тюремных стен и заспешил прочь. Можно было укрыться под козырьком одной из контор, расположенных возле СИЗО, но Сердюк рвался подальше от тюрьмы. Лишь психически больной позволил бы себе после побега пережидать внезапный дождь в сотне метров от осточертевших застенков. В любую минуту Сердюка могли хватиться, обыскать тюремные дворы и наконец сделать запрос на пост № 1.
Небо расколола молния, и хлынул ливень. Пробежав еще десяток метров. Сердюк сорвал берет и бросил в мусорную тумбу. На руках остался темно-коричневый след. Зек был уверен, что такой же след красуется на его стриженой голове, и надежда была лишь на дождь. Он не рискнул сесть в автобус, чтобы не пачкать пассажиров направо и налево. Темно-синие потеки залили белый ворот. Сердюк остановился, чтобы перевести дух, и нырнул под навес остановки. Под его ногами сразу же растеклась цветная лужица. Какая-то бабка во все глаза уставилась на него и открыла рот. Сердюк показал ей кукиш и побежал дальше. Через десять минут дождь прошел так же неожиданно, как и начался. Но это беглеца уже не радовало.
Леонид Семенович представлял из себя в лучшем случае странное зрелище. Короткостриженая голова с коричневыми пятнами на лбу и затылке, «облысевшая» куртка с отклеившимся рукавом, грязные клочья воротника, поверх которых свисал вздувшийся от воды галстук. В таком виде можно было продвигаться лишь глубокой безлунной ночью, да и то проселочными дорогами. К своему проигрышу Сердюк вдруг отнесся философски. Он побрел в подворотню, еще надеясь укрыться в какомто подвале. Навстречу ему бодро вынырнул милицейский патруль, прятавшийся от дождя под аркой. Все три сержанта вытаращили глаза и на мгновенье остановились. Где-то на ремне трещала рация. После краткого замешательства патруль обступил Сердюка, который был ко всему равнодушен.
– Вы здесь живете? – поинтересовался тот, что с рацией.
Леонид Семенович тупо смотрел перед собой. В его душе вдруг оборвалась невидимая нить, и, распахнув промокшую «ксиву», которую еще держал в руке, он истерически завопил:
– Я следователь Забирко! Я вынужден вас арестовать! Не трогать меня, не имеете права! Менты поганые, гады, гады, гады…
Сердюка вели под выкрашенные руки. Беглый зек изрыгал проклятия и твердил, что он редактор газеты и что он заставит всю областную милицию подать в отставку. Дежурный отделения, где истекающему краской субъекту выделили угол в коридоре, вначале сделал запрос в психиатрическую лечебницу. Офицер с интересом рассматривал мокрую книжицу, озаглавленную «Свод директивных материалов». На ней еще пробивалось «Забирко Михаил Дементьевич» и «..ель по особо важн…» Лучше всего сохранилась фотография три на четыре, с которой уверенно смотрел подозрительный тип.
Задержанного Сердюка попросили встать с пола и отойти от стены. Тот покинул загаженный угол и безучастно стал снимать холодную мокрую куртку. На свет явилась голая грудь в клочках грязного ватмана. Заодно дежурный попросил снять и странные брюки. Через минуту Леонид Семенович стоял в характерных казенных трусах. Ждать ответа из психбольницы офицер не стал. Он снял телефонную трубку, набрал номер следственного изолятора и передал дежурному сообщение о странном субъекте. В тюрьме об участи Сердюка даже не подозревали. Когда прозвучало слово «Забирко», дежурный Коник напрягся. Его трапециевидные уши в момент налились кровью. На его служебной карьере был поставлен крест.
В тюрьме забили тревогу. Оказалось, что бесследно исчез агитатор и пропагандист Сердюк. Его не нашли ни в кладовке под звучным названием «фотолаборатория», ни в красном уголке, ни в мастерской. На его рабочем столе валялись засохшие кисти, пакетики из-под химикатов, баночки с краской, обрывки ткани. Их хозяин словно растворился. Забрать голого художника-оформителя приехали лишь после обеда.
Поездка в автозаке
Приемка этапа
Прием этапников из ИВС в автозак (и далее – в СИЗО (тюрьму) осуществляется конвоем внутренних войск. Начальник конвоя буквально осматривает передаваемых ему «граждан» на предмет побоев, ярко выраженных болезней (температуры и т.п.). Может и не принять кого-то, если неправильно оформлены документы, есть жалобы (отобрали вещи, не вызвали врача). Это не нравится работникам ИВС (КПЗ), им обязательно нужно разгрузить камеры, отправить в тюрьму всех, кому положено там быть. Впрочем, обычно договариваются все три заинтересованные стороны: работники ИВС возвращают, скажем, отобранные незаконно сигареты (или дают из своих запасов), гражданин – зек – берет назад претензии, а начальник конвоя дает «добро» на погрузку. Автозак – специальная машина-фургон, разгороженный внутри решетками плюс по бокам два т.н. «стакана» для одиночных заключенных, которых по той или иной причине нужно изолировать от общей массы. Иногда это просто женщины.
Как сельди в бочке
1
Вперед в таком случае лучше не лезть (по возможности); последнему, у решетки, легче дышать. Были случаи: придавливали в жаркую погодку сердечников – во двор тюрьмы они мешками вываливались из автозака.
Иногда придавливают нарочно: какого-нибудь извращенца (особенно неумолима зековская братва, если преступление совершено в отношении ребенка). Часто менты сами помещают подобную сволочь не в отдельный «стакан», а в общую массу. «Задохнулся на этапе, сердце слабое, ничего не поделаешь». Тюрьма спишет, а суду – работы меньше; или зоне – забот…
Многие из подобных случаев – легенды, обросшие красочными подробностями, но родились-то они из реальных фактов…
Раскачка
Фургоны некоторых автозаков делятся надвое перегородкой вдоль – едут две группы заключенных. Это делается для того, чтобы обезопасить конвой от раскачки автозака. Раскачка (с последующим переворотом и падением автозака) – один из способов борьбы бесправного зека за свои малые права.
Овчарки
При погрузке в автозак используются служебные овчарки. Скажем, фургон уже полон, а остается еще человек десять. При помощи команды «Фас!», кулаков и прикладов «солдатиков» и эти десять вбиваются в плотную массу «пассажиров». Хорошо, если тюрьма находится в этом же городе: 2
