Последнее значило, что я должен сидеть с Инженером и заботиться о том, чтобы он не дал деру, а такие порывы у него возникали постоянно,
И вот уже два дня мы сидим с ним в этой квартире, Я вынужден не спускать с него глаз. Ничего, это не самое страшное — у меня есть некоторые способы, включая электронные штучки и всякие «примочки», вроде сильного снотворного, чтобы без особого напряжения выполнить эту миссию. Труднее слышать, как «товар», посасывая пиво, через каждые десять минут бросает в пространство восклицания:
— Сволочи…
— Негодяи…
— Ну ты смотри, какие уроды!
Часто эти слова не относятся ни к кому конкретно, а выражают мизантропическое мироощущение моего нового товарища.
Но это еще ничего. Хуже, когда он жалобным голосом грустно заводит, глядя в окно «Враги сожгли родную хату», или «Эта темно-вишневая шаль». На второй день я пришел к выводу, что вокальные данные у Инженера все-таки ничем не лучше, чем у Бульника, но Бульник далеко, а от этого «Лучано Паваротти» никуда не скроешься. Тем более заказчик требовал обращаться с «товаром» как можно бережнее и не травмировать его психику.
Когда он смотрел телевизор, ругань его приобретала персонифицированный характер. Он не мог пропустить ни одного примелькавшегося персонажа, чтобы не облечь его в какую-либо форму цензурной или нецензурной брани.
— Ты мне вот что объясни, — попросил я. — Кто придумал использовать для полевых испытаний передачу «Стриптиз души»?
— Сам Путанин.
— А почему выбрали именно Михаила Зубовина?
— Путанин его не любил.
— За что?
— А ни за что. Просто не любил. Какие могут быть внятные мотивы у беса? Он просто был движим злобой. Как видел на экране Зубовина, его перекашивало. Ну, а кроме того, нужно было взять какую-нибудь известную фигуру телеведущего, чтобы посмотреть, какая будет у народа реакция на подмену,
— И как?
— В целом испытания прошли успешно.
— Настолько успешно, что у Зубовина перевешались фанаты из-за того, что он стал не таким, — усмехнулся я.
— Ну и что? Главное, никому в голову не пришло, что это не он.
— Зачем было убивать его?
— Когда мы начали обсчитывать Зубовина, подгонять объект под его параметры, у меня и в мыслях не было, что его уберут. Точнее, просто не думал об этом. Но у ведущего не было никаких шансов. Близость к подобным секретах смертельна.
— После полевых испытаний…
— После полевых испытаний «чучело» привели в первоначальный вид.
— То есть оно стало всенародно избранным?
— Точно. И вполне может выступать в этой роли, Кстати, нападавшие забрали и пульт управления «чучелом», так что проблем у них не будет вообще,
— Я все-таки не понимаю, как нападющие нейтрализовали охрану центра, — который раз спросил я.
— Никто не понимает. Поэтому подручные Алибабы и стреляли после у меня над ухом из пистолета, показывали пыточный инструментарий и убеждали во всем признаться. Я бы признался, если б было в чем.
Инженер потянулся, зевнул и переключил телевизор на другую программу.
— Во, смотри, красавица и чудовище, — отбросив на пол пустую банку из-под пива, прокомментировал он появление телеведущих «Времища».
— В нашей программе, — завела «красавица» — вы не узнаете, что чемпионат на дальность плевков прошел сегодня в городе Подольске, победитель получил машину «Рено», Зато вы узнаете, что…
— Подожди, Светик, — обрадованно вклинилось «чудовище», расплываясь на мягком стуле. — Горячий телетайп. Очередное громкое убийство, подтверждающее полную неспособность правоохранительных органов бороться с организованной преступностью, Только что под Мытищами обнаружено тело депутата Государственного Собрания Андрея Крапивницина. На теле имеются следы пыток..
— Атас! — с уважением произнесла телеведущая, пригладив прическу. — Впрочем, чему удивляться после убийства Михаила Зубовина., . Итак, вы узнаете, что на стадионе в Лужниках прошел чемпионат по поеданию «сникерсов», победитель получил приз от компании и месяц бесплатного лечения от заворота кишок в немецкой клинике…
Я вздохнул, мне стало как-то тесно в неуютно… Следы пыток… Кому понадобилось пытать Депутата? Он и так бы все выложил.
— Черт! — выругался я.
Плохо. Отличный был агент. Его наверняка вычислили, когда он полез по моему заданию на раскопки тайн большой политики. И не рассчитал свои силы.
Был он прохиндеем и продажной шкурой, но, несмотря ни на что, был где-то симпатичен. Как ни стране но, но даже в его беспринципности и хапужничестве имелось какое-то обаяние и наивная непосредственность. Он творил свои дела больше не по злобе или жадности, а потому, что плыл, несомый мутным потоком, вместе с другими такими же и гордился, что плавать в этом дерьме он умеет лучше многих. Но, главное, он работал на меня. Я втравил его в эту историю. Так что как ни крути, вина на мне.
Тяжело, чувство вины, груз потерь, который я тащу за спиной. Если занимаешься такой работой, должен быть готов тащить на себе этот груз. Пока молод — ничего. Вот когда сил не останется, ближе к финишу, когда начинаешь оглядываться назад, вот тогда этот груз придавит всей тяжестью к земле муками совести. Так бывает у всех.
— Ага, еще один упырь, павший в гражданской войне за чековые книжки, — хмыкнул Инженер.
— Ты не веришь в честных политиков ? — натужно сделал я попытку пошутить.
— Я лучше поверю в жизнь на Луне. Для этого гораздо больше оснований.
— Да, — мрачно отозвался я.
— Э, надсмотрщик, ты чего хмуришься? — иногда Инженер бывал чересчур настырен. — Знакомый твой? — он показал пальцем на телеэкран.
— В какой-то мере.
— Ты попал в дурную компанию.
— Какая есть.
— Ладно, надсмотрщик. Не расстраивайся, — с сочувствием произнес он.
— Ну, спасибо.
Он посмотрел на меня и улыбнулся не слишком уверенно, видно, пытался поддержать меня. И я был ему за это благодарен.
Глава двадцать четвертая
Между тем, пока мы с Инженером коротали время вдвоем, перебрасываясь цитатами классиков, пока я выслушивал экскурсы моего пленника в прикладную демонологию, в Москве происходили интересные события.
На восьмом этаже «стекляшки», в просторном кабинете с окнами на Останкинский пруд прерывисто затренькал сотовый телефон, лежавший на столе размером с добрый бильярд. Седовласый, картинно благородного вида человек, закованный в элегантный крысино-серый — как положено по статусу — костюм, взял телефон и нажал на кнопку.
— Ты знаешь, что самое худшее? — спросил грубый голос у хозяина кабинета — генерального директора третьего телеканала Вячеслава Иосифовича Патрюханского,
— Кто говорит? — севшим в миг голосом крикнул в трубку Патрюханский.
— Я говорю! Я!.. Знаешь, что хуже всего для человека? Хуже всего — это причинить убыток мне…
