к радиоприемнику, напряженно болея за “Зенит”. Корнилов сидел на крыльце и посматривал то на него – со снисходительно-снобской миной, то на меня – жа-алостливо. Я не реагировала. Вернее, изо всех сил пыталась не реагировать.
Детектив паскудно затянулся. Да и какой это, к черту, детектив! Может, только для следователя. Мы же прекрасно знаем: кто и зачем. Никакой интриги. За исключением одного обстоятельства: почему именно К.?
Странно, но вдруг я поймала себя на том, что после отправки “мыла” продолжаю звать его про себя именно так: не Андрей, не Корнилов и даже не Герострат. Как будто это слишком для него жирно. К. – и все тут.
Его собачий взгляд, который когда-то пленил, а теперь вызывал только глухое раздражение, пограничное с аллергией, преследовал меня повсюду, разве что только не в туалете.
Я вспомнила слова тезки Аллы: “Наталья получила что хотела. И кому от этого стало лучше?”. Я, похоже, тоже получила то, о чем мечтала столько лет. И что?
Петя взревел: “Зенит” забил гол. Мишка болел за нашу убогую сочинскую “Жемчужину” и даже пытался затащить меня на стадион, но я так и не прониклась. “Ты не патриотка!” – возмущался он. Я отбояривалась тем, что родилась в Ленинграде. Но, если честно, до сих пор чувствую себя лицом без гражданства. И ни Сочи, ни Петербург не могу назвать по-настоящему родным городом.
Позвонил Антон и сказал, что сегодня не приедет: слишком много накопилось дел, придется поработать. Я совсем скисла. Оставаться с К., пусть даже и не совсем наедине, не хотелось. Как будто я… сомневалась в самой себе?
Эта мысль окончательно испортила настроение, хотя, казалось, дальше уже некуда.
“Зенит” выиграл, и Петя затребовал по этому поводу бутылку французского вина с непроизносимым названием. Я вообще-то пью нечасто, в ресторанах бываю и того реже, поэтому в винах разбираюсь слабо. Например, мне казалось, что “божоле” – это чрезвычайно круто, а оказалось, так себе, третий сорт не брак. Для знатоков, разумеется.
От вина меня немного повело, и я улизнула проветриться. Утративший осторожность К. – за мной. Утративший бдительность П. остался у телевизора.
- Алька, ты что, серьезно рассказала им, где диск? – спросил К., подходя на критическое расстояние.
- Да, - буркнула я, делая шаг назад.
- Зачем?
- Затем.
- Хороший ответ. Главное – содержательный. Послушай…
Он взял меня за руку, я вырвалась, но с секундной заминкой. И рассердилась на себя за эту заминку – страх! А на него – еще больше. Ну держись, сейчас я тебе все скажу. Все-все!
- Слушай, ты…
В этот момент откуда-то донесся шум мотора, мелькнул свет фар. Я плюнула на К. и понеслась к воротам. Приехал все-таки!
Но из красного “Форда” выбрался Леонид. Несмотря на духоту, на нем был строгий темный костюм и рубашка с галстуком. Я так и не поняла его роль во всей этой иерархии. Сначала думала, что шофер, а выходит, подымай выше. Может, заместитель Алексея?
