— Отлично… Патронов маловато.
— Я не виноват…
— Маловато… Где «Мухи», а?
— Нет.
— «Мухи» нужны. «РПГ-7» нужны… Колонны бить. Русских давить, как насекомых вредных, — глаза Синякина разгорались. — Ты обещал еще склад.
— Это надо вспоминать. Не так просто. Вон, степь, — Джамбулатов обвел руками.
— Хитришь.
Джамбулатов пожал плечами.
— Грузите все, — крикнул Синякин своим людям.
В старенький «КамАЗ» погрузили ящики с оружием.
Теперь оставалось добраться до дома и укрыть это все в безопасное место.
Блокпосты на этих извилистых проселочных дорогах не устанавливают, напороться на засаду маловероятно. Так что Синякин чувствовал себя вольготно.
— Не бойся, — Синякин сам вел «Ниву», Джамбулатов сидел рядом, — русские только в городах еще что-то могут. Я же хозяйничаю здесь. Это моя степь, — он показал рукой, и Джамбулатов заметил, что веко у ваххабита дергается и тогда становится заметным тонкий, протянувшийся через щеку шрам.
Добирались часа два, один раз «КамАЗ» забуксовал. Они долго петляли, так что Джамбулатов уже с трудом понимал, куда они едут. В этих местах он не бывал никогда, хотя считал, что неплохо знает Чечню.
Наконец показалась дощатая вышка с навесом, и это означало, что через несколько секунд за холмом возникнет кошара, из которой выехали рано утром.
— Дома, — произнес Синякин, и в его голосе читалось плохо скрываемое облегчение. Похоже, что степь была вовсе не в его безраздельном владении.
Добычу выгрузили перед домом. Ящики открыли. Автоматы и цинки разложили на двух брезентовых полотнах, там же устроились рации.
— Молодец, Руслан. Удружил, — хохотнул Синякин, вытащил из «Нивы» бутылку джина, отвернул крышку и отхлебнул прямо из горлышка. Протянул бутылку Джамбулатову:
— Пей.
Тот глотнул и вернул бутылку. Синякин вновь жадно приник к горлышку. Оторвал от себя с сожалением бутылку — она была опустошена наполовину. Размахнувшись, бросил ее на землю, она не разбилась, из нее на землю потекла крепкая жидкость. Девчонка лет тринадцати подобрала ее и бесшумно исчезла.
— Аллах зря запретил спиртное, — покачал головой Синякин. — Тут мы с ним не сошлись. — Он хихикнул, и его веко опять задергалось.
Джамбулатов усмехнулся.
— Ты теперь мои брат, — Синякин положил руку на плечо бывшего милиционера, тот едва удержался, чтобы не сбросить ее. — Покажу тебе то, чего ты никогда не видел. Мой зоопарк.
Он уселся на лавку и крикнул:
— Хожбауди, тащи ученую обезьяну!
«Ученая обезьяна» появилась в сопровождении рябого. Джамбулатов удивленно посмотрел на высокого, с униженным, но еще не потухшим окончательно, как у пленников, отсидевших много лет, взором.
— Ну, янки, скажи что-нибудь, — хлопнул в ладоши Синякин.
— Что сказать? — с диким акцентом произнес по-русски пленник.
— Француз? — спросил Джамбулатов.
— Бери выше. Американец.
Синякин открыл еще одну бутылку с джином. Плеснул в кружку и протянул пленному:
— На.
Тот припал к кружке губами.
— Пьет. Дрессированный… Ты знаешь, Руслан, янки грызут русских и считают, что мы тут для них — послушные дворняги, которые рады тяпнуть медведя за лапу… А мы не дворняги… Это они дворняги… Смотри, он в Америке важный человек. У него наверняка денег немерено. Таким много платят. А здесь он кто? Так, существо, которое живо, потому что я пока этого хочу.
— Продавать будешь? — спросил Джамбулатов.
— Посмотрю. Может, выдрессирую, и он, как обезьяна на цепи, плясать будет.
Майкл напряженно вслушивался в разговор и бледнел все больше. Он не понимал всего, но знал, что говорят о нем и что-то донельзя унизительное…
— В вонючую дыру, — махнул рукой Синякин.
И охранники повели, впрочем, не грубо, американца.
