Шведские спички

Она со­жгла сра­зу не­сколь­ко ли­ст­ков, и Оли­вье по­про­сил:

— Дашь мне?

Италь­я­ноч­ка, не ску­пясь, рва­ну­ла не­сколь­ко ли­ст­ков из кни­жеч­ки и про­тя­ну­ла ему. Маль­чик по­бла­го­да­рил, по­ду­мав о том, ка­кой это бу­дет хо­ро­ший сюр­приз для Эло­ди: ко­гда она вый­дет из до­му за по­куп­ка­ми, он со­жжет эту ар­мян­скую бу­ма­гу, что­бы к ее воз­вра­ще­нию в квар­ти­ре хо­ро­шо пах­ло.

— Ну, дай же я те­бя по­це­лую, — ска­за­ла де­воч­ка, по­гла­жи­вая зо­ло­ти­стые во­ло­сы сво­его спут­ни­ка.

Она на­кло­ни­лась и, взяв его за пле­чи, по­це­ло­ва­ла в уши и шею. Оли­вье бы­ло ще­кот­но, и он вздра­ги­вал. Сна­ча­ла ему по­нра­ви­лось, но ед­ва он по­чув­ст­во­вал, что ко­жа у не­го опять ста­ла влаж­ной, ему сде­ла­лось про­тив­но. Вдруг Италь­я­ноч­ка вон­зи­лась в не­го зу­ба­ми и, при­жав к се­ бе, уку­си­ла. Оли­вье за­во­пил, схва­тил ее за во­ло­сы, за­ста­вил от­пря­нуть и бро­сил ей пря­мо в ли­ цо:

— Ты гад­кая, гад­кая, гад­кая!

Он дер­нул дверь и вы­бе­жал, за­де­вая в тем­но­те сте­ны по­гре­ба, по­ка свет не ука­зал ему вы­ ход.

На ули­це маль­чик тро­нул ру­кой свою мок­рую шею, зу­бы Италь­я­ноч­ки ос­та­ви­ли там от­ме­ ти­ну. Оли­вье по­ду­мал, что эти дев­чон­ки — про­сто ка­кие-то пси­хи. Он чув­ст­во­вал се­бя ос­корб­ лен­ным, но не за­был, что пе­ре­жил на мгно­ве­ние при­ят­ное и не­зна­ко­мое ему ощу­ще­ние.

У вхо­да в дом но­мер 77 он сно­ва уви­дел Ма­до, и ему ста­ло гру­ст­но. Оли­вье сжал в ку­ла­ке ли­ст­ки из Ар­ме­нии. А что, ес­ли их со­хра­нить для Прин­цес­сы? Зна­чит, она шо­фер­ша так­си, — это его не­сколь­ко обод­ря­ло. Маль­чик мед­лен­но под­ни­мал­ся по ле­ст­ни­це, под­тя­ги­ва­ясь за пру­тья пе­рил. Он был сму­щен и не­до­воль­но по­фыр­ки­вал но­сом.

Глава девятая

По ме­ре то­го как Оли­вье тес­нее вжи­вал­ся в быт ули­цы, про­ни­кал в сек­ре­ты, крою­щие­ся за фа­са­да­ми ее до­мов, ка­кая-то часть его жиз­ни ухо­ди­ла в про­шлое. Рас­тво­ря­лись, рас­сеи­ва­лись му­чаю­щие его ча­ры га­лан­те­рей­ной ла­воч­ки, ту­ск­нел и та­ял весь этот мир мот­ков ни­ток, иго­лок, нож­ниц, лент и ре­зи­нок, за­сло­нен­ный но­вы­ми яр­ки­ми впе­чат­ле­ния­ми. В по­тря­сен­ном соз­на­ нии маль­чи­ка ви­де­ния но­во­го и ста­ро­го сме­ши­ва­лись, на­слаи­ва­лись друг на дру­га. Те­рял чет­ кость об­раз Вир­жи­ни, что-то при­об­ре­тая от Ма­до или Эло­ди, по­ка ка­кой-ни­будь факт, слу­чай, встре­ча сно­ва не за­став­ля­ли всплыть в па­мя­ти ее без­жиз­нен­ную свет­ло­во­ло­сую го­ло­ву и не по­гру­жа­ли ре­бен­ка в тос­ку и за­дум­чи­вость.

Ку­зи­на про­тя­ну­ла ему толь­ко что вы­гла­жен­ную ру­баш­ку, от ко­то­рой так хо­ро­шо пах­ло, и, по­смот­рев на за­што­пан­ный ло­коть, ска­за­ла:

— Как она ис­кус­но чи­ни­ла, твоя ма­ма!

Кровь при­ли­ла к ли­цу маль­чи­ка. Он сел на ди­ван как был не­оде­тым, с го­лой гру­дью, и рас­ те­рян­но смот­рел на бе­лые кле­точ­ки штоп­ки. За­ме­ча­ние Эло­ди про­бу­ди­ло в нем ус­нув­шие, ка­ за­лось, вос­по­ми­на­ния. Он ус­та­вил­ся на свой те­перь та­кой бес­по­лез­ный школь­ный ра­нец, по­том одел­ся, вы­шел и примк­нул к ком­па­нии ре­бят, ок­ру­жив­ших Туд­журь­я­на, ко­то­рый хва­стал­ся, что он «па­рень дош­лый!», а по­сле гла­зел на Ана­то­ля, про­бо­вав­ше­го, хо­ро­шо ли ка­ча­ет его ве­ло­ си­пед­ный на­сос.

Как-то ут­ром Оли­вье ус­лы­хал, как Ри­ри го­во­рил ма­лы­шу Жан-Жа­ку: «Да не ре­ви ты, уви­ дишь еще свою мать!» И это вы­ра­же­ние, уже мно­го раз слы­шан­ное, пред­ста­ло пе­ред ним в но­вом све­те. Ес­ли б Ри­ри ска­зал так ему, Оли­вье, он бы, на­вер­но, те­перь от­ве­тил: «Нет, я не уви­жу ее боль­ше».

На ули­це Ла­ба по­ка­зал­ся Кра­сав­чик Мак, по­до­шел к ре­бя­там и кар­тин­но по­иг­рал мус­ку­ ла­ми под тон­кой тка­нью кос­тю­ма. Так как ему хо­те­лось по­во­зить­ся с деть­ми, а по воз­рас­ту это бы­ло не со­всем, по­жа­луй, уме­ст­но, Мак ста­рал­ся быть раз­вяз­ным, кра­со­вал­ся, под­хо­дил то к од­но­му, то к дру­го­му, вне­зап­но по­во­ра­чи­вал­ся с гиб­ко­стью то­реа­до­ра или низ­ко кла­нял­ся, раз­ма­хи­вая шля­пой, от­то­пы­ри­вал лац­ка­ны пид­жа­ка, от­тя­ги­вал ман­же­ты, по­гля­ды­вал на руч­ные ча­сы — и все это де­лал не­при­ну­ж­ден­но, поч­ти как Жюль Бер­ри, по­рой за­сты­вал на мес­ те и иг­рал на пуб­ли­ку, изо­бра­жая то мас­те­ров ба­ле­та, то опер­ных пев­цов; та­кие прие­мы лю­дям взрос­лым по­ка­за­лись бы смеш­ны­ми, но на под­ро­ст­ков они про­из­во­ди­ли впе­чат­ле­ние.

Мак вы­бра­сы­вал рыв­ком пе­ред со­бой ку­ла­ки, на­но­сил бо­ко­вой удар по пер­во­му по­пав­ ше­му­ся под­бо­род­ку, а за­тем вы­да­вал «ап­пер­кот» в сто­ро­ну Оли­вье:

— Ну-ка, дай сда­чи, ма­лыш!

Маль­чик не­мед­лен­но ста­но­вил­ся в обо­ро­ни­тель­ную по­зи­цию и на­чи­нал пры­гать на мес­ те. Он уже не­ред­ко в этом тре­ни­ро­вал­ся, во­вле­кая Лу­лу и Кап­де­ве­ра в то­ва­ри­ще­ские бои. Оли­вье до­был се­бе пень­ко­вую ве­рев­ку и пры­гал че­рез нее как че­рез ска­кал­ку. Ре­бя­та драз­ни­ ли его дев­чон­кой, но он от­ве­чал:

— А вот и не дев­чон­ка — я бок­сер!

Маль­чик ук­ла­ды­вал в кар­ман раз­лох­ма­тив­шую­ся ве­рев­ку и на­чи­нал бок­си­ро­вать с соб­ ст­вен­ной те­нью, ок­ре­стив ее Мак­сом Шме­лин­гом или При­мо Кар­не­ра, сам на­но­сил уда­ры и обо­ ро­нял­ся от них.

Вы­гля­де­ло это весь­ма ко­мич­но: Оли­вье сту­кал са­мо­го се­бя под под­бо­ро­док, па­дал и по­ ды­мал­ся с по­ла, ер­зая спи­ной по сте­не, ко­сил гла­за, гри­мас­ни­чал, де­лая вид, что у не­го ис­кры из глаз сы­п­лют­ся. За­тем счи­тал вслух над сво­им рас­про­стер­тым, но не­ви­ди­мым те­лом и, окон­ча­ тель­но раз­дво­ив­шись, вста­вал при сче­те де­вять, чтоб по­ра­зить сво­его вра­га.

Од­на­ж­ды ут­ром он от­пра­вил­ся вме­сте с Эло­ди на ры­нок на ули­цу Ра­мей. По­ка она вы­би­ ра­ла ко­чан, к ней сза­ди при­жал­ся Мак, на­сви­сты­вая сквозь зу­бы аме­ри­кан­скую пе­сен­ку. Кра­ сав­чик под­бро­сил ко­чан над ее го­ло­вой, мно­го­зна­чи­тель­но по­гля­ды­вая на Эло­ди. Он по­про­ бо­вал при­хва­тить ее за ло­ко­ток, но она спо­кой­но вы­сво­бо­ди­лась и, с пол­ным без­раз­ли­чи­ем по­смот­рев на не­го, ска­за­ла:

— Зря те­ряе­те вре­мя, бе­ре­ги­тесь — у пе­чат­ни­ков то­же есть мус­ку­лы.

То­гда Мак, не­взи­рая на разъ­я­рен­ные взгля­ды тор­гов­ки, на­чал за­бав­лять­ся тем, что бро­сал коч­ны в кор­зин­ку Эло­ди, за­ве­ряя, что в ка­пус­те тьма мла­ден­цев, а по­том ото­шел и, крив­ля­ясь, по­вто­рял:

— Нет, это не­воз­мож­но, пра­во, не­воз­мож­но!

— Не во­дил­ся бы ты с по­доб­ны­ми ти­па­ми! — ска­за­ла Эло­ди, вы­ни­мая коч­ны из сво­ей кор­ зин­ки.

Она ни­ко­му в Па­ри­же не до­ве­ря­ла — ни муж­чи­нам, ни жен­щи­нам. Ед­ва от­ве­ча­ла и на лю­без­ное при­вет­ст­вие Ма­до при встре­че в подъ­ез­де: «Здрав­ст­вуй­те, ма­дам!» Прин­цес­са как-то за­ме­ти­ла маль­чи­ку:

— Она ведь хо­ро­шень­кая, твоя ку­зи­ноч­ка. Ес­ли б она уме­ла еще оде­вать­ся и поль­зо­вать­ся кос­ме­ти­кой…

Но Жан был бди­те­лен и бе­рег свою мо­ло­дую же­ну от го­род­ских со­блаз­нов, в том чис­ле от губ­ной по­ма­ды и, ко­неч­но, от пер­ма­нен­та.

Весь день Оли­вье про­гу­ли­вал­ся, смот­рел, слу­шал. Он шел, ус­та­вив­шись на кон­чи­ки сво­их сан­да­лий: ле­вой, пра­вой, сно­ва ле­вой… и ему чу­ди­лось, что это зем­ля дви­жет­ся, бе­жит у не­го под но­га­ми. Ес­ли же маль­чик смот­рел пря­мо пе­ред со­бой и за­бы­вал счи­тать ша­ги, то ему ка­за­ лось, буд­то он сто­ит не­под­виж­но, а во­круг пе­ре­ме­ща­ют­ся ули­цы, и он вды­хал за­па­хи пер­ца, ко­ри­цы, гвоз­ди­ки у тор­гов­ца се­ме­на­ми, ви­дел бли­стаю­щий яр­ким све­том юве­лир­ный ма­га­зин — лу­чи это­го све­та от­ра­жа­лись в ка­ж­дой бро­ши, в се­реж­ках, коль­цах, — за­ме­чал за­все­гда­тая ка­фе, си­дя­ще­го на тер­ра­се и уны­ло со­зер­цаю­ще­го стоп­ку блю­дец, че­рез вит­ри­ну па­рик­ махер­ской ви­дел ве­ре­ни­цу дам, си­дя­щих под су­шиль­ны­ми, с мно­же­ст­вом про­во­дов ап­па­ра­