двумя слугами, о которых она уже говорила. Один из них стар и слаб, другой настолько тяжело болен, что, вероятнее всего, не выживет. Сама она заразилась чумой давно, два месяца назад. Происходит она из знатного рода Мональди. Сирота, живет здесь, во дворце своего дяди, маркиза Фенаро, который заболел чумой незадолго до нее. Поскольку он тогда был в Падуе, ее тетка спешно отправилась к больному мужу. После его кончины она не отважилась вернуться в Геную. За заболевшей ее племянницей ухаживала Бона, которая скорее умерла бы, чем бросила в беде свою хозяйку. Именно ей она и обязана жизнью. Верная душа. Бона всегда была возле ее изголовья, сражаясь с болезнью, и победила ее. Сама же она была невосприимчива к чуме. поскольку, как и старый Амброджо, переболела ею в молодости. Беппо, единственный из слуг (кроме Амброджо), который не сбежал, на удивление долго не поддавался болезни, но все-таки слег несколько дней назад.

Вот и все, что успела сказать Просперо хозяйка, пока служанка выполняла поручение.

Когда вошла запыхавшаяся Бона, госпожа встала.

— Теперь я покидаю вас. Бона принесла вам все, чем может снабдить вас мой бедный дом. Мы еще увидимся до вашего ухода.

Он быстро поднялся, и какое-то мгновение они стояли лицом к лицу, всматриваясь друг в друга.

— В грустную минуту расставания я тщетно буду искать слова благодарности, — проговорил Просперо. Она покачала головой.

— Вы забыли, что я только возвращаю долг. Доброй ночи, синьор, желаю вам приятного отдыха.

Женщина быстро вышла, шелестя жесткой серебряной парчой, а он, выйдя в прихожую, смотрел ей вслед до тех пор, пока тускло мерцающая фигура не растворилась во мраке.

Просперо услышал за спиной голос Боны. Та принесла бутыль вина, несколько яиц в корзинке, стакан для воды, хрустальный бокал и вазочку меда.

— Все это, по крайней мере, не причинит вам вреда, — сказала служанка. — Ничья рука, кроме моей, не дотрагивалась до этих сосудов. Все протерто уксусом. Мед — очень хорошее лекарство от любой заразы. Можете есть его без опаски. Яйца разобьете сами. Не нужно ли вам еще чего-нибудь, синьор?

Едва Бона заговорила, Просперо вздохнул и повернулся к ней. Теперь, увидев ее пытливый взгляд и простое открытое крестьянское лицо, он невольно улыбнулся. Благодаря своей улыбке, Просперо снискал себе дружеское расположение множества людей.

Поблагодарив Бону, Просперо отпустил ее. Он, казалось, не спешил приступать к ужину. Когда Бона удалилась, беглец опять подошел к дверям и долго стоял, опершись о колонну. Его глаза привыкли к темноте, и он начал различать контуры окружающих предметов: кипарисы, замершие в прохладном ночном воздухе; стальной блеск воды и слабое сияние мраморного тритона, нависавшего над ней. Внезапно в одном из окон дворца замерцал свет, словно чьи-то глаза сверкнули, поймав его пристальный взгляд. Просперо замер. Когда свет погас, он медленно вернулся в павильон и запер за собой дверь. Адорно налил себе вина, выпил, и оно показалось ему прекрасным. Расстегнув и сняв портупею и оружие, Просперо бросил их на кресло. Сна не было. В его сознании, казалось, бушевал вулкан. Кровь прилила к голове, глаза лихорадочно засверкали. Он открыл шкаф эбенового дерева, стоявший у противоположной стены, нашел перо и бумагу и подвинул к столу кресло.

Вы знаете тот сонет без названия из сборника его стихов, который начинается словами: «То был побег от смерти к жизни. Прыжок — и вот я словно заново рожден…»

Этот сонет был написан ночью, в садовом павильоне дворца Карретто в Генуе. В нем Просперо Адорно попытался поведать нам о том, что произошло с ним в саду и наполнило его жизнь новым смыслом.

Глава Х. ВОДЫ ЛЕТЫ

В ту июльскую ночь в садовом павильоне Просперо Адорно провалился в сон, которому суждено было стать очень долгим.

Когда он проснулся со свежей головой, ему смутно вспомнилось, что намного раньше, перед рассветом, его сон уже прерывался. Тогда Просперо пригрезилось, что его голова превратилась в шар, наполненный болью и такой свинцово-тяжелый, что он с трудом мог приподняться на подушках. Вся его грудь была покрыта синевато-багровыми пятнами, в которых Просперо распознал характерные признаки бубонной чумы. За этим сном последовали другие, которые вспоминались лишь урывками и были какими-то бессвязными.

Однако теперь Адорно проснулся окончательно и лишь на миг испытал замешательство при виде стен из цветного мрамора, переливающегося в лучах солнца, и грациозного юного Вакха, который улыбался ему с вершины своего малахитового пьедестала. Просперо почти сразу вспомнил, где находится.

Затем Адорно обнаружил, что диван, на который он прилег полуодетым, превратился, пока он спал, в настоящую кровать с прекрасными льняными простынями и шелковым покрывалом, а сам он необъяснимым образом оказался обнаженным. Изумляясь всему этому, он напрягся и только тогда почувствовал слабость, такую, какой никогда не испытывал за всю свою бурную молодую жизнь. Его испуганный недоуменный взгляд встретился с глазами маленького человека, стоящего у ложа. Человек был в летах, лыс и добродушен, как старый Силен note 20.

— Господи, спаси меня! — воскликнул Просперо и услышал, что голос его так же слаб, как и тело. Стараясь говорить громче, он прохрипел: — Который час? И кто вы?

— Тс-с, — старик подошел ближе. — Хвала святым! Ваша душа наконец-то вернулась. Но тем не менее ложитесь. — Он мягко заставил Просперо снова опуститься на подушки и быстро привел в порядок его постель. Холодная костлявая рука успокаивающе коснулась его лба. — Жар спал. Теперь все будет хорошо. Мужайтесь, мой господин!

Просперо вытаращил на него глаза.

— Но чем же я болен? И который час? — снова спросил он. Кроткое морщинистое лицо старика осветилось улыбкой.

— Уже почти полдень и праздник Святого Лоренцо — десятое августа. До Просперо наконец дошло.

— Вы не назвали год, — пожаловался он.

— Хе! Хе! Вы уже можете шутить! Это хорошо. Это хорошо. Вы действительно вылечились.

— Но от чего, скажите, прошу вас.

— Ну конечно же от чумы. От чего же еще? Именно от чумы. Две недели вы лежали, выделяя вместе с потом яд, и иногда нам казалось, что вместе с ядом улетучится и ваша жизнь. Но вы — крепкий юноша, да простит мне ваша милость такое обращение, и победили госпожу Смерть.

— Чума! — Он почувствовал тошноту. — И я лежал здесь две недели? Две недели! Словно в водах Леты note 21! — Просперо полузакрыл глаза и застыл, сосредоточенно пытаясь почувствовать свое тело. Затем снова обратился к старику: — Кто вы?

— Все называют меня Амброджо, с вашего позволения. Я — слуга монны.

— Ах, вот как, монны. Кто такая монна? Дверь была открыта, и комнату пересекла чья-то тень. Послышались учащенное дыхание, шелест платья, и вот уже дама — около него.

— Он пришел в сознание! Амброджо потер костлявые руки.

— Хи-хи! Разве я не говорил, что он вылечится и скоро придет в себя? Верьте старому Амброджо, госпожа. За семьдесят лет он успел кое-чему научиться, слава тебе, Господи!

Глаза Просперо засияли. Он смотрел на женщину, и зрачки его в углубившихся глазницах становились все шире. Она стояла гордо и непринужденно; голубая накидка, подвязанная под грудью шнурком с кистями, подчеркивала ее рост и стать.

— Мадам, я злоупотребляю вашим гостеприимством. Умолять о приюте на одну ночь и оставаться две недели…

— Тихо, — шепотом предостерегла она, испуганная слабостью его голоса. — Вы должны отдыхать. Мы поговорим, когда наберетесь сил.

Просперо окреп гораздо быстрее, чем мог предполагать.

Его вкусно и обильно накормили. Благодаря уходу Боны и Амброджо силы Просперо прибывали не по

Вы читаете Меч ислама
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату