Шведские спички

та­ми для пер­ма­нен­та, а на ули­це — це­поч­ку по­хо­жих на иг­руш­ки так­си, в италь­ян­ской кол­бас­ ной — под­ве­шен­ные к по­тол­ку око­ро­ка и кол­ба­сы с бе­лым, как пуд­ра, на­ле­том, на тро­туа­ре — по­сыль­но­го с двух­ко­лес­ной те­леж­кой и ящи­ком на ней, в ок­нах — ожи­даю­щих кли­ен­тов порт­ ных, с ви­ся­щим змей­кой на шее кле­ен­ча­тым мет­ром.

Вот ка­кие-то две де­воч­ки, име­нуя друг дру­га «До­ро­гая ма­дам!», ве­зут де­ре­вян­ные ко­ля­ соч­ки с тря­пич­ны­ми ро­зо­вы­ми ку­кол­ка­ми, на­би­ты­ми от­ру­бя­ми. Мо­ло­дой араб пус­ка­ет мыль­ ные пу­зы­ри че­рез со­ло­мин­ку и пы­та­ет­ся пой­мать их на ле­ту. Па­рень из га­ра­жа с ули­цы Ле­кюйе раз­ме­рен­ны­ми дви­же­ния­ми на­ка­чи­ва­ет бен­зин и от­ве­ча­ет «Нет!» ка­кой-то цы­ган­ке, пред­ла­ гаю­щей ему ку­пить од­ну из иво­вых кор­зи­нок, что на­ни­за­ны у нее на ру­ках до са­мых плеч. Чуть даль­ше чет­ве­ро ре­бят в крас­ных пе­ред­нич­ках, взяв­шись за ру­ки, бес­ко­неч­но по­вто­ря­ют од­но и то же: «Ста­нем в круг, ста­нем в круг!..»

Оли­вье ос­та­нав­ли­вал­ся то тут, то там и, улы­ба­ясь, с лю­бо­пыт­ст­вом ос­мат­ри­вал­ся. Ино­ гда он твер­дил свое имя: «Оли­вье, Оли­вье, Оли­вье…», а по­том фа­ми­лию: «Ша­то­неф, Ша­то­неф, Ша­то­неф…» — и на­ко­нец со­еди­нял их: «Оли­вье Ша­то­неф, Оли­вье Ша­то­неф, Оли­вье Ша­то­ неф…» — и уже пе­ре­ста­вал по­ни­мать, что го­во­рит о се­бе са­мом. Со­всем как в клас­се, ко­гда Би­ биш вы­зы­вал на пе­ре­клич­ке всех под­ряд, хо­тя он пре­вос­ход­но знал, кто от­сут­ст­ву­ет: «Ал­лар? — Здесь. — Бе­да­рье? — Я здесь, мсье! — Блан­шар? — Весь здесь, мсье! — (За это ему при­дет­ся в на­ка­за­ние на­пи­сать строк пять­де­сят!) — Ша­то­неф? — Я здесь! — Кар­лет­ти? — Его нет, мсье! — Кап­де­вер? — Вот он, я! — (Сто строк по­сле уро­ков это­му пло­хо вос­пи­тан­но­му Кап­де­ве­ру!) — Ку­лон, Де­лаж, Де­ла­ланд… — Зесь, зесь, зесь, мсье…» Пря­мо как иг­ра в «счи­тал­ку».

В книж­ной лав­ке на ули­це Жю­но ка­кой-то пи­са­тель, пле­ши­вый, в оч­ках с тол­сты­ми стек­ла­ ми, раз­да­вал ав­то­гра­фы. Для этой важ­ной це­ре­мо­нии он на­дел тем­ный кос­тюм с че­рес­чур при­ дав­лен­ны­ми лац­ка­на­ми, гал­стук ба­боч­кой, по­хо­жий на про­пел­лер. Пи­са­тель, с тор­ча­щи­ми из ру­ка­вов пид­жа­ка цел­лу­ло­ид­ны­ми ман­же­та­ми, дер­жа на­го­то­ве руч­ку, смот­рел на лю­дей, про­тя­ги­вав­ших ему кни­ги, с лу­ка­вым, са­мо­до­воль­ным и вме­сто с тем не­уло­ви­мо иро­ни­че­ским ви­дом и, на­бра­сы­вая на стра­ни­це не­сколь­ко стро­чек, вре­мя от вре­ме­ни смот­рел ку­да-то вверх, в по­ис­ках вдох­но­ве­ния. А во­круг тес­ни­лись лю­ди, как мо­тыль­ки, при­вле­чен­ные све­том лам­пы. Оли­вье со­зер­цал эту чу­да­ко­ва­тую лич­ность, и в ка­кой-то миг их взгля­ды встре­ти­лись че­рез вит­ ри­ну. У маль­чиш­ки поя­ви­лось же­ла­ние скор­чить ему ро­жи­цу, но он по­брел даль­ше по ули­це, изо­бра­жая, буд­то что-то пи­шет ру­кой в воз­ду­хе.

Ино­гда Оли­вье шел сле­дом за ка­ким-ни­будь эле­гант­ным гос­по­ди­ном, изу­чая дви­же­ния его тро­сти — ре­ши­тель­ный тол­чок впе­ред, за­тем стук тро­сти о тро­ту­ар, не­боль­шая за­мин­ка, сно­ва лег­кое рас­ка­чи­ва­ние. Или же пы­тал­ся хо­дить по-ути­но­му, как Ча­п­лин, вра­щая во­об­ра­жае­мой тро­сточ­кой. Или вы­тя­ги­вал вдруг ру­ки впе­ред, за­кры­вал гла­за и иг­рал сам с со­бой в лу­на­ти­ка или в слеп­ца.

Оли­вье гу­лял в скве­рах, где скри­пит пе­сок под но­га­ми, вы­би­рая ши­кар­ные ал­леи со сто­ро­ ны ули­цы Ко­лен­кур, что ве­дут к пер­пен­ди­ку­ляр­ным улоч­кам с вил­ла­ми, уто­паю­щи­ми в цве­тах, и мас­тер­ски­ми ху­дож­ни­ков с ог­ром­ны­ми стек­лян­ны­ми ок­на­ми. И го­род ста­но­вил­ся пре­крас­ным, как в меч­тах Люсь­е­на Заи­ки, ко­то­рый ни­ко­гда не уг­луб­лял­ся в про­шлое, а был весь уст­рем­лен в бу­ду­щее, го­род, точ­но боль­шой лес с под­лес­ком и по­ля­на­ми, зе­ле­ный, гриб­ной, с ог­ром­ны­ми де­ревь­я­ми, кра­си­вы­ми кам­ня­ми, бел­ка­ми, пти­ца­ми, а так­же уди­ви­тель­ны­ми жи­вот­ны­ми, ко­то­рых на­зы­ва­ют людь­ми.

*

Про­снув­шись од­на­ж­ды ут­ром, ули­ца так и ах­ну­ла от удив­ле­ния, об­на­ру­жив не­что со­вер­ шен­но не­ожи­дан­ное: ок­но Бу­гра бы­ло ук­ра­ше­но ве­ли­ко­леп­ным крас­ным фла­гом с зо­ло­че­ ны­ми кис­тя­ми и се­реб­ря­ной над­пи­сью, пря­чу­щей­ся в склад­ках по­лот­ни­ща — из-за че­го ее труд­но бы­ло про­честь.

Кое-кто улы­бал­ся при ви­де это­го фла­га, по­то­му что он вно­сил яр­кую нот­ку в мо­но­тон­ность фа­са­дов. Дру­гие, вро­де Гас­ту­не, бес­по­кои­лись — нет ли тут ка­ко­го-ни­будь ре­во­лю­ци­он­но­го на­ме­ка, и по это­му по­во­ду со­стоя­лось ко­рот­кое сек­рет­ное со­ве­ща­ние. Ко­гда Бу­гра ве­че­ром свер­нул и уб­рал свой флаг, мно­гие вздох­ну­ли с об­лег­че­ни­ем.

Про­шло два дня, и зна­мя сно­ва поя­ви­лось в ок­не. Все ут­ро Гас­ту­не про­гу­ли­вал­ся не­по­да­ ле­ку, бро­сая ос­корб­лен­ные взгля­ды на воз­му­ти­тель­ную, по его мне­нию, эмб­ле­му. Он да­же крик­ нул ра­зок: «Уби­рай­ся в Мо­ск­ву!» — но Бу­гра и не по­ка­зал­ся. Ве­че­ром флаг был опять уб­ран, но на­ут­ро во­дво­рен на ме­сто. Это уже вы­зва­ло вихрь вол­не­ний, об­су­ж­да­лось, кто «за», кто «про­ тив», за­вя­зы­ва­лись спо­ры, а один ра­бо­чий из пред­при­ятия Дар­да­ра чуть не сце­пил­ся с Гро­ма­ ля­ром, ко­то­ро­го под­стре­ка­ла к дра­ке же­на.

На сле­дую­щий день, ко­гда Бу­гра, си­дя у ок­на ря­дом со сво­им фла­гом, рас­ку­ри­вал тру­боч­ку, на­блю­дая, как клу­бы бу­ро­го ды­ма та­ют в те­п­лом воз­ду­хе, в де­ло вме­ша­лась по­ли­ция. Ко­мис­ сар, со­про­во­ж­дае­мый дву­мя по­ли­цей­ски­ми, зая­вил, что это за­пре­ще­но му­ни­ци­паль­ным со­ ве­том, и по­тре­бо­вал от Бу­гра не­мед­лен­но уб­рать стяг.

— Что, что вы го­во­ри­те? — пе­ре­спро­сил Бу­гра, под­не­ся ла­донь к уху.

По­ли­цей­ский чи­нов­ник был вы­ну­ж­ден по­вто­рить свою фра­зу гром­че, тща­тель­но вы­го­ва­ ри­вая сло­ва, а его под­руч­ные мол­ча ожи­да­ли, за­ло­жив паль­цы за по­яс.

— Ах, вот оно что? — ска­зал Бу­гра. — Все­го и де­лов… Ну обо­ж­ди­те…

Он очи­стил свою труб­ку, по­сту­чав ею о по­до­кон­ник, сно­ва на­бил и ушел за спич­ка­ми. Вер­ нув­шись, на­чал ее со сма­ком рас­ку­ри­вать и да­же пред­ло­жил та­бач­ка ко­мис­са­ру, но тот от­ка­ зал­ся весь­ма су­хо. То­гда Бу­гра вы­та­щил из-под курт­ки ка­кой-то ма­лень­кий то­мик в крас­ной об­ лож­ке и зая­вил, что это у не­го Гра­ж­дан­ский ко­декс, «ко­то­рый ка­ж­дый фран­цуз дол­жен чи­тать и об­ду­мы­вать». Пе­ре­лис­ты­вая стра­нич­ки, Бу­гра по­ин­те­ре­со­вал­ся:

— Ва­ше за­пре­ще­ние — это ка­кая ста­тья?

— Это не ста­тья, — сму­щен­но ска­зал ко­мис­сар, — а про­сто за­прет…

— Ну, то­гда ука­жи­те, по ка­ко­му па­ра­гра­фу, — по­про­сил Бу­гра, доб­ро­же­ла­тель­но улы­ ба­ясь.

Ко­мис­сар ко­рот­ко бро­сил: «О чем спо­рить?» — но Бу­гра от­ве­тил:

— Не бес­по­кой­тесь, ко­мис­сар, ко­неч­но, у нас не форт Шаб­роль, но я хо­тел бы за­дать вам еще два-три во­про­са…

Ста­рик стал и впрямь на­пы­щен­но ци­ти­ро­вать ста­тьи Гра­ж­дан­ско­го ко­дек­са, хо­тя боль­ шин­ст­во из них не име­ло пря­мо­го от­но­ше­ния к во­про­су.

Вско­ре на ули­це со­бра­лась тол­па. Гас­ту­не, Гро­ма­ляр и бу­лоч­ник ока­за­лись еди­но­мыш­ лен­ни­ка­ми и счи­та­ли, что за­кон сле­ду­ет со­блю­дать. Им про­ти­во­стоя­ли все, кто хо­те­ли по­за­ ба­вить­ся. Де­ти же и еще не­сколь­ко че­ло­век, на­обо­рот, все при­ни­ма­ли все­рь­ез. Бу­гра от­стаи­ вал свое пра­во ук­ра­сить ок­но «че­ст­ным пат­рио­ти­че­ским зна­ме­нем».

— Пат­рио­ти­че­ским, ска­жешь то­же! — шу­мел Гас­ту­не.

Ко­мис­сар нерв­ни­чал. По­ли­цей­ские по­вто­ря­ли со­брав­шим­ся: «А ну, не за­дер­жи­вай­тесь!» — в от­вет на что слы­ша­ли: «Ули­ца при­над­ле­жит всем!» Под ко­нец ко­мис­сар от­дал ко­рот­кий при­ каз, и один из его лю­дей при­ста­вил к сте­не ле­ст­ни­цу. По­ка шли эти при­го­тов­ле­ния, ка­кой-то во­ ен­ный в ок­не на­чал петь:

По­смей­те, по­смей­те-ка бро­сить вы­зов
Ве­ли­ко­леп­но­му на­ше­му ало­му зна­ме­ни…

Ко­гда по­ли­цей­ский взо­брал­ся до по­ло­ви­ны ле­ст­ни­цы, Бу­гра под­нял зна­мя и стал им раз­ ма­хи­вать. По­ли­цей­ский тщет­но пы­тал­ся схва­тить древ­ко — Бу­гра был про­вор­ней, чем он. Кто-то за­пел: «То­реа­дор, сме­лее в бой!» — и ка­кой-то ре­бе­нок под­хва­тил: «То­реа­дор, то­реа­дор!» А во­ен­ный про­дол­жал свое: