Вокруг столпились дворовые. Самойлов вышел из кареты и огляделся. Тут из толпы выдвинулась вперед щупленькая старушка, внимательно посмотрела на Ивана, и лицо ее осветилось радостью:
– Барин!
Дворня тут же загомонила, а детвора стала визжать и выкрикивать:
– Барин, барин приехал!
Самойлов смутился:
– Ну, полно!
Он тоже был рад увидеть старую Пелагею, но голова кружилась после вчерашнего, его пошатывало, и потому хотелось поскорее закончить с приветствиями. На подмогу пришел Егорка:
– Нам бы поесть с дороги.
– А это кто таков будет? – Пелагея воззрилась на Егора.
Егор в долгу не остался, принял важный вид и с нажимом повторил:
– Поесть бы нам, а потом и расспросами доставать!
Старуха тут же встревожилась и огорченно запричитала:
– Ох, хозяйский дом-то не топлен, батюшка, ты б весточку какую кинул, чтоб встретили. Так, может, ко мне пока? Как в детстве! Бегал сказки слушать к бабке-то! У меня и самовар поспел! Ой, батюшки, это что ж с рукой-то?
– Пустяки… царапина, – отрезал Иван и пошел вперед к флигелю прислуги.
Сидеть в холодных залах опустевшего и неубранного дома ему совсем не улыбалось, а вот теплая комната старой няньки была как раз тем самым местом, где ему вдруг захотелось очутиться: в детстве он не раз слушал здесь сказки под треск поленьев. Казалось, что эти стены вернут забытое чувство защищенности и мира его потерянной душе.
Егор с удивлением наблюдал за переменой настроения хозяина и за тем, с какой радостью его обхаживала старуха-прислужница. Невдомек ему было, что Пелагея почти что заменила Ванюше мать, рано ушедшую и оставившую малолетнего сына сиротой. Как могла, опекала и утешала мальчонку во всех его детских горестях и сама крепко привязалась к нему, горько тосковала, когда решено было отослать отрока на военное учение, и теперь не знала, как угодить и за что хвататься, чтобы принять молодого барина самым подобающим образом.
Но вот уже собрали на стол. Пелагея суетилась, подвигая миски, чугунок со щами, горшочек со сметаной поближе к гостям. Егор, привыкнув прикрывать хозяина во всем, и тут уплетал за двоих. Иван с удовольствием вдохнул кисловатый запах щей и свежего хлеба и присоединился к трапезе. Вошла девочка лет десяти, настороженно посмотрела умными глазками на приезжих, аккуратно поставила на стол большую миску с огурцами и бесшумно выскользнула. Старуха, подливая щи гостям, никак не могла наглядеться на своего Ванюшу.
– Ох, совсем вылитый батюшка стал! А слухи ползли – сгинул, – она покосилась на руку Ивана, висевшую на перевязи.
А тот, наконец, ощутил, как по нутру разлилось блаженное тепло, телом постепенно овладевала умиротворенность.
– Да, давненько я не был здесь!
– Дома-то оно, конечно, хорошо! – подтвердил довольный Егорка.
Но тут за дверью раздалось шуршание, она чуть растворилась, и в щель просунулась нечесаная борода. Егор вскинулся было, но его неожиданно шустро опередила Пелагея: с видом грозной орлицы она подскочила к двери и живо затолкала бороду обратно. Борода сдаваться не желала, покорившись на миг силе, она ломанула во второе наступление, сопроводив маневр басовитым неразборчивым полушепотом.
– Дай хоть дух с дороги перевести, как пес голодный кинулся! – свирепела уже старуха.
– Кто там? – заинтересовался Иван.
– Да не беспокойся, батюшка, отдохни с дороги-то…
– Зови, давай!
Пелагея горестно покачала головой, однако посторонилась, и вслед за бородой в комнату вторгся ее обладатель – дворовый Тимофей. Вида он был потерянного, заговорил неловко, но торопливо:
– Ты прости, барин, но некому более пожалиться. Беда у нас, одним словом.
Мужик замялся, но на помощь пришла Пелагея:
– Поговаривают, что водяной у нас.
– Кто?! – опешил Самойлов.
Егор покачал головой и поглядел на Тимофея с жалостью, как на слабоумного.
– Да ты, батюшка, не серчай, – испугался мужик.
– Да не серчаю я, сказывай, – смягчился Иван.
Тут не выдержала Пелагея, она-то знала все в подробностях и растревожена была не меньше Тимофея. Только забота о любимом Ванюше заставляла ее молчать до поры.
– Затаскивает он девок под воду! Вот и вчера Ксеньку хватились, а сегодня нашли в камышах, прости господи, в чем мать родила. и ни кровинки.
Самойлов понял, что с блаженной расслабленностью своей он может уже начать прощаться, потому как ничего хорошего услышанная история не предвещала, и долг тайного сыщика (когда же он успел образоваться?) требовал от нашего героя немедленно начать разбирательство и выведать все до конца.
– Ну и где сия девица? – обратился он к мужику.
– Так в сарае, – заторопился тот. – Как с утра привезли. В телеге.
В комнату снова тихонько вошла девчушка, неся миску с редисом. Иван протянул руку, взял овощ покрупнее, хрустнул им и решительно поднялся с места.
– Показывай! – оборотился он к мужику.
Тот еще пуще засуетился, попятился к двери, потом развернулся и поспешил к хозяйственным постройкам. Иван, Егор, Пелагея – все направились за ним. В комнате осталась лишь Лиза – девочка- прислужница.
Возле сарая под навесом стояла телега, на которой покоилось накрытое мешковиной тело. Иван подошел ближе и приподнял мрачный покров. То, что он увидел, заставило его содрогнуться: красивое лицо убитой сохранило следы предсмертной муки, кроме того оно было настолько неестественно бело, будто его вылепили из снега. Девица была так молода и хороша собой, что у Вани сердце дрогнуло от жалости. Он, правда, тут же взял себя в руки и приступил к делу: внимательно осмотрел голову, плечи и руки трупа. Тут-то и обнаружил он явное свидетельство насилия – на запястьях девушки были глубокие порезы. Это навело Ивана на мысль.
– А что, лекарь есть поблизости?
– Кто? – не понял мужик.
– Ну врачеватель, знахарь, – пояснил Егорка.
– Так сосед наш, – подала голос Пелагея. – Какой-никакой, а от горячки Стешку лечил. Сам из дворянских кровей, а баб с мужиками пользует.
«Что дворянин – хорошо, – подумал Самойлов, – только что-то отзывается о нем старуха не больно учтиво: «Какой-никакой». Это какой? Опять загадка. Вот тебе и отдохнул, нечего сказать». Иван вздохнул и скомандовал:
– Зовите!
Потом спохватился:
– А где ее нашли?
– Так возле мостков. Там завсегда бабы белье стирают.
Что ж, по всем правилам полагается осмотреть место происшествия, а может статься, и преступления. Тем и займемся! – решил Иван и зашагал к пруду. Егорка хотел было последовать за ним, да только вот чугунок со щами, что на столе, остался непорожним, и это обстоятельство сильно его смущало. Поразмыслив секунды три, он решил, что девка все равно уже мертва, никуда не денется, а вот щи могут и пропасть, а посему надо спешить, – и побежал назад к флигелю. Пелагея с мужиком переглянулись и
