Сегодня же выдать штраф… Всем, кто забил хоть поросенка. В пятикратном размере. Деньги внести завтра же. А если кто не внесет, пеняйте на себя. И передайте на селе: завтра же начнем отбирать и распродавать имущество в счет оплаты штрафа. А этого бывшего пастуха наказать сегодня же. Сейчас! Ступайте к нему всем составом, отберите лошадь. Нет, погоди! Не лошадь, а корову. Лошадь ему до весны не понадобится. А вот пусть без коровы поживет, сукин сын. Взять корову. А если окажет сопротивление, арестовать и посадить в кладовую к Миронову. Ясная задача?
Активисты покашливали, двигали валенками, но молчали.
– Мне можно домой идти? – спросил Акимов. – У меня своих дел невпроворот.
– Нет, нельзя, – отрезал Возвышаев. – Пойдешь вместе со всеми. Это тебе наглядная агитация. Пример будет, как надо потрошить толстосумов. Завтра и за твоих примемся.
– Чубуков, Радимов, приглядывайте, чтобы все было как надо. И без пощады! В случае чего составляйте протокол и сюда его, в холодную. Проверьте наличность хлеба. Лишний отобрать. Ступайте! И вы идите, – сказал он Марии. – Вон, берите пример с Доброхотова. Он настоящий боец-комсомолец. Идите!
Шли толпой, молча, как на похороны. Даже Доброхотов, чуть забегавший вперед, с опаской оглядывался на сурово насупленных Чубукова и Радимова, пытался угадать – о чем они думают, хотел спросить – не прибавить ли шагу? Но побаивался рассердить их и тоже помалкивал.
На краю Веретья их встретила целая ватага ребятни и собак; словно по команде, забрехали собаки, забегая в хвост этой процессии, а ребятишки, охватившие ее по бокам, вприпрыжку носились вдоль по улице и голосили:
– Пастуха идут кулачить! Пастуха трясти идут…
Из домов, с подворий, от амбаров потянулись за активистами мужики и бабы, шли назерком, держались на почтительном отдалении; кто семечки лузгал, кто был с лопатой деревянной, кто с вилами, кто с граблями. Негромко переговаривались:
– Свиней описывать, что ля?
– Говорят, к Рагулину, хлеб отбирать.
– Он вроде бы в лес уехал.
– Будто вернулся утром. Один, без лошадей.
– Лошадей-то продал…
– Кто их теперь купит?
– За бесценок возьмут.
Доброхотов свернул к пятистенному дому, обшитому тесом, с резными наличниками и звонко крикнул:
– А вот и Рагулин. Зайдем, товарищи!
Между кирпичной кладовой и домом стояли тесовые ворота и глухая высокая калитка, набранная в косую клетку. Чубуков подошел первым к калитке, взялся за литое медное кольцо и громыхнул щеколдой.
– Кто там? – донеслось басовито с подворья.
– Открывай ворота! – крикнул Чубуков.
– И в калитку пройдетя. Чай, не званые гости, – отвечал все тот же густой бас.
Чубуков толкнул плечом калитку – она оказалась не запертой. Вошли гуськом на подворье. Хозяин с вилами в руках, в расстегнутом овчинном полушубке, в новеньких лаптях – онучи белые по колена, подбирал овсяную солому. Гостей незваных встретил спокойно, будто ожидал их, – ни один мускул не дрогнул на темном, изрытом глубокими морщинами лице.
– Где ваши лошади и коровы? – спросил Чубуков.
– У меня одна лошадь и одна корова. Вон, в хлеву стоят.
– Врешь! У тебя было две коровы и три лошади.
– Ищитя, если мне не верите, – ответил кротко.
– Алексашин, Доброхотов, осмотрите хлев! – приказал Чубуков. – Ключи от кладовой!
Алексашин с Доброхотовым побежали в сарай осматривать хлева, а хозяин и не шелохнулся, стоял, опираясь на вилы, поглядывал с легкой усмешкой на грозного Чубукова, от расстегнутой груди его исходил парок – видно, что хорошо поработал.
– Ты чего стоишь? Кому сказано – принеси ключи от кладовой!
– А я тебе не слуга, дорогой и хороший. Ты у меня не работал, и делить нам с тобой нечего. Что ж я свои запасы тебе стану показывать?
– Ах, вот как! Ежиков, сходи в избу, принеси ключи от кладовой!
Ежиков козырнул, поднеся согнутую руку в варежке к шлему, и трусцой побежал к заднему крыльцу.
Из хлева на подворье вышли Доброхотов и Алексашин, сказали в один голос:
– Всего лошадь и корова… Больше никакой скотины. Даже овец нет.
– За самовольное разбазаривание скота, за саботаж по части сдачи хлебных излишков изъять корову! – приказал им Чубуков. – Возьмите веревку, выведите корову и привяжите вон, к воротам, пока мы осмотрим кладовую и прочие помещения.
Алексашин с Доброхотовым снова скрылись в сарае, на заднем крыльце появился Ежиков с ключами, за полу шинели одной рукой держала его Рагулиха, второй ухватилась за дверной косяк. Это была объемистая
