судьбы.
Принсеп решил, что с его стороны будет разумным создавать впечатление, что прибытие новых кораблей реально, сам он, конечно, не верил в это. Но вера других в это — подрывала власть Дирака.
Последняя версия Николаса Хоксмура сразу после перепрограммирования стала размышлять над сложностью ситуации, в которой он оказался. Другие люди на борту, знавшие ранее две его прежние версии, называли теперь его Ник-3. Самому Нику две его прежние ипостаси казались совершенно чужими, хотя отдельные воспоминания были и общими.
Одна из немногих истин, в которой он был абсолютно уверен в этом преходящем и опасном мире, в который ему вновь позволили войти, состояла в том, что он считал леди Дженевьев очень красивой. Вторая истина, которую он для себя открыл почти сразу, вернувшись к исполнению своих обязанностей, заключалась в том, что у этой интересной и привлекательной женщины был роман с Кристофером Хейвотом, которого Ник сразу возненавидел.
Еще одним из его открытий было то, что леди Дженевьев была очень осторожна с Ником, словно опасалась его. И он не представлял себе, что могло послужить тому причиной. Поверить в то, что одна из его прежних версий могла причинить ей вред, он был не в состоянии.
Ник-3 осторожно пытался нащупать подход к ней, явившись однажды в ее комнату в виде голограммы, когда она осталась одна, и он разумно предположил, что его не перебьют.
Он сказал:
– Госпожа, думаю, вы знаете меня.
Она резко взглянула на непрошеного гостя:
– Я знаю, тебя зовут Ник. Николас Хоксмур. Чего ты хочешь?
– Только успокоить вас. У меня сложилось впечатление, что вы боитесь меня. Я хочу пообещать вам, что бояться меня нет никаких оснований. С моей стороны это было бы последним делом причинить вам зло...
– Спасибо, Ник, спасибо. Что-нибудь еще? Если это все, пожалуйста, оставь меня одну.
– Да, миледи. Но не соблаговолите ли вы сначала ответить на один мой вопрос?
– Что такое? — нехотя проговорила она.
– Я не сплю, как, вероятно, вы знаете. Все же были времена,— а я полагаю, что это как-то связано с перепрограммированием, времена, когда я видел сны. Мне снилось, что у меня было тело, тело было у вас, и мы были вместе. Я не знаю, сможете ли вы сказать мне что-нибудь об этих моих снах,— но мне казалось, что я должен был рассказать о них вам.
Леди теперь смотрела на него совершенно другими глазами.
– Как странно,— выдохнула она.
– Миледи?
– Нет, Ник, мы никогда в телесной оболочке не были вместе. У тебя никогда не было тела.
– Я это знаю.
– Но ты действительно являлся мне во сне. Точно так, я являлась в твоих. Боги космоса, как бы я хотела избавиться от них!
Мгновение спустя Хоксмур удалился из каюты леди Дженевьев, чувствуя облегчение от того, что у нее не было к нему ненависти, но никакой информации он не получил.
Мысль о том, что он постоянно подвергался процессу перепрограммирования угнетала его, хотя, с другой стороны, это было залогом своего рода бессмертия.
Ник, насколько мог помнить, никогда не делал для себя своей копии, даже такого желания у него не возникало никогда.
Но он боялся, что копии его могли быть у Дирака.
Хейвот поведал Принсепу и другие истории спасения Ника-1, и как была записана невеста Дирака, а потом возрождена из плоти и крови. Эту историю ему рассказала сама леди Дженевьев.
Для самого Дирака факт смерти его невесты, как и любое другое препятствие, с которым он сталкивался, было всего лишь временной задержкой. Фактически он нуждался не столько в самой Дженевьев. Он выбрал свою невесту из многих претенденток, благодаря тем ценным качествам, которыми она обладала. Но решающим тут было то, что она была влиятельна.
Фактически еще до того, как премьер узнал, что существует запись личности Дженевьев, он уже начал производить расчеты: насколько органически выращенное приближение должно походить на его невесту, чтобы стало признанным в мире политики.
Одна вещь была известна наверняка: ко времени, когда появился истерзанный флагман с небольшой кучкой уцелевших беженцев, Дирак уже на протяжении веков время от времени оперировал с искусственными матками. Его первой решительной попыткой было сделать копию своей возлюбленной, или, как первый шаг к ее копированию, воспроизвести их сына. Но очень скоро он обнаружил, что Ник-1 с помощью Фрейи-2 проводил очень похожую операцию.
После того, как вероломство Ника-1 стало явным, неудачная версия Ника Хоксмура была перепрограммирована в Ника-2, Дирак продолжал эксперименты, но теперь в его голове были другие мысли.
Задор и Ховелер были согласны с сомнениями Принсепа и его людей относительно того, что произошло с Кенсингом и другими людьми, исчезнувшими на яхте:
– Почему так поздно было объявлено об их гибели? Почему все привели в порядок до того, как объявили о том, что произошло?
Когда Дираку были заданы эти вопросы, то он ответил, что не обязан ни перед кем отчитываться в своих действиях, но наличие какой-либо тайны он отрицал.
В общем, казалось, что премьер был удивительно равнодушен к сообщениям о том, что происходит с цивилизованным миром. Его даже не интересовали миры, которыми он когда-то управлял. Казалось, что он предпочитал не верить тем новостям, которые ему не нравились. Когда он говорил о тех людях, которыми когда-то управлял, казалось, будто он считает, что те народы и их потомки с радостью встретят его возвращение. Дирак спокойно говорил, как сильно он скучал по своему дому и своим людям, но не было похоже, чтобы он действительно желал присоединиться к ним.
Принеси считал, что теперь он начинает постепенно понимать сложившуюся ситуацию. С тех самых пор, как несколько столетий назад станция оказалась в изоляции, Дирак стал пленником своей собственной мании величия. Все его фокусы с искусственными матками были неотъемлемой частью истории, но не более того. Он прочел надписи на тысячах бирок, выводя зиготу за зиготой и стараясь восстановить и материализовать свою погибшую возлюбленную. Пряча себя под охраняемый свод на долгие годы, иногда на десятилетия между отдельными экспериментами, он сохранил относительную молодость. Ему не приходилось ждать результатов своих экспериментов.
Дирак не доверял ни одному живому существу только искусственный интеллект стоял рядом с ним на карауле во время его длительных снов. Он верил только Локи.
Ник-3 был приглашен на встречу к боссу и теперь ожидал, когда Локи впустит его. В частные апартаменты премьера Хоксмур пришел не в своем комбинезоне. Ему так приказали. Скорее он был облачен в форму электронной суспензии, парил в определенных цепях задержки, в ожидании команды, когда ему разрешат появиться на голографической панели премьера. Он безуспешно пытался завести разговор с Локи. Теперь Ник ощущал Локи как и обычно — его зловещее присутствие было подобно сильному статическому заряду, который вот-вот должен пробить.
Локи передавал приказы, задавал вопросы, выслушивал ответы — на этом его функции заканчивались.
Наконец босс позвал Ника. Ему позволили проникнуть во внутреннее святилище и он воспарил в виде оптико-электронного образа на голографической панели, находящейся рядом с односпальной кроватью господина.
В первые дни путешествия премьер приказал установить в своей каюте личного медробота. Устройство здесь смотрелось как изысканный морозильник для хранения еды или как стеклянный саркофаг и выглядело шикарно рядом с простой кроватью. На многочисленных панелях робота, его боковых стенках приглушенным светом мерцали цифры. Обитель сна в хорошо развитом представлении Ника казалась окруженной кольцом
