— А как ты собираешься поступить с ним? Он же не передаст управление добровольно.
— Не думай, что у него останется выбор, если его арестует какое бы то ни было правительство по обвинению в измене.
Виктория хмуро посмотрела на него:
— Ты готов подвергнуть его риску быть казненным.
— А что? Конечно, готов, — согласился Адриан.
— Ты... Я этого не позволю.
— Почему? Роберт когда-нибудь сделал для тебя хоть что-то? О, он и его китайская шлюха прибрали с твоих рук сына. Но неужели ты полагаешь, Роберт намерен позволить Мартину претендовать на наследство?
Виктория закусила губу: он произнес вслух ее мысли.
— Вот именно, — угадал Адриан настроение сестры, — Мартин проведет всю свою жизнь как пес у ноги своего кузена, так же как и ты проживешь свою, кланяясь и подбирая объедки за своей невесткой, если не предпримешь решительных шагов. — Он ухмыльнулся. — А теперь я хочу, чтобы кое-кто здесь стал моей рабыней. Господи, пощупать руками эту задницу... — Виктория вырвалась из его рук и встала. — Поскольку, — продолжил Адриан, — когда я стану во главе Дома, то назначу Мартина моим наследником. — Она обернулась, чтобы взглянуть на него. — Клянусь. Разве это тебя не радует?
— Я не стану помогать тебе убивать нашего брата, — произнесла Виктория, стараясь сохранять самообладание. — Если нужно, я расскажу ему все.
— И пойдешь на казнь? Ты знаешь китайские законы. Казнят тебя, и Мартин умрет тоже. А твоего дружка Тана отловят. И революция обязательно провалится. Однако, если ты считаешь, что Роберт защитит тебя, пожалуйста... — Адриан улыбался. — Ты рассказала мне, с каким отвращением он воспринял твое признание об отношениях с Таном. Как, ты думаешь, он поступит, узнав о твоих отношениях со мной? Согласен, он добросердечный парень. И, вероятно, не допустит, чтобы тебя казнили, но, без сомнения, прогонит из дома и из Китая. Вместе с сыном. Что ты тогда будешь делать, Вики? Я думаю, тебе надо обдумать свое положение, очень серьезно обдумать.
Виктория натянула свои трусы.
— О, сними это, — сказал Адриан. — Я предпочитаю тебя голой.
— Я собираюсь домой, — заявила Виктория.
— Не сейчас, дорогая сестра. Ты еще не поиграла на флейте.
Весь Пекин лишился покоя тем летом: проводились автомобильные гонки Пекин — Париж. Китайские крестьяне никогда прежде не видели автомобиля, и прибытие участников гонок стало сенсацией, хотя идея пробега по территории Китая, России и затем всей Европы по дорогам и даже бездорожью у некоторых маньчжуров, разумеется, вызвала подозрение: уж не является ли все это коварным замыслом. России наводнить империю этими странными, тарахтящими и вонючими изобретениями изворотливого ума европейцев, и они пытались даже потребовать ареста участников гонок. Однако большинство людей рассматривали данный замысел как добрый признак того, что Китай наконец двинулся в XX век, а на долю императрицы выпали многочисленные похвалы за содействие этим соревнованиям.
Цыси сидела в своем кресле с прямой высокой спинкой, которое было специально по этому случаю вынесено в сад позади ее апартаментов. Она приказала своим излишне любознательным евнухам и дамам встать по обе стороны от нее.
— Куда мне глядеть? — поинтересовалась она.
Фотограф очень нервничал. Этот американец никогда и помышлять не смел о таком редком везении, пусть даже он дал принцу Цину крупную взятку. И вот он здесь, лицом к лицу с самой печально известной женщиной своего времени.
Ему пришлось облизнуть губы, прежде чем он смог говорить.
— Я подниму руку, ваше величество. Смотрите на мою руку.
— Нам всем смотреть на твою руку?
— Если соизволите, ваше величество.
Принцы крови, сгрудившиеся в стороне за пределами кадра, зашептались. Неслыханно! Император бы не одобрил. Но в данном случае мнение императора значения не имело.
Фотограф поднял руку, и все посмотрели на нее. Раздался хлопок вспышки, и одна дама вскрикнула в испуге.
— Уберите от меня эту идиотку и накажите палками! — взорвалась Цыси. — Портрет испорчен?
— Не думаю, ваше величество, но я все равно хотел бы сделать еще один снимок.
— Вот и делай.
Фотограф подождал, пока двое евнухов увели плачущую девушку. Во второй раз все обошлось без криков ужаса и шевелений. Фотограф с почтением поклонился, собрал свою аппаратуру, и его проводили из сада. Цыси повела рукой, и ее люди скрылись, оставив ее одну сидящей в кресле.
Подошел принц Цин:
— Я думаю, это будет очень полезно, ваше величество.
— Полезно, — проворчала Цыси. — Полезно кому?
Вдовствующая императрица была в плохом расположении духа, и принц Цин нервно сцепил руки.
— Это создаст хорошее впечатление у варваров, ваше величество.
— Варвары, — презрительно произнесла Цыси. — Приведи ту девку назад. Я хочу, чтобы ее наказали у меня на глазах. Вот дура. Приведи ее сюда.
— Слушаюсь, ваше величество. — Цин подал сигнал евнухам и сцепил руки вновь. Но он должен был выполнять свои обязанности, не делать этого — только усугублять положение. — У меня для вас донесение, ваше величество...
— Донесение? Ты мне приносишь одни только донесения.
— Нас информируют о том, что творится в империи, ваше величество. Это касается маршала Юань Шикая.
Цыси повернулась к нему, что означало внимание.
— Маршал посетил Шанхай, ваше величество. Находясь там, он провел много времени с Баррингтоном.
— Они дружат на протяжении многих лет.
— Маршал — честолюбивый человек, ваше величество.
— Я знаю это. Но он предан мне. Как и Баррингтон. Баррингтон... — произнесла она с нежностью в голосе. — Я должна его увидеть до того... — Она взглянула на своего министра. Цин судорожно сглотнул. Она чуть не произнесла страшное слово. — Что тебя беспокоит? — спросила Цыси.
Она ударила ладонью по подлокотнику кресла, и принц Цин задрожал. Как и все люди, когда-либо служившие Цыси, он научился бояться вспышек ее гнева.
— Эти люди — мои друзья! — прокричала Цыси. — И я не позволю возводить на них клевету. — Несмотря на толстый слой белого грима на лбу вздулись вены. — Не позволю, слышишь, я... — Вставая с кресла, она вдруг слабо захрипела и рухнула на сиденье с глухим ударом, от которого свалилось ее головное украшение.
Евнухи ринулись к ней, но остановились на полпути, боясь пошевелиться. Некоторое время принц Цин тоже не осмеливался сдвинуться с места, но затем увидел, как его тетя напряглась в кресле и начала сползать на землю.
— Помогите ее величеству! — закричал он.
Дамы и евнухи сгрудились вокруг Цыси, подняли ее и понесли в апартаменты. Там ее положили на кровать, но евнухи боялись предпринять что-либо еще. Цыси ничего не говорила, однако ее глаза были открыты и смотрели на них.
Принц Цин послал за врачами, в том числе и за англичанином, который состоял при представительстве. Врачам не дозволялось осматривать вдовствующую императрицу, разумеется, так же, как и императора. Они не могут пройти дальше приемной. Свое заключение им приходилось делать на основании симптомов, описанных Цином.
— С ее величеством случился удар, — сказал доктор Буррос. — Это очевидно.
