могут продвигаться таким образом двое-трое суток напролет. В былые времена самыми выносливыми и приспособленными к природе считались китайские бродяги «хунхузы», которых этапировали на Сахалин из Приморского края. Они дольше всех могли пребывать в бегах, месяцами питаясь лишь травами и кореньями.
Месть, дерзость, любовь
Царская каторга побеги карала жестоко. Однако среди каторжан целыми десятилетиями воспитывалась странная вера в их безнаказанность. Многие считали побеги даже законными. Ни розги, ни новый срок не могли убить эту веру. Те, кто прошел отшлифованную до блеска лавку и палача, уже думали иначе. Но узники, не искушенные бегами, сомневались в каре. Любопытно, что вера в безнаказанность воспитывалась поколениями, ее начало затерялось в дымке того доброго времени, когда побег был легок и даже приветствовался охраной. Прежде всего на беглеце экономились продукты, оседавшие в желудках смотрителей. Доходило до абсурда.
Если из тюрьмы никто не бегал, ее начальник считался мягкотелым и слишком гуманным. Глава острога либо провоцировал побег, либо терпеливо ждал своего смешения. Подобные традиции сохранились и на заводах, где трудились ссыльные. До первого октября каждого года арестанту выдавалась зимняя одежда – утепленные штаны и полушубок. Если к октябрю в бега пускался один человек – надзиратель получал всего один полушубок, если двадцать – то двадцать. Случалось, что перед выдачей зимнего комплекта директор завода выступал с краткой речью: «Полушубки получает тот, кто остается. Кто решил бежать – тому они незачем».
По всей Сибири из поколения в поколение побег не воспринимали как грех или проступок. Ссыльные посмеивались над своими неудачными скитаниями, шутили и принимали за озорство. Редко побеги назывались глупостью или ошибкой и почти никогда – преступлением. Со временем тюремные нравы изменились, но народные традиции остались. Даже если на глазах всей каторги можно было бы отхлестать плетьми беглеца – другим в назидание, – большинство арестантов все так же были бы уверены, что подобная участь их не коснется. Странная и непостижимая русская душа!
На побег толкала и плохая пища, и чрезмерная жестокость персонала, и лень, и болезнь, и любовь к путешествиям, и просто любовь. Молодой, двадцатилетний парень Артем, служивший сторожем при казенном доме в Найбучи (Сахалин), полюбил аинку, которая жила в юртах на реке Наибе. Однажды Артем попался на краже и был направлен в Корсаковскую тюрьму. Любовь молодого сторожа оказалась настолько сильной, что он то и дело бросал пост и через девяносто верст мчался к любимой. В один из дней Артема подстрелили в ногу, и его амурные приключения были окончены.
Иногда из тюрьмы убегала целая толпа, чтобы погулять и развеяться. Каторжанское гулянье, как правило, сводилось к пьянству, грабежам и убийствам. Беглые арестанты могли ворваться в поселок, обчистить ряд домов, напиться и перерезать в драке друг дружку. Подоспевшим солдатам оставалось сложить раненых и трупы на повозки и везти обратно в тюрьму.
Каторжник Клименко сбежал из Александровской тюрьмы, чтобы отомстить конвоиру. Арестант уже имел за плечами побег, который завершился неудачно. Рядовой по фамилии Белов, служивший на кордоне, выстрелил по беглецу и тяжело его ранил. Оклемавшись в тюремной больнице, Клименко вновь покинул тюрьму и двинулся прямиком на знакомый кордон. На этот раз солдаты палить не стали и просто задержали беглеца. Как и надеялся Клименко, конвоировать его поручили Белову. Тащи, мол, своего крестника назад в тюрьму – получать опять награду.
Радостный солдат прихватил ружье и отправился в путь. По дороге он разговорился с арестантом, который потешал служивого забавными историями. Наконец Клименко попросил у солдата покурить. Белов поставил ружье у ноги, поднял воротник, защищаясь от холодного ветра, и начал раскуривать трубку. Беглец бросился к нему, вырвал ружье, свалил солдата на землю и выстрелил. Белов умер мгновенно. Убийца преспокойно продолжил путь, дошел до Александровской тюрьмы и сдался надзирателям. Он рассказал о выстреле и о том, где можно найти труп Белова. Вскоре Клименко был повешен.
Если узник Сахалина задумал сбежать, остановить его уже невозможно. Характер окружающей среды, надзор, внутренняя дисциплина и расхлябанность солдат – союзники беглеца. Возможность покинуть тюрьму предоставляется практически ежедневно. Арестант может незаметно проскочить через открытые тюремные ворота или же скрыться во время общих работ в тайге, где за десятками каторжников присматривает один-два солдата. Бежать тяжело лишь из карцеров, кандальных и рудников (рудник постоянно оцеплен часовыми, которые имеют право стрелять без предупреждения). Хотя для опытных узников вообще не существует никаких преград. Они бегут из тех же карцеров и рудников.
Любопытна арестантская доля Соньки – Золотой Ручки, знаменитой питерской воровки. Она гастролировала по лучшим отелям России и Европы, бессовестно обчищая номера богатых постояльцев. Настоящее полное имя Соньки удивительно по своей сложности и важности – Шейндля-Сура Лейбова Соломониак. Прибыльные гастроли Золотой Ручки оборвались в 1880 году, когда ее арестовали и приговорили к ссылке в Сибирь. В Красноярском крае питерская знаменитость трудилась всего четыре года, а затем исчезла. Ее след обнаружили в Смоленске. Беглянку вновь «упаковывают» в тюремные стены. В Смоленском допре все еще красивая и элегантная Сонька влюбляет в себя местного надзирателя Михайлова и вместе с ним 30 июня 1886 года убегает.
На свободе беглая авантюристка пробыла четыре месяца. Беглянку заковывают в кандалы и отправляют не куда-нибудь, а на остров Сахалин, подальше от центральной части России. Из Одесского порта в плавучей тюрьме Сонька отправилась в Александровск. В Александровской ссыльно-каторжной тюрьме она ухитрилась добыть солдатскую шинель. То ли украла, то ли выманила у влюбчивого служивого. Переодевшись солдатом, она почти открыто вышла из ворот тюрьмы и направилась в тайгу. Беглянку ловили лишь сутки. За это время в Александровском посту кто-то убил местного лавочника и похитил у поселенца Юрковского 56 тысяч рублей. Следствие доверилось своей интуиции, которая чувствовала в этих злодеяниях руку Золотой Ручки.
На следующий день разбойница уже лежала на отшлифованной лавке и с визгом принимала порцию плетей. После чего Золотую Ручку заковали в ручные кандалы и заперли в одиночной камере, где она прожила почти три года. Этот срок здоровья ей не прибавил. Сахалинская каторга окончательно стерла былую красоту и обаяние. Выйдя из тюрьмы, Сонька – Золотая Ручка оседает на Александровском поселении. Под конец своих дней она решается на свой последний побег, который скорее напоминал робкую отлучку. Из Александровского поста больная, выцветшая Сонька побрела в тайгу и через три километра рухнула на землю. Охрана нашла ее уже мертвой.
Три рубля и десять суток
Вечный и вездесущий дух аферизма коснулся побегов еще во времена каторги. Старый арестант, закаленный не только суровым климатом, но и десятками побегов, искал среди ссыльных новобранцев богатого (относительно, разумеется) каторжанина и уговаривал его пуститься в бега. Новички почти всегда имели деньги и теплые веши. Они еще не успевали просадить и те, и другие за картами.
Неопытный арестант соглашался, подписывая этим свой смертный приговор. Вырвавшись в тайгу, опытный беглец убивал доверчивого спутника, забирал его скромное имущество и со спокойной совестью возвращался обратно в тюрьму. Он не ложился под плеть и не получал прибавку к сроку, ибо он пробыл на свободе всего сутки.
Осталась нераскрытой судьба арестанта Лагиева, который в конце прошлого века убил ректора Тифлисской семинарии. На Сахалине Лагиев служил учителем, но очень недолго. В пасхальную ночь 1880 гола он, некто Никольский и еще четверо бродяг пустились в бега. Через несколько дней по сахалинской каторге прошел слух, что троих беглецов, уже переодетых в гражданское, видели на берегу у Муравьевского поста. Лагиева и Никольского среди них не было. Многие считали, что оба были убиты. Деньги и
