неверных свиней.
Вышагивая по тесной каюте, Драгут изливал накаленную желчь. Иссякнув, он разгладил скомканный листок.
— Вот ответ этого негодного сына шайтана. Прочти, как грязно меня оскорбляют по твоей милости. Хуже того, теперь Дориа слишком много знает. Из-за твоих дурацких советов мы сейчас в более серьезном положении, чем были до сих пор.
Просперо взял письмо и невозмутимо углубился в чтение, а долговязый Драгут, облаченный в белый халат, метался по каюте, гибкий и свирепый, как леопард.
— По крайней мере, — хладнокровно сказал Просперо, прочитав письмо, — теперь ты знаешь, чего ждать в том случае, если женщине будет причинен вред.
Драгут остановился и, резко обернувшись, посмотрел на Просперо так, словно собирался броситься на него. Корсар ощерил зубы и яростно сверкал глазами.
— Этого ты добивался, когда хитростью принудил меня сообщить Дориа, что его племянница здесь? Вот, значит, каков был твой коварный замысел?
— Это еще не все, — спокойно ответил Просперо. — Я надеялся, что вы договоритесь с Дориа. Признаться, я полагал, что адмирал схватит наживку.
И он снова взглянул на письмо.
Драгут схватил его, снова смял и отшвырнул прочь. На губах его выступила пена, хлопья которой прилипли к черной бороде.
— Думаешь, ты добился своего, да? Обвел меня вокруг пальца? Думаешь, твое дьявольское итальянское коварство помогло тебе? Клянусь бородой Магомета, ты не пожнешь плодов. Иначе я тут же повесил бы тебя. — Он опять принялся носиться по каюте. Голос у него срывался от злости. — Вы с Дориа небось думаете, что выбор у меня невелик: либо выйти из лагуны и погибнуть, либо остаться в лагуне и тоже погибнуть. Ты полагаешь, у меня нет другого выхода? Но я тоже хитер, слава Аллаху. — Он разразился безумным смехом. — Выход есть. Такой, о котором ни ты, ни Дориа даже не догадываетесь. Подожди до завтра! Я заплачу слишком большую цену, но вы с Дориа, не получите никакой выгоды. Ни мои корабли, ни мои матросы не попадут в лапы этой свиньи. И едва ли он когда-нибудь увидит свою племянницу, которую, как он дерзко бахвалится, может забрать в любую минуту! Завтра мы пересечем лагуну и высадимся в Бу Гара. Там я затоплю свои корабли, и мы пойдем пешим маршем в Алжир. До него три сотни лиг. А когда Дориа, устав стеречь пустые силки, узнает, что произошло, он еще пожалеет о своем отказе от сделки. И пожалеет еще больше, когда ему сообщат, что его племянница, которой было суждено украсить собой гарем султана, украшает мой гарем!
Итак, участь Джанны была решена. На миг Просперо оцепенел, но потом заставил себя ответить:
— Да, он пожалеет, но ты пожалеешь больше, если лишишься своего флота.
Удар попал в цель. Физиономия Драгута выражала полную растерянность. Просперо показалось, что корсар готов расплакаться.
— Разве я сказал, что это не будет тяжкой утратой для меня?! — вскричал он, но тут же взял себя в руки и уже спокойнее добавил: — Но я утешаю себя тем, что это воля Аллаха.
Проявив неслыханную дерзость, Просперо с презрением в голосе сказал взбешенному корсару:
— И ты называешь это выходом? Даже победив тебя, Дориа не добился бы большего. Твой флот потоплен. Ты сам и твои люди, будто шайка беглых преступников, надолго отлучены от моря и загнаны в пустыню! Нет, Драгут, на твоем месте я бы вышел в море и принял бой. Даже поражение не покроет тебя таким позором, как побег.
— Это совет или просто насмешка? Если совет, то я уже устал от них. Если насмешка, то чаша моего терпения переполнена. Остерегись! — С этими словами Драгут покинул Просперо, сбежал по коротким сходням в шлюпку и приказал грести к берегу.
Ступив на сушу, Драгут тотчас поскакал в Хум-эс-Сум. Он увидел, что несколько императорских галер движутся, будто производя разведку, и приказал выпалить по ним из всех пушек. Эти мальчишеская выходка помогла ему разве что отвести душу. До галер было больше мили, и Драгут прекрасно понимал, что ядра не достанут их.
Казалось, весь остров содрогнулся от этой ужасной канонады. В раскаленное небо с криками взмыли стаи морских птиц: на берегу собралась толпа любопытных берберов. Благодаря пальбе Дориа смог оценить прочность обороны Драгута и составить представление о числе и мощи пушек, которые будут противостоять ему, если он попытается прорваться в бухту.
Но у адмирала не было такого намерения. Он поступил именно так, как предсказывал Просперо. Одна из самых ходких его трирем уже устремилась на север, к Неаполю. Когда прибудет подкрепление, адмирал высадит десант на Джербу, если, конечно, Драгут не высунет нос из лагуны. Желая восстановить свой подорванный авторитет, Дориа рискнул предвосхитить события и отправил императору рапорт о блокаде Драгут-реиса, сообщив, что его флот можно считать разгромленным. С явным намерением превознести свои заслуги он приложил к рапорту и отчет о налете на Мехедию, составленный в самых цветистых и торжественных выражениях.
Смеясь над палящим из пушек Драгутом так же, как он смеялся бы над кривляющимся мальчишкой, Дориа тем не менее отдал на галеры приказ держаться на безопасном расстоянии от берега.
Глава XXVI. ЗАМЫСЕЛ
— О, Иллаха-илла-алла! — запел муэдзин на заре, стоя на корме галеаса Драгута, и клич его эхом прокатился над водой в неподвижном воздухе. Заунывный призыв разбудил правоверных на всех галерах и заставил их распластаться ничком на палубах головой к Мекке. Крик растревожил морских птиц, и они взмыли в безбрежное небо. Он разбудил и Просперо, лежавшего в цепях на мостике посреди судна.
Если вчера Драгут поверг его в парализующий ужас, то сегодня Просперо чувствовал ярость человека, борющегося за свою жизнь. Теперь даже время не имело значения: Джанна перешла в руки Драгута, и слабые надежды на ее спасение развеялись. Похоть и мстительность могли в любую минуту заставить корсара позабыть даже о той убогой галантности, которой он щеголял перед европейцами.
В течение примерно часа после того, как Драгут оставил его, Просперо отчаянно ломал голову, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Он то садился на диван и закрывал голову руками, то метался по каюте, как накануне делал Драгут. В бессмысленном отчаянии подстегивал он свое поэтическое воображение. И вдруг его осенила такая невероятная и безумная идея, что он наверняка отбросил бы ее, если бы не был в таком безнадежном положении.
Чтобы не выдать себя и не провалить дело, Просперо спешно покинул кают-компанию и, нарушив приказ не уходить с галеры, отправился на длинной лодке к берегу. Сказав в лагере, что Драгут послал его за лошадью, Просперо после короткого препирательства получил коня. Генуэзец был одет в темно- вишневый костюм и серые сапоги из мягкой кожи со шнуровкой сбоку и ботфортами. Шляпы не было и, чтобы защититься от палящего солнца. Просперо обмотал голову белым платком. Получив коня, он вскочил в седло и помчался вдоль берега на юг.
Вернувшись спустя несколько часов, он застал Драгута в страшном гневе. Не слушая объяснений, корсар тотчас велел заковать Просперо в железо. Генуэзец смирился: упрашивать все равно было бессмысленно. Лежа в темноте на палубе, он предавался размышлениям. Затея не выходила у него из головы. За ночь Драгут поостынет и наверняка не оставит без внимания записку, которую ему принесут. С этой мыслью Просперо уснул и был разбужен криками муэдзина. Он лежал, прислушиваясь к журчанию волн в зарослях тамариска и шелесту прибоя на серебристой отмели.
Потом послышались другие, более громкие звуки. После утреннего намаза эскадра ожила, началась суета, явно говорившая о приготовлениях к отплытию.
На судне Драгута царила мрачная атмосфера. Вне всякого сомнения, экипажи других галер тоже были подавлены. Пораженчество и бегство были не по нутру мусульманам, равно как и пеший поход на три сотни лиг: ведь ослы и лошади, которых можно взять в Бу Горе, достанутся офицерам или пойдут под вьюками с поклажей, которую удастся захватить с собой.
