вцепился в заднюю ногу. С верещаньем Баран — Завидущие глаза рванулся, выдернув Куцего из снега, и побежал.
Куцый выгнал троицу к овчарне в глубоких сумерках. Пёстрый, увидев, что не Красный гонит троицу, а щенок, подскочил было к барану, чтобы «добавить» ему. Но оскалился на пса Куцый — не мешай, мол, — и в смущенье отошёл Пёстрый.
Было у них ещё несколько стычек, и Пёстрый признал Куцего хозяином другого края отары. А в овечьей памяти Куцый заменил Красного.
Кончилась и эта зимовка.
Взматерел Куцый. Голова у него стала крупная, лапа тяжёлая, а голос густой.
Славное лето пришло вслед за этой зимовкой. Дни его слились в один долгий и солнечный день, а ночи — в краткую тёплую ночь. Отара снова паслась на летнем пастбище. Кашкарбай спал мало, ночами он был возле отары, но гнал от себя Куцего: пастушеский пёс должен выспаться за лето. Куцый ненадолго уходил, возвращался на рассвете, и они играли в свою любимую игру. Кашкарбай спрашивал, где растёт «борода дикого козла», и Куцый показывал.
Кашкарбай просил показать ревень. Куцый убегал, возвращался и приводил на склон холма, поросший ревенём. Все эти травы овцам вредны.
Кашкарбай хвалил пса и пояснял: взрослые овцы ревень не едят, а ягнята, бывает, и общипывают.
КАК ЧЕСТВОВАЛИ СТАРОГО ЧАБАНА
В конце сентября, в ветреный день, когда тени бегущих облаков испятнали степь, на поселковую площадь из ближайших домов снесли столы и стулья.
Богатое было застолье: резаные, залитые постным маслом помидоры разносили тазами, а варёную баранину — подносами.
Старый чабан Кашкарбай сидел за главным столом среди почётных гостей, приехавших из областного города и даже из столицы — из Алма-Аты. Чествовали его, большерукого темнолицего старика с двумя золотыми звёздами на лацкане пиджака. Ждали, что старый Кашкарбай передаст свою отару другому чабану; на выбор ему назвали двух.
Председатель тихонько послал за пастушеским посохом: к кабинете у него стоял для таких случаев новенький посох. Полагалось при передаче отары сказать наказ и преемнику вручить посох.
Между тем говорили речи. Один из приезжих гостей назвал Кашкарбая великим чабаном.
— Кто сберегал отару в метельные зимы? Кашкарбай. Кто сберегал отару при бескормице, когда после оттепели степь покрывается ледяной коркой и овцы не могут добыть себе еды? Кашкарбай. У кого овцы приносят по два ягнёнка, в то время как у других чабанов овцы приносят по одному? У Кашкарбая. Одно плохо: секреты свои не передал уважаемый Кашкарбай, — закончил гость. Тут он подумал, что перебрал и старый чабан обидится, и добавил: — Шучу, конечно.
Попросили сказать Кашкарбая. Председатель с посохом подвинулся ближе.
— Передам свой секрет, — сказал Кашкарбай, — тому передам, кто со мной пас отару пять зим. А таких нет. Одну зиму со мной пасли, две пасли. Был помощник, хороший парень, три зимы со мной пас — и ушёл. Тяжело, ведь я в горах зимую с отарой, а там снегу много, ветра. Только один мой помощник выдержал четыре зимы. Пятую выдержит — все секреты его, — и Кашкарбай показал на нижний конец стола, где сидел его сын Даулет.
Председатель сунул кому-то ненужный теперь посох, поправил галстук и дал знак. Оркестранты положили вилки, вытерли рты и разобрали свои трубы.
Запели трубы, забухал барабан. Журавлиный клин в небе дрогнул, стал забирать в высоту и исчез под облаком. Долетел ли до птиц гром труб, колол ли глаз их острый блеск?
Председатель подошёл к высокому, обёрнутому тканью сооружению, потянул верёвку. Открылась мраморная колонна, а на ней бюст: две звезды на лацкане, голова с острой бородкой, круглая шапка с меховым околышем.
Люди хлопали, повернувшись к старому Кашкарбаю, а он кивал, благодарил или смиренно соглашался: дескать, если положено ставить на родине бюст дважды Героя Социалистического Труда, так надо ставить.
ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМОВКА КАШКАРБАЯ
И вот снова зима в горах.
Благополучно зимовала отара. Стояли тихие дни. Чисто было небо над горами.
Но сменились морозы снегопадами. Стало голодно волкам в степи. Поднялись они в горы.
Двое серых зверей начали появляться вблизи отары средь бела дня. Заходились в лае псы, метались, расшвыривали снег задними лапами. Даулет стрелял из ружья, исчезали серые звери, будто уходили в снега.
Раз от разу наглее становились волки. Видно, выловили и сожрали всех лис в окрестностях, видно, от охоты на мышей было мало проку. Уж не отгонял их выстрел, маячили звери на ближнем склоне. Один из них был темнее обычного, казался чёрным. Был умысел в их частых появлениях — звери надеялись, что отара в панике распадётся, кинется в разные стороны, и здесь только хватай. Бурлила отара в страхе, но метались псы, сбивая её и удерживая.
В солнечный день отара паслась на изрезанном, с ямами, хребте. Кашкарбай и жена Даулета остались на зимовище — еду готовить. Даулету приходилось часто перемещаться — один с отарой, а она двигается при пастьбе.
Куцый в тот день забегался. Невысокие бугры мешали видеть всю отару, чем пользовалась троица — Завидущие глаза. Кроме них, находилось немало охотников удрать в одиночку.
Куцый поднимался по склону бугра и увидел внизу за бугром волка.
Куцый вскинулся, зарычал, предупреждая псов и чабана об опасности, прижал уши и медленно пошёл на зверя.
Волк оставался неподвижен. Куцый остановился, разгадывая его поведение. Нет зверя боязливее волка, когда он сыт, и нет наглее его и умнее, когда голод сосёт его внутренности.
Зверь стоял спокойно, хвост его расслабленно повис до пяток. Сделал Куцый ещё шаг-другой, не выдержал зверь, повёл желтовато-серой, в чёрной пестрине мордой. Выдали его страх зеркальные злые точки в глазах. Переступил он лапами, хрустнула под ним пластина снега.
На рык Куцего примчался Пёстрый, в страхе и злобе заметался по бугру.
Волк повернулся и пошёл прочь. Куцый не бросился за волком в погоню, а пошёл медленно, рычанием распаляя себя и волка…
Подлетел Даулет, стал снимать ружьё.
Волк сделал скачок, второй и третий, будто убегая в испуге. Рассчитывал, что Куцый осмелеет при появлении хозяина, кинется за ним.
Куцый подыграл ему: он кинулся к волку, но остановился, заплясал на месте, как только остановился волк.
Вскинул ружьё Даулет. Вмиг волк сорвался с места. Рванулись за ним псы и всадник. Помчал конь по снежной целине. Рядом с конём неслись псы. Ахали, оседали под ними снега, тени псов были косматы, как овчины.
Волк исчез в провале оврага. Куцый остался на бугре: чуял подвох, волчью игру.
В тот миг, когда погоня на всём ходу с хрипом, в хрусте снегов влетела в расщелину, из-за ближнего
