засияешь яркой вечерней звездой…
О, излагает как!
— И тогда они получат больше, — после паузы продолжил Ростик. — Пойми, в тебя хотят начать вкладывать деньги. Они хотят снимать рекламу для нормалов.
Нормалы для них — гомики. Все относительно в мире. Для кого-то они педритты. А для кого-то мы, настоящие мужчины — просто похотливые обезьяны без намека на изысканность, которых все тянет к противоположному полу, что просто неприлично.
— Да, повторяю, он мне дал две тысячи… Не фальшивые!.. Э, а моя доля? Семьсот мне? Я тебя целую жарко… Что ты все дергаешься? Не они это!.. Встретимся у Галки в квартире… В десять утра. Хорошо?.. Еще раз жарко целую… Грустна и пуста будет эта ночь без тебя, дорогой!
Нет, ну как речь течет у паршивца!
— Пока…
Я опять развалился в машине. Ждать мне до утра. Выход из подъезда один, «Мазда» тут. Ночь бессонная ждет. Дрыхнуть мне нельзя. Мне нужно являть образец бдительности и внимательности.
— Полдела сделано, и в этом нет сомненья, Коль ты сумеешь запастись терпеньем, — вслух процитировал я Гете.
По закону подлости спать хотелось страшно. Но я крепился.
В полвторого ночи двое юношей пытались снять колесо с «Форда» на стоянке прямо перед домом.
— Брысь, щеглы, — прикрикнул я, вылезая из машины.
— Тебе чего, дядя? — нагло заявил один, угрожающе поднимая домкрат.
Они считали, что я нарушаю их гражданские права. Домкрат я оставил себе, как охотничий трофей… В два тридцать ночи появились двое постовых,
— Кого ждем? — осведомился старшина, выразительно постукивая по сапогу дубинкой. Вид у них был угрожающий и грубый. А стояли они так, что, если бы я был злоумышленником, им бы пришлось туго. Успел бы их перестрелять прежде, чем они поняли, что в них стреляют.
— Кого надо, — бросил я небрежно.
— Чего? — опешил старшина.
— Вот что, коллеги. Гребите отсюда. Тут проводятся мероприятия, — я ткнул старшине удостоверением уголовного розыска, сдвинув сурово брови.
— А что за мероприятия? — не отставал он.
— Что, товарищ старшина? — осведомился я холодно. — В рядовые захотели?
Я это умею — когда надо говорить с начальственным высокомерием. А у старшины отработана реакция на такой тон. Он знает, что дешевле в таких случаях отвалить в сторону и не мозолить глаза.
Он козырнул, и патруль отправился восвояси. Остаток ночи и утро я провел спокойно. В шесть утра появился дворник в желтой безрукавке, он с зубовным скрежетом возил метлой по асфальту. В семь появились первые собачники. Затем люди потекли струйкой из дверей дома на работу.
Интересно. Проведи я тут следующую ночь, то увидел бы то же самое — скрежещащую об асфальт метлу, собачников, идущих на работу людей. Люди крутятся по кругу. Люди попадают в колею, и катясь по ней, изнашивают свою жизнь. В девять часов появился Ростик. Вот, пижон. Надел джинсы и новый ремень. И микрофон остался там… Ничего, микрофон еще найдем. Хуже, что могу потерять контроль.
Розовая «Мазда» двинулась сквозь пробки и заторы. Утро Москвы — это преисподняя для автомобилистов. Быстрее, конечно, ездить на метро.
Пару раз я чуть не потерял объект. Чудом настиг его вновь и опять пожалел, что не имею возможности работать группой.
Ростик держал путь в Бескудниково.
Дом располагался в районе института «Цветметавтоматика».
Ростик вышел из «Мазды», поправил темные очки на носу. И направился в сторону первого подъезда длиннющего двенадцатиэтажного дома.
Черт, код на дверях. Он его набрал уверенно, почти не глядя — значит, не в первый раз здесь. И вошел внутрь.
Теперь только пошевеливайся!
Я кинулся вперед и подскочил к первому подъезду, у которого сидели на скамейке двое толстых теток — одна с дворницкой метлой.
Я ткнул милицейским удостоверением и крикнул так, что одна из теток чуть не подскочила;
— Милиция! Какой номер кода?
— Какая милиция! — возмутилась дворничиха.
— Московская! Быстрее! Поздно будет!
Что будет поздно — они не поняли, но с уважением назвали номер кода.
Я заскочил в подъезд. Лифт уже дополз почти до самого верха.
Я бросился вверх, перепрыгивая через пять ступеней. Лифт остановился на девятом этаже. А когда я был на седьмом, то услышал лишь хлопанье двери. Наверное, у Ростика был ключ. На звонок бы так быстро не подошли.
Но какая дверь хлопнула? Черт ее знает. Я прошелся по лестничной площадке. И увидел то, что искал. Один половик был влажный. Ростик, когда выходил из машины, наступил в лужу и перед дверью аккуратно вытер ботинки. Голубые — они вообще аккуратные.
Я приблизился к обитой дерматином деревянной двери с железной биркой «295» и разбитым глазком. В одном месте дерматин был разрезан, и из него неопрятно торчала вата.
Прислонив ухо к двери, я прислушался. Дверь толстая — очень плохо слышно. Но что-то там говорили. Я различил два невнятных голоса — один тонкий, другой погрубее.
Ну и что делать будем?.. А чего изобретать велосипед? Проще надо быть, решил я, и с силой вдавил бусинку звонка.
Тот отозвался грубо-скрежещущим звуком.
— Кто там? — послышался настороженный голос.
— Галя, вы нам в туалете все залили! — запричитал я.
Как я слышал вчера из переговоров, эта квартира некоей Галки.
— Нет Гали! — крикнули из-за двери.
— И что теперь, утонем?
— Я не знаю.
— Ну тогда я милицию вызываю. Тут дверь открылась. На пороге стоял танцор — Лева Бландинц!
Я бесцеремонно вошел в квартиру.
Танцор тонко ойкнул, поняв, что пришли за ним. Он быстро отскочил назад, потом подпрыгнул и с криком «кийя», больше испуганным, чем грозным, попытался влепить мне ногой в грудь.
Двигался он легко и свободно — профессия обязывает. Но танцор — это все-таки не боец. И задом дергать у Бландинца куда лучше получалось.
Я отпрянул в сторону, придал нападавшему нужную траекторию, и тот приземлился мягкой точкой на линолеум. Я подстраховал его, чтобы он ненароком не убился, и врезал под дых, на время выбив дух.
— Полежи, — велел я.
— Пошел! — в панике вскрикнул Ростик. Художник выглядывал из кухни, в руке он держал графин. Этим графином он и запустил в меня, по-бабьи взмахнув рукой.
Я уклонился, сблизился с графинометателем и, схватив его за шею, устроил на полу в коридорчике, уронив прямо на танцора,
— Ну-ка, тихо, — я вытащил пистолет и ткнул Ростику в лицо.
— Не надо! — всхлипнул он.
— Вот что, голуби мои сизокрылые, — я ткнул носком ботинка в танцора, к которому начало возвращаться дыхание. — Поговорим спокойно? Без стрельбы и убийств?
— О чем? — обиженно произнес Ростик.
— Можем и не говорить, — я поднял пистолет.
— Поговорим, — поспешно исправился Ростик.
— Тебе сюда, — я втолкнул его в ванную и запер ее на задвижку.
