ни окон, ни мебели и лишь в углу была брошена и прикрыта мешковиной куча соломы, заменявшая кровать несчастным постояльцам, попадавшим сюда. Беллариону связали руки за спиной, и Казелла не удержался от замечания, что с большей радостью затянул бы веревку вокруг его шеи.
Они заперли дверь и ушли, а Белларион еще долго стоял в темноте и слушал, пока звуки их шагов не затихнут в глубине дома. Затем он подошел к убогой лежанке и неловко опустился на нее.
Мог ли он представить себе, выходя неделю назад из монастырских ворот, что в первом же оказавшемся на его пути городе он впутается в дворцовые интриги и, рискуя жизнью, возьмется защищать интересы совершенно незнакомой ему молодой женщины, которой сам он, очевидно, совершенно безразличен? Рыцарство — только так можно было назвать такое безрассудное поведение. Что ж, подумал он, если ему суждено выйти отсюда живым, он сделает все возможное, чтобы эта напасть никогда более не приставала к нему.
У него также появились серьезные сомнения насчет справедливости изобретенного им силлогизма, доказывавшего отсутствие зла в мире. Зло действительно существовало, — о чем свидетельствовал и весь опыт, приобретенный им за истекшую неделю.
Он устроился поудобнее на своем ложе и прикинул шансы на спасение. По его мнению, они были достаточно высоки: конечно, к нему могли подослать убийцу и разделаться с ним, пока он лежал тут связанный и беспомощный, но среди заговорщиков, несомненно, находился предатель, и на его помощь Белларион возлагал сейчас все свои надежды.
Время тянулось медленно, и Белларион успел даже задремать, когда скрип ключа в замочной скважине заставил его сердце лихорадочно забиться. Напряженно вглядываясь в окружавшую его черноту, он с трудом уселся на соломе.
Дверь тихонько отворилась, и на пороге появилась высокая фигура человека, державшего в одной руке фонарь, а в другой — кинжал. Человек шагнул в комнату, и в луче света на секунду вырисовались худощавые, орлиные черты его лица.
— Я успел заждаться вас, граф Спиньо, — усмехнулся Белларион.
Глава XII. ГРАФ СПИНЬО
Спиньо поставил фонарь на пол и подошел к Беллариону.
— Ш-ш! Тихо! — прошипел он. — Перевернитесь на другой бок, чтобы я мог освободить вас.
Беллариона не пришлось долго уговаривать, и ловким движением граф разрезал веревки, стягивавшие руки пленника.
— Теперь снимайте обувь. Быстрее!
Негнущимися пальцами Белларион с трудом стянул башмаки. Несмотря на все свои недавние размышления, теперь, когда перед ним замаячил призрак свободы, он вновь почувствовал себя странствующим рыцарем. Тем временем Спиньо шептал ему на ухо:
— Нам нельзя идти вместе. Дайте мне пять минут, чтобы спуститься вниз, и лишь тогда следуйте за мной.
Белларион тяжело поднялся на ноги и серьезно посмотрел на него.
— Но если мой побег откроется… — начал было он.
— Никто и не подумает показать на меня пальцем, — нетерпеливо перебил его Спиньо. — Сегодня они остались ночевать здесь, но я сделал вид, что у меня срочные дела, и распрощался с ними. Затем я спрятался в укромном месте внизу и дождался, пока все уснут. Представляю, как они вцепятся друг другу в глотки завтра утром, — мрачно усмехнулся он, довольный своей хитростью. — Я возьму фонарь. Вы знаете дом лучше меня и без труда найдете дорогу. Постарайтесь только не греметь — иначе вам несдобровать.
— Раз вы берете фонарь, оставьте мне на всякий случай хотя бы кинжал, — попросил Белларион.
— Держите, — ответил граф и отстегнул от пояса оружие.
Он нагнулся было за фонарем, но Белларион остановил его.
— Подождите минуточку, — сказал он.
— Что еще? — с нетерпением в голосе проговорил Спиньо, выпрямляясь. И прежде чем он что-либо успел понять, Белларион быстрым и точным движением вонзил кинжал в грудь несчастного графа. Тот даже не вскрикнул, и Белларион успел подхватить его тело прежде, чем оно навзничь рухнуло на пол.
Что поделать, служба, за которую он добровольно взялся, требовала уничтожить графа Спиньо — главное орудие, с помощью которого маркиз Теодоро рассчитывал низложить своего племянника. Теперь, после гибели Спиньо и исчезновения Беллариона, заговорщикам оставалось только немедленно бежать и окончательно отказаться от своих кровожадных замыслов, игравших на руку регенту.
Однако, несмотря на все рассуждения, способные как будто оправдать подобный поступок, самого Беллариона охватил ужас. Он совершил хладнокровное убийство, и самым страшным для него, воспитанника монастыря, казалось сейчас то, что к Создателю отправилась душа неподготовленного и непокаявшегося человека.
Белларион весь дрожал, он смертельно побледнел, и глаза наполнились слезами. Он опустился на колени и принялся горячо молиться за упокоение души умершего, надеясь, что легкость, с которой граф встретил свою кончину, перевесит его тяжкие грехи, которые оставались на умершем.
Не менее четверти часа он оставался рядом с безжизненным телом графа, затем поднялся, прицепил к поясу кинжал, перекрестился и осторожно направился к двери.
Под его шагами заскрипели старые ступеньки лестницы, и каждый шорох заставлял его сердце со страхом сжиматься; ему казалось, что он слышит какие-то звуки где-то внизу, и несколько раз он останавливался и внимательно прислушивался, но все было тихо.
Он благополучно спустился на один этаж и осторожно направился вдоль но коридору к другой лестнице, которая вела к выходу из дома. Сдерживая дыхание, он на цыпочках прокрался вдоль длинного ряда закрытых дверей, и за некоторыми из них слышалось похрапывание заночевавших у Барбареско гостей.
Внезапно в дальнем конце коридора, впереди него, появилось пятно света и раздались приглушенные голоса, один из которых явно принадлежал хозяину дома. Отступать было поздно; более не таясь, Белларион смело бросился навстречу опасности, на ходу доставая кинжал, и в этот момент Барбареско, совершенно безоружный, в ночной рубахе и колпаке, и его старый слуга со свечой в руках в изумлении замерли в конце коридора.
Впоследствии Белларион признавался, что у него не было ни малейшего желания совершать в эту ночь еще одно убийство. Но куда меньше ему самому хотелось умирать, поэтому его удар был скор и безжалостен. В последнюю секунду Барбареско, защищаясь, успел поднять правую руку, и лезвие кинжала целиком вошло в его мясистое предплечье.
Барбареско по-бычьи заревел и рухнул на пол поперек коридора, зажимая рану здоровой рукой. Спасая своего хозяина, слуга выронил свечу и отчаянно вцепился в запястье державшей кинжал руки Беллариона, мешая ему вновь воспользоваться своим смертоносным оружием. Несколько секунд они боролись так, пока Белларион не изловчился сильно ударить своего противника свободной рукой в живот. Старый слуга мешком свалился прямо на своего господина, окончательно перегораживая проход к лестнице, и тут за спиной Беллариона распахнулась дверь и на пороге появился Казелла, почти обнаженный, но со шпагой в руке. На мгновение Беллариону показалось, что ловушка захлопнулась: с одним кинжалом он едва ли смог бы противостоять шпаге, а бежать вперед ему мешали тела Барбареско и слуги.
Затем, почти инстинктивно, он толкнул плечом ближайшую к нему дверь, и за ней открылась просторная, выходящая окнами на улицу комната. Одним прыжком Белларион очутился внутри ее и успел запереть дверь на задвижку, прежде чем по ней разъяренно застучали кулаки его преследователя. Белларион торопливо пододвинул вплотную к двери массивный стол и взгромоздил на него еще несколько попавшихся под руку предметов мебели, максимально укрепляя возводимую им баррикаду. Затем он распахнул настежь одно из окон и, крепко привязав край своего плаща за каменный выступ подоконника, перекинул другой конец плаща наружу. Он прикинул, что если спуститься по нему и повиснуть, держась вытянутыми руками за нижний конец плаща, то до земли останется всего лишь несколько футов note 46 — расстояние, вполне безопасное для прыжка. Но в тот самый момент, когда он уже собирался взобраться на подоконник, входная дверь внизу загремела, открываясь, и на улице появились двое конспираторов с обнаженными шпагами.
Он в отчаянии застонал. Ловушка как будто и в самом деле захлопывалась, таким образом подводя
