оружием, двое поехали в комендатуру. Через 10 минут возвращаются с нашим представителем — помахали нам ручкой и уехали… Вообще, все, что там происходит, темный лес. В этой грязи не разберется никто…. Это не война, а какая-то 'игра в солдатики'! Сижу на радиостанции — идет радиоперехват: Дудаев выезжает оттуда-то, будет там-то. Ответ командования — никаких действий! Басаев практически свободно по Грозному передвигался, его видели солдаты, фотографировались с ним даже на «Полароид». А вообще-то Басаев — мужик! Он дело знает и слово держит. Причем даже предупреждает заранее: такого-то числа я разобью такую-то и такую-то заставы, там издевались над трупами чеченцев — и делает это! Но ведь, ребята, вас же предупреждали, сделайте что-нибудь. Нет, у командования ноль эмоций — только приказ 'усилить оборону'. А чем комбат ее усилит — у него полроты стоит, и все.'
Наконец, приведем свидетельство, которое может быть прямым обвинением российскому руководству в пособничестве Дудаеву: 'Информация по Чечне странным образом не реализуется. Например, сообщаем, что костяк армии Дудаева составляют около 1000 наемников и матерых головорезов, которых остановит только смерть. Состав этих групп и места расположения известны. Так, в чеченском селении Гордали засела банда, куда входят 5 братьев Радуевых. В селе Новогрозненское — ставка Масхадова. Возле Ведено сосредоточены силы Басаева. У озера Голубое, что рядом с дагестанским райцентром Ботлих, — 300 боевиков и среди них — пакистанские моджахеды 'Черные аисты'. В окрестностях печально знаменитого Рошни-Чу часто появляется Джохар Дудаев. Однажды с помощью радиомаяка даже навели на него авиацию. Но она чуть-чуть запоздала. В результате авианалета погиб лишь начальник личной охраны Дудаева. А были бы войска в достатке обеспечены новыми разведывательно-ударными комплексами, способными в считанные секунды реализовывать на большом расстоянии развединформацию, не уйти бы всей банде. А пока нет очень многого. И главное — приказа Верховного. Армия связана по рукам и ногам.' (АиФ, № 5, 1996).
'Рука Москвы' в чеченской войне была видна всем. Вот только службы безопасности никак не могли определить, кому конкретно эта рука принадлежит. Не поэтому ли в условиях войны чеченский авторитет Масхадов мог разъезжать по местам боев на новеньком «Мерседесе» с московскими номерами (“Новая газета”, № 30, 1996)?
Измена гнездилась где-то в Кремле…
Террорист Радуев на вопрос, повторит ли он операцию типа кизлярской, не моргнув глазом ответил: 'С удовольствием!'. По поводу решения Масхадова отдать Радуева под суд последний махнул рукой: 'Это он просто так, для политики' ('Известия', 25.01.96).
А всего за несколько дней до этого Федеральная служба безопасности объявила, что не получала задания уничтожить Дудаева, Басаева или Радуева (НГ 12.01.96). Через несколько дней эти слова повторил директор ФСБ Барсуков. Мол, если бы приказали, мы бы их в два счета…
Из этого можно сделать вывод о полной безответственности руководителей спецслужб, готовых объяснить отсутствием приказа свое бездействие даже в условиях угрозы конституционному строю, целостности страны. В данном случае безответственность становится прямым предательством России, совершаемым государственными чиновниками, использующими войну в своих корыстных целях.
Сепаратисты всех мастей сумели сколотить в России свой интернационал и слаженно громили российскую государственность с ведома кремлевского руководства.
Милли-меджлис татарского народа высказался по поводу введения войск в Чечню так: 'Кровавая рука Москвы после Баку, Тбилиси, Вильнюса, Риги и Ташкента достигла сегодня Чечни и на этом не остановится'. Москва снесла это наглое оскорбление. Ни один из подписантов данного заявления не был упрятан за решетку.
Руководитель татарского общенационального центра (ТОЦ) назвал чеченские события 'колониальной имперской политикой'. Административные органы Татарии сделали все возможное, чтобы удовлетворить его требование не направлять татар на службу в Чечню. Москва снесла и это оскорбление от 'суверенного Татарстана'.
Со своими акциями против России выступили Союз татарской молодежи «Азалтык», Ассоциация национально-культурных обществ Республики Татарстан и лично президент Татарстана М.Шаймиев. Последний предложил себя в качестве посредника между российскими властями и бандитами, подразумевая для Чечни 'модель Татарстана', 'позитивно оцененную международной общественностью'. Общественность эта всегда позитивно оценивала все, что способствовало разрушению России, Шаймиев старался ее не разочаровывать.
Татарские сепаратисты чеченскую войну решили использовать для раздувания антирусской истерии. Они не только прямо поддержали Дудаева, но еще и начали проводить митинги в память погибших при защите Казани в 1552 году. (Может быть и русским надо вспомнить о татаро-монгольском разорении страны предков?) Направленность этих митингов была очевидна — на них требовали отторжения Татарии от России и говорили о 'преступлениях российской военщины в Чечне'.
Дудаев, подобно Гитлеру, рассчитывал именно на создание интернационала сепаратистов в 'титульных республиках'. Он писал для ингушей в журнале татарских этнонацистов 'Независимая Отчизна' (№ 1, 1995): 'Мы обязательно объединимся и вместе будем добиваться отторгнутых у вайнахов сталинско- беринской (имелось в виду, видимо, «бериевской» — А.К.) кликой территорий, прирезанных к Осетии вместе с правобережьем Владикавказа.'
Ингушетия достаточно прохладно отнеслась к бандитскому режиму Дудаева, но нашлись и те, кто воспылал 'вайнахской солидарностью', ставя препятствия российским войскам в подавлении мятежа. Одним из активных сепаратистов стал президент Ингушетии Руслан Аушев — в прошлом генерал, депутат России, герой афганской войны 1.
Удары федеральный войск из центра Чечни вынуждали боевиков отступать к границам с другими республиками и провоцировать военные действия на их территории. Положение осложнялось также огромным потоком беженцев, нарушающим социальную стабильность соседствующих с Чечней регионов. В Ингушетии с населением около 200 тысяч еще до начала военных действий в Чечне осели около 100 тысяч беженцев, 40 тысяч из них — беженцы из Северной Осетии, пострадавшие от межэтнических столкновений три с половиной года назад. С началом войны в Ингушетию хлынул новый поток беженцев. Только из Серноводска и Самашек прибыло 20 тыс. человек (“Известия”, 21.03.96).
Антироссийские, антирусские настроения подогревались проникающими на территорию соседних с Чечней республик вместе с беженцами бандами и лицами, сочувствовавшими Дудаеву.
В Ингушетии и Дагестане активно и открыто действовали эмиссары Дудаева. Их подрывная пропаганда не встречала никакого сопротивления. Например, председатель национального движения чеченцев Дагестана свободно высказывался перед журналистами: 'Российские войска не прекращают обстреливать дагестанские села вблизи границы с Чечней. Особенно тяжелая обстановка сложилась в труднодоступных горных дагестанских селах Ахар, Шушия, Чапаевка, Солнечное и Тухчар: огонь по этим населенным пунктам открывается еженощно. На заминированных полях по-прежнему гибнут люди. Так, 11 марта на дагестанской территории подорвались на мине двое мирных жителей. Один из них погиб.' (“Известия”, 14.03.96). Разумеется, мину поставили именно российские солдаты, а боевики Дудаева в это время в фантики играли!
Журналисты, как всегда, поддерживали бандитскую сторону в конфликте. Они писали, что 'с каждым днем становится больше местных жителей, которые приходят к выводу, что рано или поздно им придется вместе с дудаевцами воевать против российских федеральных войск.' (“Известия”, 14.03.96). Это говорилось и писалось не раз или два, а сотни, тысячи раз ввинчивалось в сознание обезумевших от горя и лишений людей. Результатом были трагические события, которые вновь относились на счет России.
Близ ингушского селения Аршты, расположенного на границе с Чечней, колонна российских войск была обстреляна, понесла потери и вынуждена была открыть ответный огонь. По данным ингушской стороны в результате обстрелов окраин села три человека погибли, четверо получили ранения. Эти данные получены
