без ведома и согласия верховых городков, противников Москвы. Засилье это еще более усилилось при атамане Фроле Минаеве, избиравшемся беспрерывно 20 лет. Этот любимец Петра, опираясь на его указы и силу, с своими сторонниками образовал в Черкаске нечто вроде центрального войскового правительства, именовавшего себя также «Всевеликим Войском Донским». Булавин разметал все это «московское навождение» и восстановил старый всенародный Круг.
Петр I в бытность свою в Черкаске в мае 1709 г., собрав наличных старшин и «добрых» казаков, поставил своею властью,
Атаманы последующих годов хотя и ставились «по выбору всего войска, впредь до указу», как значилось в донесениях, но их избрание производилось не всенародным войсковым кругом, а старшинами и казаками ближайших станиц, единомышленниками старшин. В1723 г. царь не посчитался и с мнением этих старшин, избравших Ивана Краснощекова, страшного для шведов в Финляндии, для горских народов в персидском походе и татар, живших на Кубани, в котором жил дух старого донского казака, чего так боялся и не любил царь, а повелел «быть в атаманах впредь до его указу из старшин Андрею Лопатину». С этого времени атаман и старшины присвоили себе право распоряжаться, с утверждения Военной коллегии, в ведение которой с 1721 г. перешло войско Донское, всеми делами Дона: назначать очередных казаков в полки и отправлять их по царским указам в русскую армию, раздавать награды, в том числе почетное звание старшины, казачьи чины-должности квартирмистра, хорунжего, сотника и есаула, решать тяжебные дела и споры между станицами и др. В этот Круг иногда, в особо важных делах, приглашались атаманы станиц и выборные старики, по два от каждой. Рассмотрение войсковых дел в кругу старшин продолжалось до 1740 г., а с этого времени упоминается уже Войсковая Канцелярия. Так, в грамоте 1740 г. говорится:
«…
Спорные дела между станицами поручалось расследовать и разбирать одному из старшин на месте. Если дело касалось юртовых меж, то старшина склонял тяжущиеся стороны к примирению или согласиться на общую
Звание старшины было пожизненным, без права передачи его потомству. Войсковой Круг, возводя в это звание за личные заслуги, имел право и лишать его за дурное поведение и преступления против войска. Так, например: в 1751 г. старшина Лащилин «за некоторую, оказанную войску противность и непослушание» был лишен «старшинской чести и записан на 3 месяца в рядовые казаки»; в 1754 г. старшина Перфилов «за продерзости и за взятки и за освобождение при поимке великороссийских беглецов» был лишен «старшинского чина и записан вечно в рядовые казаки»{413}.
Однако были случаи, что старшинское звание было даваемо некоторым лицам и по протекции, без всяких заслуг пред Войском. Так, сын атамана Фрола Минаева Василий получил звание старшины по просьбе отца в то время, когда его личные заслуги были еще мало известны. Звание это ему поднесли сторонники старого Фрола. Такой порядок при старом всенародном Круге был нетерпим. В XVII в. почетное звание старшины давалось кругом только за личные заслуги пред всем Войском. Иван Иванов «сын Фролов» награжден старшинским званием «за заслуги отца и деда» в 1732 г. уже не кругом, а грамотой имп. Анны Ивановны; такое же звание получил из рук императрицы в 1734 г. и сын старшины, впоследствии «жалованнаго» войскового атамана, Данилы Ефремова — Степан Данилович Ефремов, также за заслуги отца{414}. Сам Данила Ефремов за 15-летнее атаманство пожалован в 1753 г. чином армейского генерал-майора{415}. Такое вмешательство верховной русской власти в дела казачьей военной общины, как растлевающее начало, дало самые пагубные для Дона последствия, выразившиеся в том, что некоторые из донских казаков по проискам отцов и дедов или знатных родственников, за взятки и посулы царским вельможам, стали награждаться российскими чинами еще «качаясь в люльке».
Единственный из всех донских старшин первой половины XVIII в. Иван Краснощеков в 1738 г. за свои великие военные подвиги был пожалован императрицей Анной Ивановной чином армейского бригадира, с награждением его золотой медалью с изображением коронации, украшенной алмазами, и жалованьем по рангу. В грамоте Анна Ивановна Войску писала, чтобы «онаго Краснощекова за действительнаго армейскаго бригадира имели и почитали, и понеже он и без того, яко старший над всеми протчими старшинами, первенство имеет и яко действительный армейский бригадир, под командою войскового атамана быть не может». Далее императрица повелевала, что если будет по ее указу назначен донским полкам поход, «то быть ему в тех походах главным командиром»{416}.
После разгрома Дона в 1708 г. донские казаки терпели большой недостаток в съестных припасах. Жилища их были разорены и сожжены, скот угнан калмыками и татарами, а все остальное съели царские войска. Присланное царское жалованье «добрым казакам», хлеб и другие припасы были лишь каплей в море и пошли в «дуван» только среди низовых, «верных» казаков. Но богата природа Донского края; нужда заставила донцов взяться за земледелие и садоводство. Плодовые сады и виноградники покрыли берега Дона от Мелехова до Цымлы. Скот добыли из постоянных стычек с кубанскими татарами. Разоренные места по Медведице, Хопру, Бузулуку и Донцу скоро были заселены выходцами из других, уцелевших станиц. Царь, занятый войной с Швецией, слал на Дон грозные указы не принимать беглых из России, но что значат эти требования «свыше», когда жизнь народа требует другое, — казаки не исполняли этих повелений и продолжали передерживать и хоронить в глухих хуторах пришлый люд. Во главе этого стояли сами донские старшины и домовитые казаки. В 1728 г. для сыску беглых на Дон прибыл ген. — майор Тараканов, но по настоянию Войска «из уважения к его заслугам», высочайшим указом 9 сентября 1728 г. было повелено сделать высылку только из тех, которые пришли на Дон после 1710 г.{417} Но и это и последующие царские повеления донцы ухитрялись не выполнять и ограничивались одними отписками, что на Дону, при всем желании, «беглых не розыскано».
К концу царствования Петра I население Дона простиралось до 60 тыс. казаков, способных носить оружие. Из них в 1711 г., по повелению царя, при объявлении войны Турции, 14 266 казаков, бывших в действующей армии (очередные), стали получать содержание из казны{418} . С тех пор Донское войско, как бы возродившись из пепла, исполняя царские повеления, стало принимать обязательное участие во всех войнах России, выдвигая на европейскую сцену, как и в минувшие века, своих легендарных чудо-богатырей, пред которыми восторгался сам знаменитый Суворов и доблести которых завидовал гениальный Наполеон{419}.
Под конец своего царствования Петр I, убедившись в великой стойкости казаков в военном деле, примером чему служили геройские схватки их с горскими народами во время персидского похода, и способности их приспособляться везде и всюду к колонизаторской жизни, в 1724 г. повелел перевести с Дона, из донецких, хоперских, бузулуцких и медведицких городков, с помощью казны, до тысячи семейств и поселить их в предгорьях Кавказа, 500 семейств на р. Аграхани и 500 на Гребнях, для охраны от набегов горцев{420}. В следующем году, по повелению Екатерины I, в помощь им туда же были командированы, в Гилянь и к крепости Св. Креста, 3000 конных казаков и 500 калмыков{421}.
Преемники Петра, следуя его политике, в 1731–32 гг. потребовали от Войска переселить на Волгу, на Царицынскую линию (от г. Царицына до р. Камышенки) до 1200 семейств охотников из ближайших станиц, для защиты этих мест от вторжений кочевых народов с Кубани и Кавказа{422} . Из этих переселенцев там образованы городки: Дубовка, как главный войсковой центр, с войсковым управлением — атаманом и старшинами, в котором было три станицы — Дубовская, Средняя и Волжская, потом Балыклеевская, Караваевская и Антиповская, просуществовавшие до 1770 г., когда их повелено было перевести на вновь учрежденную линию от Моздока к Азову.
Таким образом, московские цари, по почину Петра I, окончательно подчинив своей власти донское казачество и разрушив его старый военный уклад, стали распоряжаться им, исполняя капризы своих советников-бояр, по своему усмотрению, очень часто вопреки здравому смыслу и в неуважение и нарушение
