– Позвольте веер забрать?
– Бери, – нечего было и спрашивать о такой пустяковине. А вот что надобно ему дать понять: – И помни, Меншиков ничего никогда не забывает! Ступай!
Светлейший кинул веер Самойлову, тот улыбнулся князю и вышел.
– А я, дружок, за тобой пригляжу, – вслух сам себе прошептал Светлейший.
Иван почти не спал, он вернулся домой под утро, разделся, взял кусок мыла и попытался смыть с себя грязь, а вместе с нею и мрачные мысли, но те все не давали ему покоя. Едва сумрачный день затеплился, он оделся и вышел из дома. С трудом справляясь с усталостью, шел Самойлов по мостовой. Вдруг сзади раздался цокот копыт по булыжнику. Он посторонился, но карета остановилась, дверца приоткрылась, и показалось лицо Ушакова:
– Самойлов! – окликнул он нашего героя. – О чем со Светлейшим говорил, расскажешь по дороге, а сейчас нас с тобой Толстой ожидает! Садись!
Иван послушно сел в карету.
Глава VI,
о зайцах и черепахах и о том, как на пути любви внезапно и неотвратимо встает разлука
Андрей Иванович внимательно посмотрел на своего протеже тяжелым испытующим взглядом, словно хотел выведать все его мысли и чувства, затем, наконец, изрек:
– Ну, Ваня, поведай мне, как ты залез в трубу с нечистотами в Приказе, а оказался у князя Меньшикова в кабинете?
– След-то я правильно взял, – пустился в объяснения Самойлов, – и вот тому доказательство.
Он протянул Ушакову найденную улику, демонстрируя тем самым, что не зря ему доверили сие важное дело – справился лучшим образом, преступника нашел и вину его может подтвердить.
– А что у князя был – так то они меня на улице: мешок на голову – и пред светлы очи, – добавил он, не сумев скрыть обиды за столь грубое, а главное – незаслуженное обхождение.
Ушаков повертел в руках веер, осмотрел изящный кинжал и продолжил расспросы:
– И что же Светлейшему надо было от твоей персоны?
– Справлялся, кого я искал, – не моргнув глазом ответил Иван.
– А ты? – насторожился его визави.
– А что я? Я ему объяснил, что убийцу искал.
Тут наш герой впервые усомнился, что поступил правильно, когда выложил все Меншикову начистоту. Ироничный смех Ушакова подтвердил его опасения.
– Святая простота! – только и вымолвил Андрей Иванович.
Вот и как его понимать прикажете? Разве объяснит, что за игры у них с Меншиковым и что кому говорить нельзя? И ведь оба России служат, только как-то по-разному это у них выходит. А ему что прикажете делать, коли и один и другой его наняли? Как во всем разобраться? Так размышлял наш Ваня, пока карета везла их по мощеным улицам града Петрова к дому Ушакова. Путь, впрочем, был не слишком длинен, так что вскоре они шагали уже по анфиладе залов. Тут Андрей Иванович снизошел, наконец, до некоторых наставлений:
– Ох, Ваня, хороший ты парень. Уж не знаю, чем ты любопытен стал князю. Но вот тебе мой совет! Побереги голову! Завтра же я тебя ушлю из столицы. А Толстому пока про Светлейшего ни слова.
Граф Толстой ожидал известий в кабинете Ушакова и уже чувствовал определенное нетерпение. Наконец, двери распахнулись, и на пороге появился хозяин дома вместе со своим новым протеже. Андрей Иванович представил графу Самойлова и велел ему доложить в подробностях все, что удалось разузнать по интересующему их делу. Иван с готовностью отрапортовал, как спустился в подземелье, осмотрел его, обнаружил выход и труп солдата возле него.
– Странно, – задумчиво откликнулся Ушаков, – об этом потайном ходе знал только я и мой человек. Насколько вездесущи масоны…
– Главное – я нашел вот это, – тут Самойлов достал свой козырь – веер Мари, и протянул его графу.
Толстой, слушавший доклад молча и хмуро, веером заинтересовался, осмотрел его и прищелкнул языком:
– Однако! Вот это женщина! Арестовали?
Ушаков молча повернулся к Туманову, который
только что вошел в кабинет и ждал минуты для отчета о данном ему поручении.
– Арестовать их сейчас никак нельзя. Сегодня ночью они скрылись.
– Погоню организовали? – строго спросил Толстой.
– Да, но они имеют несколько часов форы, – вмешался Ушаков. – Думаю, прикрывшись возможной помощью Меншикову, они решали свои проблемы.
– Свои? – не понял граф.
– Их главной целью был сын Фалинелли. Вернее, средства Ордена, которые он хранил.
– Их уже нашли?
– Фалинелли последнее время общался с Белозеровым, не исключено, что казна Ордена была перевезена к нему, – ответил Туманов.
– Вы его уже опросили? – продолжал выстраивать цепочку событий Толстой.
– Пытались, – неохотно признался Андрей Иванович, – старик помер от удара.
– Но мы обыскали весь дом, – добавил Туманов.
– И?.. – терял терпение граф.
– Пока не нашли! – отрезал Ушаков. – Но, к слову сказать, не мы одни пытались.
– Это как понять?
– Французы наши перерыли все у Фалинелли и наведывались к Белозеровым.
Поняв, что ничего более по сему грешному делу не известно, Толстой взглядом и кивком головы приказал начальнику Тайного приказа отпустить своих людей, а когда Иван с Тумановым вышли, спросил:
– А что наш Самойлов?
– Смышлен, – ответил Ушаков, – но есть за ним один грешок – врать не умеет!
– Ты знаешь сказку про черепаху и зайца? – помолчав немного, произнес граф. – Мне очень надоело быть черепахой!
И он выразительно посмотрел на Андрея Ивановича. Потом вдруг рассмеялся, но смех его был каким-то желчным. Что оставалось делать Ушакову? Только рассмеяться вместе с графом: пусть уж Толстой развеется этим смехом, а там, глядишь, и поостынет. Отсмеявшись, Толстой бросил веер на стол, еще раз значительно глянул на Ушакова – помни, мол! – и покинул кабинет. «Остынет, – подумал Андрей Иванович, – не впервой! А вот Самойлову придется остудить свой пыл, пока он еще куда-нибудь не сунулся».
Нравился Ушакову этот парень. И нюх у него был, и хватка, необходимая тайному сыщику, и благородство, что в последнее время было редкостью в людях вообще, да и в его ведомстве не часто встречалось. Но многому еще учить его надобно, а то и сам пропадет, и государству Российскому не то что пользу, а непоправимый урон может нанести. Их служба ошибок не прощает. А потому, отправляясь ставить точку в деле Белозеровых и велев Ивану занять место рядом с собой в карете, в который раз втолковывал Андрей Иванович своему подопечному прописные, казалось, истины:
– Преображенский Приказ и Тайная канцелярия, Самойлов, потому и называются тайными, что все, что происходит в них, есть дело государственной важности и наружу не выходит, – Ушаков стукнул тростью в потолок кареты и крикнул: – Останови-ка, дружок!
Они вышли, и Андрей Иванович продолжил свои наставления:
– То, что ты знаком с Белозеровыми, ничего хорошего ни тебе, ни им не сулит.
– Да, но. – попытался возразить Иван, а Ушаков опередил его:
– Молчи, все знаю. но сделать ничего не могу..
Они прошли к дальней заставе. Серый балтийский туман окутал окрестности. Ушаков остановился и устремил взгляд вдаль, словно задумался о чем-то. Иван решился, наконец, втолковать этому бессердечному служаке, что есть на свете вещи превыше долга и что он так приучен. Но урок, который подготовил ему
