Как я был вундеркиндом

К сожалению, я не успел увидеть, как отнёсся папа к моему письму. Но у меня не было ни капли времени. Задержись я хоть на минутку, чтобы поглазеть, какое впечатление произвело на папу моё послание, я бы наверняка опоздал в школу.

Только вечером я узнал, какие чувства всколыхнуло в папе моё письмо.

Когда вечером я приехал домой, родители, конечно, спали. На столике у телефона я нашёл сложенный вдвое лист бумаги.

У меня сразу пересохло в горле. Дрожащей рукой я взял письмо и прочёл:

'Дорогой сын!

Ты с ума сошёл. Тебе созданы условия, о которых только можно мечтать, а ты фыркаешь. Мы с мамой, бабушкой и дедушкой не жалеем сил, делаем всё, чтобы ты вырос разносторонне — и умственно, и физически — развитым.

Выкинь немедленно из головы эти глупые мысли.

Нет и ещё раз нет! Всё остаётся по-прежнему.

Твой папа'.

Д-да! Хорошо хоть, что папа понял, о чём я написал. Значит, всё остаётся по-прежнему.

Ну нет! Сам не знаю откуда, но у меня появилось упрямство. Я снова сел за стол и на обороте папиного письма сочинил своё.

'Дорогой папа!

Я чрезвычайно благодарен тебе и маме и бесконечно ценю ту заботу, которую вы проявляете, чтобы я вырос разносторонне развитым — и умственно, и физически.

Но, дорогой папа, у меня совсем нет детства. Я всего один раз в жизни катался на портфеле с ледяной горки. У меня никогда не было своей собаки. Я никогда ни с кем не дрался, никому не расквасил нос. Я ни с кем не подружился.

У меня нет ни на что времени.

С утра до вечера я развиваюсь, накапливаю знания, чтобы когда-нибудь удивить мир.

Папа, вспомни своё детство, и ты поймёшь меня.

Твой сын Сева'.

Письмо я положил на тот же столик у телефона. Вечером на том же месте меня ждал ответ от папы.

'Дорогой сын!

Да если бы у меня в детстве была хотя бы капля тех возможностей, что есть у тебя, знаешь, кем бы я был? Я бы развернулся, я бы показал, на что способен. Во всяком случае, не был бы тем обыкновенным инженером, каким сейчас являюсь.

А всё потому, что у меня в детстве ровным счётом ничего не было — ноль: ноль. Никто ничему меня не учил, никто не развивал моих способностей. Родители считали — здоров, и слава богу.

Телевидения тогда не было, книжек не хватало.

Мало было стадионов, катков, бассейнов. Про хоккей с шайбой никто из нас, мальчишек, и не слыхал. В него взрослые ещё учились играть. О фигурном катании тоже никто не знал.

А теперь? К твоим услугам лучшие тренеры и лучшие учителя, да ещё телевизор горит с утра до вечера, а в библиотеках полки ломятся от замечательных книг.

А ты от всего нос воротишь. Зажрался ты, брат. Вот так. Поэтому мой совет тебе — учись и тренируйся с полной отдачей сил. Помни — упустишь время, потом в моём возрасте крепко пожалеешь, да поздно будет.

Твой папа'.

На этом папино письмо оканчивалось, и тут же начиналось мамино.

'Дорогой сыночек!

Мне совершенно ясно, откуда ветер дует и откуда у тебя такие глупые мысли. На тебя кто-то дурно влияет. И я догадываюсь кто.

Мне передали, что ты связался с Гришей, тебя видели несколько раз с ним в одной компании.

Гриша — двоечник и лентяй, ничему хорошему он тебя не научит. Поэтому я категорически запрещаю тебе видеться и тем более дружить с ним.

Вероятно, у тебя много свободного времени, если ты катаешься с ледяной горки с этим сорванцом. Поэтому мы решили, что тебе необходимо добавить ещё одно занятие. Какое, ты скоро узнаешь.

Осторожнее переходи улицу.

Твоя мама'.

Вот так так! Не только не избавился от занятий, но и получу скоро ещё одно, добавочное.

Зря послушался Гришу. Я как чувствовал, что ничего хорошего из разговора с родителями не выйдет.

Надо сейчас же написать покаянное письмо, признаться, что я пошутил, разыграл родителей, не надо придавать серьёзного значения моим посланиям.

Но что-то меня остановило. Я решил подождать с ответом до утра.

Утро вечера мудренее, как сказал однажды некий вундеркинд.

КЛЮЧИ К СЕРДЦУ БАБУШКИ

Тот вундеркинд не ошибся. Утро и вправду оказалось мудренее вечера. Я решил, что каяться рано, надо бороться.

Папу с мамой мне убедить не удалось.

Оставались бабушка с дедушкой. Бабушка всю эту кашу заварила, пусть она её и расхлёбывает. Я понимал, что вот так просто, с бухты-барахты, бабушке ничего не скажешь. Если уж до папы ничего не дошло (а я так надеялся!), то до бабушки и подавно не дойдёт. К бабушке нужен подход. К ней надо найти ключик.

Однажды, когда я после обеда делал уроки, бабушка спросила:

— Как твои успехи? Что-то ты давно не хвалился…

Раньше, едва появившись у бабушки, я выкладывал ей обо всём, чему научили меня учителя, что я вчера узнал, увидел, услышал… Мне хотелось хоть с кем-нибудь поделиться тем, чем я живу. Моими слушателями были бабушка и дедушка.

Свой рассказ я обычно делил на две половинки.

Бабушке я сообщал об успехах, а дедушке — о неудачах. Бабушке я хвалился — она этого хотела, а дедушке я жаловался — вряд ли он этого хотел, но слушал меня терпеливо. И получалось, в общем, что им обоим я говорю правду.

Но в последние дни я действительно не хвалился перед бабушкой успехами, попросту молчал.

— Успехи есть, — ответил я, записывая в тетрадку по математике условие задачи. — Но они могли быть большими… Гораздо большими…

Бабушка встрепенулась и оставила на мгновение своё любимое вязание. Когда речь заходила об