Покидая деревню я, чтобы утешить Мать и набраться мужества, сказала: «Мой отъезд во Дворец — единственная наша возможность преуспеть. Верьте в мою судьбу и не плачьте!»
Шестнадцать лет разлуки — и краткий миг обратился в Вечность. Когда я распорядилась привезти Мать в Запретный дворец, гордая тем, что выполнила обещанное, когда я хотела ослепить се роскошью и славой, при виде согбенной женщины с клюкой у меня кровь застыла в жилах. Мне и в голову не пришло, что Мать родила меня в сорок шесть лет и за эти годы могла состариться. Она пала ниц к моим ногам, а я, согласно дворцовым правилам поведения, лишь слегка кивнула. Меня с ног до головы пронзила острейшая боль. То счастье, что я надеялась подарить Матери, вышло пустым и ничтожным.
Мать с детства была склонна к философии и презирала дела рукотворные. Оставляя в небрежении заветы предков насчет обязанностей женщины, она предпочитала духовный поиск. Некогда, переобустраивая ее покои, мастера нашли спрятанный в щели перекрытия обрывок бумаги. Мать начертала на нем главное из своих жизненных правил: «Никогда не творить зла и распространять душевную щедрость по всем четырем концам Земли». Прочитав это, ее отец, прославленный Великий Советник Янь Да, воскликнул: «Моя дочь — будущее нашей семьи!»
До того как попасть во Дворец, я просто боготворила Мать: познаниями она не уступала мужчине, говорила так, что каждое слово звучало вдохновенно, а ее безмятежная сила годами защищала меня от пороков клана. Но когда Мать прибыла ко Двору, я обнаружила, что шестнадцать лет нищеты капля за каплей подточили ее дух. Она стала податливой, вечно ждала новых ударов судьбы, а потому искала примирительных решений. Вместо мудрых наставлений, утешавших меня в детстве, я слышала только усталые стоны запуганной женщины.
Мать передала мне в наследство страстность души, и я впитала всю ее отвагу. Ее, мечтавшую для меня о счастливом браке с каким-нибудь чиновником, испугало, что я хочу занять место Императрицы.
— Достигнув полноты, луна истончается, — наставляла она меня. — Чем выше ты поднимаешься, тем ужаснее будет падение. Человеку следует уметь довольствоваться тем, что у него уже есть!
Подобные высказывания лишь раздражали меня.
— Госпожа, вы не совсем понимаете, как обстоит дело, — ответствовала я. — Императрица Вань запятнала свой титул. Под ее управлением во Внутреннем дворе все смешалось, а жизнь повелителя — под угрозой. Я твердо решила сделать так, чтобы Господин был спокоен и счастлив. Дело тут отнюдь не в тщеславии.
Позднее Мать пыталась защищать моих соперниц:
— Нельзя убивать женщин, более не способных вредить. Будда дал бы обеим преступницам возможность раскаяться! Прошу вас, Великая Госпожа, дозвольте им укрыться в монастыре, чтобы вымолить спасение в будущем.
— Будда одаряет всех живущих безграничным состраданием, ибо сам он непобедим, — приходилось мне объяснять. — А я всего-навсего простая смертная. Здесь, в Запретном дворце, жизнь любого человека висит на волоске. И даже если бы сердце мое испытывало жалость, разум мне это запрещает. Увы, то, о чем вы меня просите, невозможно.
Потом Мать узнала об отношениях государя с моей Старшей Сестрой и в завуалированной форме стала упрекать меня за то, что я совратила Непорочность, уведя ее с пути истинного.
— Первооснова добродетелей нашей жизни — Порядок, — возражала я. — Благодаря Непорочности мне удалось сохранить семя повелителя для нас одних. Дети от Императора довольно давно рождаются только у меня во дворце, а во Внутреннем покое существует одна-единственная Хозяйка, чья власть неоспорима и непререкаема. Таким образом я сумела восстановить долго остававшуюся в небрежении добродетель. Наложницы перестали соперничать, евнухи не смеют строить козни. Я заклеймила легкомысленность и поощряю воздержанность. Следуя моему примеру, женщины отказываются от драгоценностей и носят исключительно простую одежду: куртки да штаны. Они стали изучать писания Древних Мудрецов и заниматься воинскими искусствами. Я изменила их имена и титулы. Эти женщины теперь не зовутся Драгоценной Супругой, Приятнейшей Супругой или Восхитительной Наложницей, что означало лишь разные степени вожделения. Отныне их называют Хранительницей Благочестия, Кладезем Добродетели и Служанкой Мудрости. Поскольку мы сейчас тратим куда меньше денег на одеяния, я сумела сберечь достаточно, чтобы оплатить строительство буддистских храмов и дать возможность Посланникам Пришедшего проповедовать во всех четырех сторонах света. Госпожа, благосклонность владыки позволила расцвести вдове, никогда не знавшей любви. И ее «падение» приносит счастье миллионам живых существ. А значит, Непорочность добродетельнее всех монахинь, вместе взятых!
Потрясенная до глубины души, Мать стала денно и нощно молиться Будде, уповая, что он простит нам кровосмесительную любовь. Старшую Сестру ее страдания оставляли равнодушной, я же осыпала Мать почестями и дарами, но отныне обращалась с ней, как с ребенком. В тот момент мы с Сестрой не могли понять тревогу женщины, познавшей, что такое падение династии, крах семейного благополучия, превратности судьбы.
Непостоянство этого преходящего мира все еще казалось нам поэтической грустью и ничтожной, почти сладкой мукой.
Вот уже десять лет я пользовалась благосклонностью Маленького Фазана, и то, что эта плотская страсть не иссякает так долго, граничило с чудом. Несмотря на то что я всегда тщилась доставить повелителю новые наслаждения, предлагая ему у себя на ложе юных девственниц, мне было ясно, что повелителя утомят раз за разом повторяющиеся оргии и он опять придумает себе какую-нибудь влюбленность. К тридцати годам Маленький Фазан стал совсем медлителен и мягок. Я чувствовала себя виновной, ибо это свидетельствовало о том, что в душе его поселилась скука. Пока я искала надежную молодую женщину, способную пробудить чувства Господина, мне сообщили, что тот уже пылает страстью и успел осчастливить избранницу. Звали ее Гармонией, и это была дочь Непорочной.
Еще когда девочке исполнилось двенадцать лет, слава о ее красоте распространилась в обеих столицах. Великие кланы и придворные сановники посылали к моей сестре своих людей с хорошо подвешенным языком. Моя мать противилась раннему браку. Достигнув восьмидесяти лет, ей было тяжко расставаться со внучкой. Свадебные переговоры то прерывались, то вновь шли своим чередом. Однако все они были несерьезны.
Гармонию воспитывала бабка. Та, что достигла сумерек жизни, души не чаяла в идущей ей на смену заре. Избалованное дитя превратилось в склонного к бунту подростка. По-видимому, очарование недозрелого плода взволновало государя. Не исключено также, что эту рано развившуюся племянницу с детства завораживал недоступный для нее дядя. Широкий выпуклый лоб, волевая складка тонких губ… Увы, Гармония походила на меня во всем, вплоть до вкуса к кровосмешению.
Я закрывала глаза на их тайную любовь. Но Непорочность, обнаружив измену, пришла в исступление. Однажды утром ко мне во дворец примчались испуганные евнухи. Между Госпожой удела Вэй и ее юной соперницей вспыхнула ссора. «Благородная дама ударила дочь по щеке, — сказали мне, — а затем потребовала прочный шнур, чтобы ее удавить!»
Я побежала в павильон сестры. Вопль распорядительницы, объявившей о моем появлении, мигом утихомирил обеих женщин. Непорочность лежала, распростершись на полу. Гармония застыла рядом с ней на коленях. На лице ее, невозмутимом, как железная маска, я не увидела ни следа слез. Опустив долу мрачный взгляд, племянница приветствовала меня сердитым кивком.
— Что все это значит? — осведомилась я. — Вы обе, подняв такой шум во Внутренних покоях, заслужили по двадцать ударов бамбуковой палкой! Подумать только, две женщины из моего клана ссорятся, как озверевшие ведьмы! Нет, вы явно испытываете мои милость и терпение! Уведите отсюда Гармонию, заприте ее и пускай десять раз перепишет «Книгу добродетельной Женщины»!
Как только евнухи увели мою племянницу, я повернулась к сестре:
— Чего ради ты бесишься, забывая о приличиях, что недостойно особы твоего ранга? Прежде чем устраивать подобные сцены, подумай об издевательских улыбках здешних обитательниц и о том, что ты станешь посмешищем для высокородных дам Внешнего двора. Могуществу нашего Дома завидуют все. Зачем давать им возможность сплетничать о нас? А подумала ли ты о Матери? Представляешь, как бедняжке в восемьдесят три года было бы грустно узнать, что ты удавила ее любимую внучку? Твоя нынешняя сверхзнатность требует, чтобы ты служила примером для всех женщин Империи. Ну и как?
