и увидел многочисленные склянки на широких деревянных полках – точь-в-точь такие, что в аптеке. Но это и неудивительно, ведь барышня там покупала снадобья. Феклы в погребе не было. Иван огляделся: по стенам были развешаны сухие травы, в углу стоял какой-то мешок. Он машинально взял пузырек, такой же, что был найден в борделе, и понюхал. Резкий запах не оставил сомнения в содержимом.
Голос Феклы раздался за спиной неожиданно:
– Ой, кто пожаловал. – Иван обернулся. Улыбка играла на ее хорошеньких губках, но то была незнакомая Ивану улыбка. Было в ней что-то зловещее. – До чего ж люди любопытны бывают, – Фекла смотрела на склянку в руках Самойлова.
– Так это ты? – вырвалось у него. – Но зачем?
– А что мне оставалось делать? Смотреть, как отец шляется по девкам? Или как мачеха прибирает к рукам наше хозяйство?
– Грех это!..
– О, о грехе заговорил! Знаешь, сидел бы ты дома, красавчик, жив бы был, – девушка взяла пузырек с полки, – а так ты не оставляешь мне иного выбора. Но не бойся, смерть не больная. Вдохнешь – и уснешь.
Она с размаху бросила колбу об пол и рванулась к выходу, но запуталась в складках собственного платья и чуть не упала. Жидкость закипела, испаряясь, едкий дым вмиг окутал погреб. Иван схватил уже начавшую задыхаться девушку и ринулся вон. Они упали на траву у входа, тяжело дыша и кашляя.
– Смерть, говоришь, не больная, – сквозь кашель с трудом выговорил Иван. – Рановато тебе о смерти думать, да и мне тоже.
Самойлов вошел в кабинет Ушакова. Положил перед ним несколько бумаг, исписанных мелким почерком.
– Вот, я изложил все как было. Одного не могу в голову взять, как она все это придумала?
– О, дружочек! Имея все, людям становятся так скучно, что они начинают вытворять черт знает что. Такова наша натура. С древних времен человек алчен, жесток и коварен. Так было, есть и будет.
– Ее можно понять: она осталась без матери. А отец ее предал.
– Преступников понять можно всегда, а вот простить – редко!
Здесь можно было бы дать занавес и дать читателю возможность самому решить, что там сталось дальше с девочкой, отравившей мачеху и отца. И, наверное, я так бы и сделал, если бы не те несколько строк, на которые я натолкнулся на полях записок экспедитора Тайной канцелярии.
Часть VII
Фокусник
Глава I,
о выпорхнувшей так кстати птичке
Вот и мы последуем за нашим героем в Голландию. И погожим солнечным днем увидим в самом центре этой европейской столицы графа Орлова, прогуливающегося в поисках заморских диковин. Он еще не знает, какую диковину предстоит ему лицезреть за сегодняшним обедом, а затем и привезти в Россию и что за всем этим последует. Пока же он доволен погодой, собой и видами, кои его окружают. Амстердам и впрямь похож на Петербург, только более обжитой. И лица здесь поблагородней, и порядка побольше. И вдруг непонятно откуда взявшийся чумазый мальчишка испортил графу настроение, толкнув его со всей силы в живот. Тут же, правда, склонился перед ним в учтивом реверансе и одарил лукавой улыбкой. Орлов с возмущением принялся отряхивать камзол, да не нашел на привычном месте кошель. Глянул, может, выронил где, а воришка только пятками мелькал среди лотков.
– Вор! – огласил вельможа рыночную площадь.
Публика покосилась на хорошо одетого человека, кричащего на непонятном языке. Но в погоню никто не кинулся. Так бы и сбежал ловкач с орловскими деньгами, если бы не господин, что поставил на его пути трость. Мальчишка споткнулся, выронил кошель, да не заметил, а тут же вскочил и бросился наутек. Вот тебе и Европа! Только и держи ухо востро. Хорошо, что господин честным оказался, тут же и вернул кошель законному владельцу.
– Спасибо, милейший!
– Пустяки, – ответил благодетель.
– Вы говорите по-русски? – удивился Орлов.
– Немного. В детстве у меня был русский слуга.
– Может, вы желаете отобедать со мной? – предложил граф. Надо же было отблагодарить чужеземца да к тому же отметить столь счастливый исход дела.
– С удовольствием.
– Я остановился вот в этой гостинице, – указал Орлов на дом, выходящий окнами на рыночную площадь.
Оба направились туда. Орлов заказал самого лучшего вина и поднял бокал:
– Ну, что ж, за здравие, господин Вангувер!
Гость также поднял свой бокал и улыбнулся. Оба выпили.
– А чем вы занимаетесь? – поинтересовался граф.
– Вы называете это чудесами.
– Что, что?
Голландец взял свою салфетку, накрыл ею опустевший бокал и постучал длинными пальцами по ткани. Орлов с интересом наблюдал за каждым его движением. Затем Вангувер сдернул ее – в бокале сидела маленькая птичка, которая не преминула упорхнуть. Орлов так и застыл с открытым ртом, а когда совладал с собой, поинтересовался:
– А вы не бывали в России?
– Не приходилось.
– Я думаю, ваши способности будут востребованы в нашем обществе. Если вы сможете развлечь моих гостей, то я готов обсудить сумму вашего вознаграждения.
– Очень рад.
За это они и выпили.
После обеда Вангувер направился на рынок. Он словно искал кого-то. Наконец из-за прилавка вынырнул давешний воришка.
– Ну как? – спросил он у фокусника.
– Посмотрим, вроде бы клюнул.
Глава II,
в коей Ушаков остается недоволен увиденными фокусами
Вангувер въехал в русскую столицу ближе к полудню. На улицах было людно. Он без труда нашел нужный дом и приказал кучеру остановить у подъезда. Чумазый мальчишка, тот самый, что умыкнул кошелек у графа Орлова, спрыгнул с козел и, склонившись в карикатурном реверансе, распахнул дверцу кареты. На устах его сияла все та же лукавая улыбка. Вангувер спрыгнул на шуршащую гравием дорожку и осмотрелся. Особняк был роскошным. Даже в Европе такой не часто встретишь. Уверенной пружинистой походкой голландец направился к дверям, возле которых застыли вымуштрованные лакеи.
Голос камердинера прервал неспешную беседу:
– По приглашению Вашего сиятельства господин Вангувер из Амстердама.