Все трое с ненавистью смотрели на Просперо. Глядевший исподлобья кардинал мгновение любовался их замешательством.
— Похоже, вы получили ответ, — проговорил он, заставив родственников очнуться.
Райнальдо протянул руку за шляпой, которую бросил на стол, и посмотрел на сыновей.
— Идемте, — позвал он. — Здесь нам больше делать нечего. Он шагнул к двери. Просперо отступил в сторону, давая дорогу. На пороге Райнальдо обернулся и бросил сердитый взгляд на высокую фигуру брата, облаченного в пурпурное одеяние.
— Вы, конечно, остаетесь, Джоваккино, — усмехнулся он.
— Только на минутку, — кротко ответил кардинал и добавил с мягкой иронией: — Не покидайте Генуи, не получив моего благословения.
Райнальдо и сыновья в ярости вышли.
Монна Аурелия, прямо и гордо сидевшая в кресле, посмотрела на сына Ее плотно сжатый рот полуоткрылся.
— Ты вел себя превосходно, — сказала она. — Это я готова признать. Но главное в том, что этот мальчишка Таддео прав: твои доводы были доводами хитрого адвоката, пренебрегающего истиной. Они не подействовали.
— По крайней мере, родственнички замолчали, — устало сказал Просперо.
— И доводы были убедительны, — поддержал его дядя. Он шагнул вперед, шелестя шелковой мантией, и положил изящную руку на плечо монны Аурелии. — Убедительны потому, что правдивы. Вы несправедливы, Аурелия, воспринимая их так. Легко быть надменным при вынесении приговора, когда это вам ничего не стоит. Райнальдо показал вам это. Теперь пусть судит себя по тем жестким меркам, которые сам же и установил, и отказывается от выгод, полученных от того, что он называет предательством. — Кардинал улыбнулся. — Думаете, он так поступит?
— Но предательство остается, — возразила женщина.
— Это как посмотреть, — услышала она в ответ. — Если на зло всегда отвечать злом, то нам незачем ждать смерти, чтобы очутиться в аду. — Он посмотрел на Просперо и вздохнул. — Мне неведомы ваши сокровенные побуждения, и я не намерен спрашивать о них. Даже будучи Адорно, я не уверен, что должен осудить ваш поступок. Но как священнослужителю мне все ясно. Я бы предал свой долг, поддерживая мстительность. Ну, а мнение священника более весомо, чем мнение обычного человека. — Он запахнул пурпурный плащ. — Следуйте голосу вашей совести, Просперо, что бы ни говорили люди. Господь с вами. — И кардинал поднял руку для благословения.
Монна Аурелия молчала, пока за прелатом не закрылась дверь. Затем она презрительно произнесла:
— Мнение священника! Что проку от него?
Но Просперо не ответил ей. Мнение священника глубоко потрясло его и заставило серьезно задуматься. Увидев, что сын печально понурил голову и молчит, мать заговорила снова:
— Лучше бы рассказать Райнальдо всю правду. Просперо очнулся.
— Чтобы он разболтал ее по всему свету?
— Но он сохранил бы доверие к тебе.
— Сохранил бы? — Просперо устало провел ладонью по лицу. — Разве их презрение имеет какое-то значение? Вы слышали, что сказал кардинал? Разве это неправда? Дядя и кузены раздулись от возмущения, не заметив во мне добродетели, которой, по их мнению, я обязан обладать. Но каковы их собственные добродетели? Принесли ли они хоть одну жертву? Каким образом предлагают они отомстить за поруганную честь Адорно?
Глава XVI. ВЫБОР
Просперо прогуливался со своим дядей Джоваккино в саду кардинала. Смятение, которое заронил в душу юноши кардинал, унять мог только он.
В исповеди искал Просперо избавления от своих мучительных сомнений, в качестве исповедника выбрав своего дядю.
Сейчас, когда они не спеша прохаживались подле аккуратной самшитовой изгороди, возраст которой измерялся веками, их разговор, касающийся темы исповеди, все еще ни к чему не привел. Сама же исповедь, честная и откровенная, оказалась бесполезной.
— Сын мой, я не могу даровать тебе прощение, — сокрушенно произнес кардинал. — Сперва ты должен выказать стремление к избавлению от порока. Пока ты не выбросишь из головы саму мысль о мщении, ты продолжаешь грешить.
— Нет иного пути, кроме пути бесчестья.
— Так может рассуждать человек. Меня же интересует точка зрения Господа. Я не могу ничего более сделать для тебя, дитя, пока ты не дашь мне понять, что в душе твоей произошли перемены.
Итак, притворно кающийся грешник поднялся с колен без отпущения грехов. Но, хотя кардинал и не мог более ничего для него сделать как священник, по-человечески он все еще пытался помочь Просперо и с этой целью привел его в сад.
— Из трудного положения, в которое ты попал, нет простого выхода. Было бы легче, если бы тебя вдохновляло благочестие. Поставив свой долг перед Богом выше мнения света, ты бы обрел достаточно сил для того, чтобы перенести осуждение с безразличием. Но твое единственное побуждение заключено в твоих страстях, в мирской любви. Даже откажись ты от мести, которую считаешь сыновним долгом, ты бы отказался не из христианских принципов, а ради собственного удовлетворения. Ты ненавидел бы грех не потому, что грех ненавистен, а из-за того, что он мешает осуществлению твоих желаний.
— Я не говорил всего этого, — возразил Просперо. — Я стою на распутье. То, от чего я должен отказаться, — не месть, а суд над убийцами моего отца. Иными словами, я должен отказаться от своих надежд на счастье. В этом и заключается мой выбор.
— Ты просто выразил другими словами то, что сказал я.
— Ваше преосвященство не только священник, но и Адорно. Усматриваете ли вы, Адорно, заслугу в том, чтобы отказаться от справедливого возмездия?
— В Писании сказано: «Мщение — не мой удел». Таков ответ священнослужителя. Это — закон Господа. Мирянин не может быть освобожден от его соблюдения, за исключением случаев, когда подвергается опасности его душа.
— Вы хотите, чтобы я поверил, что и не будучи священником вы посоветовали бы мне простить Дориа? Кардинал ласково улыбнулся:
— Как Адорно, возможно, и не посоветовал бы. Но, поскольку я все равно был бы не прав, какое это имеет значение? Хотя я и служитель Господа, но я все же и Адорно. Я все же — брат твоего отца. И клянусь тебе, что не жажду крови Дориа. Но, поскольку я слаб и подвержен страстям, как и все, я бы оправдал месть даже как священнослужитель. Если, разумеется, на Дориа и впрямь лежит ответственность за убийство.
Просперо в изумлении остановился.
— А разве он невиновен?
Кардинал тоже остановился и провел узкой изящной ладонью по верху изгороди из самшита, на которой все еще алмазно искрилась роса. Отняв влажную руку, Джоваккино вдохнул самшитовый аромат.
— Я считаю, что нет. Говорить, что Дориа — убийцы твоего отца, было бы преувеличением. Самое большое, о чем можно говорить с уверенностью, — это то, что Антоньотто погиб в результате некоторых их действий. Насколько я знаю, Андреа Дориа желал сохранить ему жизнь. Рано утром, после вашего побега, он высадился на берег с войсками.
— Для того, чтобы защитить жизнь моего отца? — Просперо произнес это едва ли не с насмешкой.
— А для чего же еще? Чтобы уничтожить его, Дориа достаточно было ничего не предпринимать.
