— Боюсь, из тебя швея-корсетница получилась бы не очень.
— Ты бы удивилась, сколько я знаю насчет женских корсетов.
— О, очень надеюсь. Но я твердо намереваюсь выяснить, да или нет? Я понятно изъясняюсь?
— Очень даже. — Я снова поцеловал ее. — А ты носишь корсет?
— Минут через пять, — она взглянула на часы, — ты снимешь его. Умеешь снимать дамские корсеты, а? Просто вынимаешь все маленькие крючочки из всех маленьких петелек, пока во рту у тебя не пересохнет и ты не начнешь слышать, как часто я дышу. Можешь, конечно, попробовать сорвать его. Но мои корсеты очень добротные. Их сорвать не так просто.
Я пошел следом за ней в спальню.
— Это твое классическое образование… — пробормотал я.
— И что с ним?
— Что все-таки случилось с Кассандрой потом?
— Греки выволокли ее из храма Афины и изнасиловали. — Вера пинком захлопнула за собой дверь. — Лично я ничуть не возражала бы.
— «Ничуть не возражала бы» — эти слова ласкают мне слух.
Она перешагнула через платье, а я чуть отступил, чтобы как следует разглядеть ее. У нее была прекрасная, пропорциональная фигура. Я ощутил себя Кеплером, восхищающимся золотым сечением. Но только я знал, что, в отличие от него, получу гораздо больше удовольствия. Возможно, он никогда и не видел женщину в красиво сшитом корсете. А если видел, тогда, значит, я лучший математик, чем считал себя в школе.
30
Я остался у Веры на ночь, и хорошо, потому что сразу после полуночи в ее квартиру забрался незваный гость.
После нашего раннего вечернего представления она пыталась соблазнить меня дать ночное шоу, когда вдруг замерла на мне.
— Послушай, — прошептала она. — Слышишь? — И когда я ничего не сумел услышать, кроме собственного тяжелого дыхания, прибавила: — В гостиной кто-то есть. — Она легла рядом со мной, натянула простыню до подбородка и ждала, пока я соглашусь с ней.
Я лежал тихо, и наконец тоже услышал: шаги по паркетному полу. Я тут же скатился с кровати.
— Ты ждешь кого-то? — спросил я, спешно натягивая брюки и прилаживая подтяжки на голые плечи.
— Конечно нет, — прошипела Вера. — Сейчас ведь полночь.
— У тебя есть какое-нибудь оружие?
— Детектив ты. Разве у тебя нет пистолета?
— Иногда ношу. Но не когда путешествую через русскую зону. Из-за пистолета можно загреметь в трудовой лагерь. Или еще того хуже.
Вооружившись хоккейной клюшкой, я рывком распахнул дверь.
— Кто тут? — громко спросил я, нашаривая выключатель.
В темноте что-то шевельнулось. Я услышал, как кто-то выскочил в коридор, а потом в дверь. Я уловил слабый запах пива, табака и мужского одеколона — и по лестнице загремел топот сбегающих ног. Я стремглав припустился за вором, но, добежав до площадки первого этажа, поскользнулся босой ногой и упал.
Поднявшись, проковылял по последнему пролету лестницы и выбежал на улицу, успев только заметить, как человек скрывается за углом Туркен-штрассе. Будь на мне башмаки, я бы погнался за ним, но с босыми ногами по снегу и льду не разбежишься. Мне только и оставалось, что снова подняться наверх.
У входной двери, когда я добрался до верхней площадки, стояла Верина соседка. Она подозрительно окинула меня острыми глазками, что было довольно-таки нахально с ее стороны: похожа она была на невесту, от которой сбежал бы от алтаря даже монстр Франкенштейна. Жидкие прилизанные волосы у нее были собраны хвостиком на затылке, руки похожи на высохшие когтистые лапки рептилии, длинным белым саваном спадала с плеч ночная рубашка. Даже безумец, вроде Мартовского Зайца, понял бы всю тщетность попыток выдать за женщину эту карлицу с усиками.
— К фройляйн Мессман, — заикаясь, выговорил я, — в квартиру забрался вор.
Не проронив ни слова, эта страшила с выпирающими костями чуть дернулась, будто напуганная птица, и нырнула к себе в квартиру, захлопнув за собой дверь с такой силой, что по заледеневшему лестничному колодцу прокатилось эхо, словно в заброшенном могильном склепе.
Вернувшись к Вере, я увидел, что она накинула халат, на лице — тревога и страх.
— Он удрал, — дрожа от холода, сообщил я.
Сняв халатик, она набросила его мне на плечи и, бесстыдно голая, прошествовала на кухню.
— Я сварю кофе, — сказала она.
— Что-нибудь пропало? — поинтересовался я, следуя за ней.
— Нет, насколько я вижу, — ответила она, — а сумка была в спальне.
— Может, он пришел за чем-то специально?
Она поставила на плиту кофеварку:
— Отсюда ничего легко не унесешь.
— А раньше к тебе забирались воры?
— Нет, никогда. Даже русские не вламывались. У нас безопасный район.
Я рассеянно смотрел на ее обнаженное тело, пока она расхаживала по кухне, и на минутку мысли мои опять обратились к судьбе Кассандры, но решил не упоминать вероятность, что у взломщика на уме было нечто иное — не грабеж.
— Странно, что случилось это, как раз когда тут находился ты, — обронила Вера.
— Но остаться меня уговорила ты. Помнишь?
— Извини.
— Ладно, неважно. — Я вернулся в коридор, решив обследовать замок на двери. Он оказался марки «Эвва» — отличный замок. Одного внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять, как взломщик проник в квартиру. Необходимости ковыряться отмычкой, взламывать или отжимать дверь не было — ключ от двери болтался на шнурке под почтовым ящиком.
— Замка он не взламывал, — объявил я. — Ему не понадобилось. Взгляни.
Вера вышла в коридор и наблюдала, как я сдергиваю шнурок с двери.
— Не очень разумно оставлять так ключ, если женщина живет одна, — укоризненно произнес я.
— Верно, — виновато согласилась Вера. — Обычно я закрываю дверь на задвижку, когда ложусь спать. Но сегодня вечером у меня, видно, мысли были заняты другим.
Я запер дверь на задвижку.
— Вижу, придется преподать тебе урок профилактики преступлений, — сказал я, ведя ее обратно в спальню.
31
После многолюдной панихиды в Карлскирхе похоронный кортеж, сопровождающий гроб Элизабет Груэн, медленно двинулся по Зиммерингер-Хаупт-штрассе к Центральному кладбищу Вены. Я добрался до церкви — барокко с приметным сверкающим куполом, а от нее ехал в «кадиллаке-флитвуд», за рулем сидел американский солдат в увольнении, он подрабатывал шофером. Все в Вене подрабатывали где-то на стороне. Кроме разве что мертвых. А вот если вы мертвы, тогда Вена, пожалуй, лучшее для вас место в
