ресторане?
— Рассказываю. Но прежде о том, почему я там оказался. Вчера я узнал, что моя повесть одобрена к печати. Более того, мне предложили собрать книгу для договора. На радостях я по пути домой познакомился с девушкой.
— Как ее фамилия?
— Не знаю. Но довольно редкое имя.
— Назовите его.
— Нет, я бы не хотел, чтобы она привлекалась по делу. У нее и так полно забот.
— Хорошо, продолжайте.
— Кроме того, редактор газеты, где я работаю, предложил мне написать рецензию на книгу одного автора…
— Это имеет отношение к тому, что произошло в ресторане?
— Нет, но…
— Тогда опустим лирику. Что было дальше, после того, как вы познакомились с девушкой? И не отвлекайтесь на постороннее, у меня мало времени.
Чем подробнее я рассказывал о конфликте в гардеробе, тем яснее понимал, что нужно говорить о главном — о том, что виной конфликта не швейцар, а я. Но сказать об этом я не мог. Я вообще не знал, что со мной произошло, как такое могло случиться. Театр абсурда. С той лишь разницей, что здесь меня, исполнителя главной роли, не цветами забросают, а в тюрьму увезут.
— Вы утверждаете, что дали швейцару пять тысяч? Зачем вы давали пять тысяч, если у вас были пятьсот рублей?
— Хотел разменять. С такой купюрой всегда проблемы.
— Но вы же рассчитывались с официанткой, почему не разменяли у нее?
— Сначала не сообразил. А после подумал, что надо разменять.
— Вы сказали, вам пятнадцать тысяч дала мама на костюм? Вы дали швейцару мамины деньги?
— Нет, у меня была своя пятитысячная купюра.
— Я была в ресторане. Официантка говорит, что вы заказали и выпили бутылку водки?
— Да, почти.
— Не могло подобное количество сказаться на вашем поведении? При вести вас к неестественным для вас поступкам?
Я оценил ее понимание, даже возникло желание признаться не столько в своей вине, сколько в беде, которая постигла меня с этим несчастным швейцаром. Но страх, что признание тут же поставит на мне тавро грабителя, заставил отказаться от правды. И для неправды нужны были какие-то особенно убедительные слова, а я их не находил.
— Как видите, могло, раз я здесь.
— Не отвечайте уклончиво.
— Могло, но не настолько, чтобы я решился на грабеж.
Следователь записывала мои ответы, поднимала руку и прикрывала рот, чтобы спрятать зевок. Ей хотелось спать, нырнуть в теплую постель, под бочок любимого мужа, а тут… Недаром же нам показывают столько киношных конфликтов, где рушатся семьи следователей и просто милиционеров из-за их постоянной профессиональной занятости.
— Кроме вас и швейцара, там был еще кто-нибудь?
— Да, гардеробщица. Но она со швейцаром заодно.
— Вы были с девушкой. Почему не искали ее, когда она исчезла?
— Сначала ждал, искал. Потом понял, что она обиделась и ушла. Но была надежда, что поднялась в бар. И подумал, что, если она выйдет из бара, мне придется проводить ее на такси, а у меня только пятьсот рублей. Их может не хватить, а с купюрой в пять тысяч возникнут проблемы. А когда увидел швейцара, подумал разменять у него. И, словно бы хвастая, протянул швейцару. Мелькнула мысль, что он тут же вернет, потому что у него не окажется сдачи. Но швейцар не вернул. Повертел в пальцах, сказал: «Сейчас», — и повернулся к столу. Вытащил из кармана десятки, полсотенные и начал считать на столе. «Долго же тебе придется считать», — подумал я, присаживаясь рядом на стул. Однако швейцар посчитал, сложил и снова начал считать. Посчитает, посчитает, посмотрит на меня и снова считает. И тут я подумал, что он вроде бы не собирается отдавать. Видя меня пьяным, ждет, что я либо вот-вот усну, либо свалюсь под стол. И как только подумал об этом, встал и забрал то, что он уже насчитал.
Я говорил это и поражался своей выдумке. Здесь была уже не просто ложь, а вдохновенное сочинительство, из которого вырастают детективные и авантюрные романы. Мне нравилось мое творческое состояние, казалось, мои слова убедительны и неопровержимы.
— Вы посчитали деньги, которые взяли со стола?
— Нет.
— Почему?
— Я порадовался, что могу вернуть хотя бы часть того, что было в моих пяти тысячах.
— Вы пытались бежать? Сопротивлялись?
— Нет. Хотя мог, потому что в свое время был чемпионом Питера по греко-римской борьбе. Мастер спорта.
— Ваше образование?
— Высшее медицинское.
— Что было дальше?
— Какие-то гражданские лица повели меня наверх, в пустую комнату. Забрали деньги и сдачу, которую мне дала официантка. А также паспорт, служебное удостоверение и мобильный телефон.
— Вы сказали, у вас гостит мама? Где она?
— Мама не может быть гостьей у сына. У сына она дома. И сейчас она дома. Если хотите, можем поехать, и вы сами поговорите с ней.
— Спасибо за приглашение, я это сделаю без вас. Откуда у вас пятитысячная купюра?
Я еще не знал, что ответить. Но меня обрадовал ее вопрос — значит, она не исключает того, что у меня «были» пять тысяч. Но действительно — откуда? Если сказать — зарплата, она проверит, а на работе не подтвердят. Гонорар? Не было у меня гонорара. Можно сказать, что я давал кому-то в долг и мне сейчас вернули. Но кому? Она тут же свяжется с этим человеком, и я попаду впросак.
— Отвечайте.
— Сначала у меня были мелкие деньги, я собирался купить мотоцикл. И я, чтобы сохранить их, однажды в Елисеевском разменял свои мелкие на одну.
— В кассе?
— Нет, у кассы. Впереди меня стояла женщина и держала пять тысяч одной бумажкой. Я предложил поменяться… А тут — швейцар! Как это случилось — не могу понять! Ни вчера, ни во всю прошлую жизнь не возникало у меня желания грабить швейцаров. И вообще никого.
Следователь дописала протокол допроса и подала его мне:
— Прочтите и распишитесь.
Я прочитал. Записано грамотно и все то, что я рассказал. Никакой «отсебятины», ни одного лишнего слова. И подумал, что работе следователя присущ не только профессионализм, но и талант.
Весь наш разговор проходил при милиционерах, и они внимательно слушали меня. Допрос подошел к концу. Сержант спросил:
— Что, арест?
— Нет, — сказала следователь. — Для этого пока нет оснований. Пусть посидит, а я поеду к его матери. Машина готова?
— Да, товарищ капитан.
Следователь опустила протокол допроса в сумку и направилась к дверям.
— Только не говорите маме, прошу вас.
Она не ответила.
Меня снова отправили в коридор.
