Шведские спички

или ныр­нет с од­ной из сту­пе­нек.

Од­на­ко в ра­до­стях ку­па­ния бы­ст­ро про­ле­та­ло вре­мя, и вот уже по­ра вер­нуть­ся под душ, до­ж­дать­ся слу­жи­те­ля, на­звать ему пре­сло­ву­тые ини­циа­лы, за­тем на­пе­ре­гон­ки одеть­ся, при­ че­сать­ся мок­рой рас­чес­кой у за­по­тев­ше­го зер­ка­ла и вый­ти на ули­цу, чув­ст­вуя, что те­ло ста­ло лег­ким, воз­душ­ным. По пу­ти они ос­та­нав­ли­ва­лись у Пьер­ро­за, за­ка­зы­ва­ли две чаш­ки ко­фе с мо­ло­ком и не­ве­ро­ят­ным ко­ли­че­ст­вом зо­ло­ти­стых рож­ков. К Жа­ну не­ред­ко под­са­жи­ва­лись при­яте­ли, и маль­чик гор­дил­ся тем, что при­ни­мал уча­стие в их шут­ли­вой бе­се­де.

Все это ка­за­лось очень да­ле­ким. По­сле же­нить­бы Жан пе­ре­стал хо­дить в би­ст­ро Пьер­ро­за, по­ки­нул бас­сейн… И сей­час, от­ло­жив в сто­ро­ну ка­ран­даш, он ска­зал то­ном фа­та­ли­ста: «Ну что ж, уви­дим…» Ло­ша­ди Рот­шиль­да пред­став­ля­ли со­бой яв­ную опас­ность. Жан по­смот­рел на Эло­ ди, ак­ку­рат­но за­клеи­ваю­щую кон­верт, вы­нул свой ко­ше­лек, от­счи­тал не­сколь­ко мо­не­ток и дал их Оли­вье:

— Дер­жи, это те­бе на вос­кре­се­нье. Мо­жешь схо­дить в ки­нош­ку. И смот­ри, не ва­ляй ду­ра­ ка!

Маль­чик сжал мо­не­ты в ру­ке и по­ду­мал, что Бу­гра мог бы сде­лать из них пре­крас­ные коль­ца, но, к со­жа­ле­нию, для его паль­цев они бы­ли бы ве­ли­ки, по­том три­ж­ды звон­ко рас­це­ло­вал Жа­на и Эло­ди, как это при­ня­то в Овер­ни. На ли­цах ку­зе­нов поя­ви­лась рас­тро­ган­ная улыб­ка, и Жан по­ вто­рил: «Будь ум­ни­цей!» — а Эло­ди су­ну­ла еще пять­де­сят сан­ти­мов, чтоб в ан­трак­те он ку­пил се­бе па­кет с ка­ра­мель­ка­ми.

*

Оли­вье по­бе­жал при­че­сать­ся, на­дел свою кур­точ­ку и очень до­воль­ный вы­шел из до­му с на­ме­ре­ни­ем на­пра­вить­ся в «Мар­ка­де-Па­лас»; ему бы­ло все рав­но, ка­кой там да­ют фильм. Вско­ре он во­шел в фойе ки­не­ма­то­гра­фа, сте­ны ко­то­ро­го бы­ли уве­ша­ны рек­ ла­ма­ми филь­мов и фо­то­гра­фия­ми ак­те­ров по па­роч­кам: Мо­рис Ше­ва­лье и Жан­нет Мак­до­ нальд, Жан Мю­ра и Ан­на­бел­ла, Са­ша Гит­ри и Ивон­на Пре­нтан и про­сто так, не­за­ви­си­мо от филь­мов: Жюль Бер­ри, Лар­кей, Эмос, Ре­мю, Фер­нан­дель, Хар­ри Ба­ур, Адольф Мен­жу, Ро­лан Ту­ тен, Ан­д­ре Ро­анн, Са­тур­нен Фабр, Югет­та экс Дюф­ло, Мар­сель Ва­ле, Пьер Брас­сёр, Кларк Гейбл… Оли­вье при­под­нял­ся на цы­поч­ки, чтоб дос­тать до стек­лян­ной кас­сы, по­про­сил би­лет и при­го­то­ вил мо­нет­ку для би­ле­тер­ши, ко­то­рая ука­жет ему ме­сто. Он во­шел за ней в зал с де­ре­вян­ны­ми крес­ла­ми в тот мо­мент, ко­гда уже раз­дал­ся сла­бый зво­нок, со­зы­ваю­щий зри­те­лей.

Сце­на бы­ла за­кры­та боль­шим рек­лам­ным за­на­ве­сом. Оли­вье чи­тал и пе­ре­чи­ты­вал тор­ го­вые рек­ла­мы, по­ме­щен­ные в рам­ках са­мых раз­лич­ных раз­ме­ров и ук­ра­шен­ные це­лым хо­ро­ во­дом из фи­гу­рок Мик­ки-Мау­са и его кон­ку­рен­та Ко­та Фе­лик­са, очень пло­хо на­ри­со­ван­но­го, по­ка не ра­зо­брал­ся во всех их до­во­дах и уго­ва­ри­ва­ни­ях. На­ча­ла се­ан­са он до­жи­дал­ся поч­ти чет­верть ча­са, си­дя на са­мых де­ше­вых мес­тах пар­те­ра (пер­вые пять ря­дов), и ему при­хо­ди­лось силь­но за­про­ки­ды­вать го­ло­ву, что­бы ви­деть все эти кар­тин­ки на за­на­ве­се, к то­му же ис­ка­ жен­ные из-за его край­не не­удоб­ной по­зи­ции.

Ожи­да­ние, хо­тя и под му­зы­ку раз­ных пла­сти­нок, ка­за­лось уже че­рес­чур дол­гим, а тут еще столь­ко ми­нут за­ня­ли вся­кие ма­ни­пу­ля­ции до на­ча­ла про­смот­ра: подъ­ем ко­лен­ко­ро­во­го за­ на­ве­са с рек­ла­ма­ми, а за ним же­лез­но­го за­на­ве­са с пят­на­ми ржав­чи­ны, скре­жет ко­лец еще од­но­го, крас­но­го с зо­ло­тым за­на­ве­са (тут би­ле­тер­ша при­шла под­хва­тить его шну­ром с кис­тя­ ми в точ­но­сти так, как в те­ат­ре, ко­то­ро­му ки­не­ма­то­граф яв­но хо­тел под­ра­жать); за­тем под­ ня­ли еще один за­на­вес — и все это, чтоб про­де­мон­ст­ри­ро­вать пус­той эк­ран, об­ве­ден­ный чер­ной рам­кой, как тра­ур­ное пись­мо. В об­щем, это был на­стоя­щий стрип­тиз. На­ко­ нец би­ле­тер­ша под су­хое по­тре­ски­ва­ние пе­ре­клю­ча­те­лей по­га­си­ла все лам­пы, и поя­ви­лись кад­ры до­ку­мен­таль­но­го «го­во­ря­ще­го» филь­ма еще и с му­зы­кой, но он ка­зал­ся уже мно­го раз ви­ден­ным: пей­за­жи бы­ли при­прав­ле­ны ба­наль­ны­ми ком­мен­та­рия­ми, к то­му же дик­тор го­во­ рил слиш­ком воз­вы­шен­ным то­ном; тут бы­ли и за­сне­жен­ные по­ля, и бур­ные по­то­ки, и ве­ко­вые ду­бы, и об­ шир­ные про­стран­ст­ва, и глу­бо­кие безд­ны. По­том пе­ние пе­ту­ха воз­вес­ти­ло на­ча­ло хро­ни­ки с ее оче­ред­ной еже­не­дель­ной ка­та­ст­ро­фой, не­пре­мен­ным тор­ же­ст­вен­ным от­кры­ти­ем че­го-то там та­ко­го, пре­зи­ден­том в ци­лин­д­ре, ве­ло­си­пед­ны­ми гон­ ка­ми, во­ен­ным па­ра­дом и свет­ски­ми мо­да­ми, при ви­де ко­то­рых так и прыс­ну­ли со сме­ху все ме­ ст­ные ста­рич­ки, при­хо­жа­не, при­врат­ни­цы, а за ни­ми и де­ти, лю­бя­щие по­буя­нить. За всем этим сле­до­ва­ла обыч­но ма­лень­кая ко­ме­дия, муль­ти­п­ли­ка­ция или ко­рот­ко­мет­раж­ка, а по­том на­ сту­пал не­скон­чае­мый ан­тракт (па­ке­ты с кон­фе­та­ми, мят­ные пас­тил­ки, ка­ра­мель, апель­си­ны), вслед за ко­то­рым по­сле по­втор­но­го це­ре­мо­ниа­ла со все­ми за­на­ве­са­ми на­чи­нал­ся столь во­ ж­де­лен­ный боль­шой фильм.

Со­рван­цы са­мых раз­ных воз­рас­тов, си­дев­шие впе­ре­ди Оли­вье, за­тя­ги­ва­лись от­вра­ти­ тель­ны­ми окур­ка­ми (у ка­ж­до­го крес­ла име­лась гряз­ная пе­пель­ни­ца, ок­ру­жен­ная мно­го­чис­ лен­ны­ми сле­да­ми от по­га­шен­ных па­пи­рос), ху­ли­га­ны це­ли­лись в эк­ран, во­пя: тах- тах-тах! — и стре­ляя из пис­то­ле­ти­ков де­ре­вян­ны­ми стре­ла­ми с при­сос­ка­ми из крас­ ной ре­зи­ны, пар­ням нра­ви­лось при­ле­п­лять их се­бе на са­мую се­ре­ди­ну лба. Они хло­па­ли си­ день­я­ми и по­гля­ды­ва­ли на би­ле­терш в бе­лых пе­ред­ни­ках, ко­то­рые бы­ли го­то­вы сде­лать им за­ме­ча­ние или при­гро­зить уда­ле­ни­ем из за­ла. Оли­вье не уча­ст­во­вал в шум­ных вы­ход­ках этих не­по­сед­ли­вых зри­те­лей не по­то­му, что был па­инь­кой, а про­сто он с ин­те­ре­сом и вол­не­ни­ем ждал пред­стоя­ще­го зре­ли­ща. Он си­дел пря­мо, с дос­то­ин­ст­вом, вел се­бя как ме­ло­ман, за­ча­ро­ ван­ный об­раз­ами и зву­ка­ми, по­рой со­всем за­ти­хал и с ка­ким-то от­тен­ком гру­сти и вос­хи­ще­ния пе­ре­жи­вал эти зна­чи­тель­ные ми­ну­ты сво­ей жиз­ни.

В то вос­кре­се­нье да­ва­ли фильм «Дон-Ки­хот». Позд­нее ре­бе­нок уз­на­ ет, что это бы­ло про­из­ве­де­ние из­вест­но­го не­мец­ко­го ре­жис­се­ра Паб­ста. Но то­гда он не об­ра­ тил вни­ма­ния на тит­ры. Он ма­ло что знал и о ге­рое это­го филь­ма, Дон-Ки­хо­те из Ла­ман­чи (маль­ чик по­ла­гал, что речь идет о про­ли­ве), раз­ве толь­ко что этот че­ло­век был вы­сок и худ и что его со­ про­во­ж­дал не­кий Сан­чо Пан­са, по кон­тра­сту с хо­зяи­ном — ма­лень­кий и тол­стый. Оли­вье пред­ по­ла­гал, что они вро­де ко­ми­ков Ду­п­ле­нат­та и Па­та­шо­на или Ло­ре­ля и Хар­ди.

С пер­вых же кад­ров Оли­вье был по­ко­рен. Рус­ский ак­тер Ша­ля­пин и фран­цуз­ский — Дор­виль иг­ра­ли ге­ро­ев этой ле­ген­ды. При­клю­че­ния Ры­ца­ря пе­чаль­но­го об­раза с мед­ным та­зи­ком ци­ рюль­ни­ка на го­ло­ве по­гру­зи­ли ре­бен­ка в не­зна­ко­мое ему до сих пор вос­тор­жен­ное со­стоя­ние. Он не так уж мно­го по­нял в этой ис­то­рии, но пе­ние, му­зы­ка за­ста­ви­ли его тре­пе­тать. Ка­ж­дый кадр обо­ст­рял пе­ре­жи­ва­ния маль­чи­ка, вол­но­вал его. За муд­рым со­дер­жа­ни­ем кар­ти­ны он глу­бо­ко ощу­щал оди­но­че­ст­во ге­роя, и ко­гда кни­ги ги­даль­го пре­да­ва­лись со­жже­нию на ко­ст­ ре, вол­не­ние Оли­вье так воз­рос­ло, что ему бы­ло труд­но спра­вить­ся со свои­ми чув­ст­ва­ми. О сво­ ей ду­шев­ной бо­ли пел Дон-Ки­хот, а из­му­чен­ный соб­ст­вен­ны­ми пе­ча­ля­ми ре­бе­нок тос­ко­вал вме­сте с ним. В ту ми­ну­ту, ко­гда на эк­ра­не осе­ли го­ря­щие уг­ли ко­ст­ра, Оли­вье вновь уви­дел тол­стые ве­рев­ки во­круг гро­ба ма­те­ри. И дол­го еще по­сле то­го, как в за­ле за­жег­ся свет, маль­чик гля­дел на опус­тев­ший эк­ран, как буд­то Дон-Ки­хот все еще был там…

*

Из «Мар­ка­де-Па­ла­са» Оли­вье ушел воз­бу­ж­ден­ный. Он ша­гал по ули­ це по­лу­за­крыв гла­за, чтоб не ви­деть про­хо­жих и по­доль­ше со­хра­нить в па­мя­ти этот пла­мень, сжи­гав­ший кни­ги и от­ра­жав­ший­ся в гла­зах ге­роя, ко­то­ро­го все пре­да­ли. Взвол­но­ван­ный, ос­ ле­п­лен­ный впе­чат­ле­ния­ми, Оли­вье ре­шил пой­ти в свою ко­ну­ру под ле­ст­ни­цей Бек­ке­рель, в свое убе­жи­ще, ко­то­рое од­но лишь мог­ло ус­по­ко­ить его ти­ши­ной, по­лу­мра­ком и уе­ди­не­ни­ем. В его моз­гу все еще бу­ше­ва­ло пла­мя ау­то­да­фе. Оно во­ро­ши­ло стра­ни­цы книг, по­жи­ра­ло их од­ну за дру­гой, бу­ма­га кор­чи­лась и, ка­за­лось, сте­на­ла пе­ред тем, как ис­пе­пе­лить­ся.

Оли­вье от­крыл за­движ­ку и спря­тал­ся в са­мой глу­би­не чу­ла­на. И на этот раз он ук­рыл­ся ме­ж­ду му­сор­ны­ми ба­ка­ми и мет­ла­ми, как ежик. Ре­бе­нок раз­ры­дал­ся, не до кон­ца осоз­на­вая при­чи­ну сво­их слез, но ему ста­ло лег­че. Он да­же пе­ре­стал чув­ст­во­вать эту мерз­кую вонь от пы­ли, мас­ти­ки для по­ла и гни­лых ово­щей, к ко­то­рой при­ме­ши­вал­ся еще за­пах ка­ко­го-то жи­вот­но­ го.